Нельсона перемены: «Сэр, Ваше письмо от пятого сего месяца, где подтверждается готовность продолжать службу, получено и доложено лордам-инспекторам адмиралтейства».
ГЛАВА 8
Средиземноморье
Сейчас я только капитан, но, если доживу, достигну высших чинов
Едва закончились рождественские каникулы, как Нельсон в очередной раз отправился в Лондон и уже 7 января 1793 года сообщал жене:
«Post nubila paebus: после туч — солнечный свет. Адмиралтейство оказывает мне такие знаки внимания, что, право, это удивляет еще больше, чем когда меня там не замечали. Не далее как вчера лорд Чэтем рассыпался в извинениях за то, что мне до сих пор не дали корабля, и предложил: если меня для начала устроит шестидесятичетырехпушечник, то я получу назначение, как только он будет готов к походу. А потом, если это будет в его власти, меня переведут на семидесятичетырехпушечник… Все указывает на близкое начало войны. Одно из наших судов обстреляли на пути в Брест — за адмиралтейством теперь ответный выстрел. Сообщи новости отцу. Уверен, они его порадуют».
По возвращении в Норфолк Нельсон узнал о казни Людовика XVI. По мнению «Норфолк кроникл», война «теперь более вероятна, чем когда-либо». Нельсону стало известно — ему предстоит командовать «Агамемноном», одним из лучших, по общему мнению, шестидесятичетырехпушечников во флоте. Он с энтузиазмом принялся набирать команду — лейтенант и четверо мичманов были посланы в прибрежные городки графства Норфолк за подходящими волонтерами. Одновременно в Бёрнем-Торпе появились визитеры-отцы, привозя с собою молодых людей, жаждущих отправиться в море с капитаном Нельсоном. Среди них находились дети трех священнослужителей из Норфолка, в том числе Уильям Болтон, сын настоятеля прихода в Холлсби, деверя сестры Нельсона Сюзанны, и хилый на вид двенадцатилетний сын преподобного Диксона Хоста, настоятеля приходов в Годвике и Титтешэлле, надеявшегося, что мальчик, заработав премиальные, поправит пошатнувшееся финансовое положение семьи.
Война была объявлена 1 февраля. На той же неделе Нельсон, дав прощальный ужин в гостинице «Плауинн» (ныне «Лорд Нельсон»), отбыл из Бёрнем-Торпа в Чэтем в сопровождении некоего молодого человека из ближайшей деревни, которому предстояло заменить в качестве его слуги Фрэнка Лепе, тоже уроженца Норфолка, ходившего с ним в обе Америки. Нельсону пришлось его рассчитать за постоянное пьянство. Новый слуга, или, как он предпочитал называть себя, «хитрован», Том Аллен, неграмотный, но при всем том нахальный и твердолобый малый, плотный, темноволосый, ухаживал за хозяином, здоров тот или болен, как няня, испытывающая гордость за своего подопечного и одновременно недовольная его слабостями, проступками и непослушанием. Случалось, Аллен не на шутку сердил Нельсона, а однажды, когда этот малый умудрился потерять ящик с документами хозяина и двумястами фунтов наличными в придачу, тот не выдержал и взорвался: «Ну и тип!.. Прожженный лгун, никогда не сказавший ни слова правды, — право, он получает от лжи такое удовольствие, что не может удержаться, даже когда ему самому не выгодно врать… Когда-нибудь меня добьют его тупость, упрямство и вранье!»
Часто Нельсону приходилось извиняться за неподобающее поведение слуги. Один из мичманов, приглашенный к столу капитана, записал в дневнике, как «неуклюжий, нескладный и вульгарный» Аллен небрежно спросил гостя Нельсона, «капитана быстроходного фрегата, незамеченного в чрезмерной скромности», как там поживает его приятель, служащий у него на фрегате.
«Капитан уронил вилку и нож и с изумлением посмотрел сквозь монокль на невозмутимого Тома, как ни в чем не бывало повторившего вопрос. Лорд Нельсон взорвался от возмущения:
— Вон из каюты, Томас Аллен! Нет, право, мне пора избавиться от такого мерзавца! Я не однажды грозил ему расчетом, но он всякий раз умудряется заставить меня отказаться от твердого, казалось бы, намеренья, ведь он малый верный и преданный, хитроумный и одновременно простодушный… Вы уж извините меня, капитан Коффилд, за его развязность! Давайте-ка выпьем!
Капитан опустил монокль и поднял бокал, уступая ослепительной улыбке, нередко освещавшей обычно печальное и довольно невыразительное лицо лорда Нельсона».
Аллен же вскоре снова появился в каюте, ничуть не смущенный полученной взбучкой.
Взял с собою Нельсон на борт «Агамемнона» и пасынка Джошиа, к несказанному огорчению матери мальчика. Она не смогла даже сдержать слез. «Бедная миссис Нельсон, — писал ее свекор, — это для нее настоящее испытание… Она проведет здесь, в приходе, неделю-другую, затем отправится в Хилсборо (к преподобному Уильяму Нельсону) и дальше, в Суоэм, где собирается подыскать себе жилье поуютнее и осесть там на некоторое время… Надеюсь, она с достоинством сумеет перенести разлуку с таким добрым мужем, а мне, во всяком случае, будет не хватать ее неизменного дружеского участия и поистине дочернего тепла».
Ну а Нельсон, будучи совсем в ином настроении, нежели его жена, счастливый и бесконечно благодарный судьбе за возможность вновь оказаться на капитанском мостике после пяти лет казавшегося бесконечным ожидания, поднялся на борт «Агамемнона». Причитания Фанни раздражали его, ныне столь довольного жизнью, тем сильнее, что она и всегда казалась вялой и подавленной. Когда они жили в Бёрнем-Торпе, Нельсону нередко приходилось заниматься делами, обычно считающимися обязанностью женщины.
Например, именно он имел дело с обойщиком, когда для дивана понадобился новый, более свободный чехол, и это ему пришлось написать рекламацию, когда присланный чехол из манчестерского хлопка в черно-белую полоску оказался на три дюйма короче, чем нужно, и не того оттенка: «Миссис Нельсон нужен красивый темно-голубой цвет, а не просто темный». А теперь вот сама миссис Нельсон либо посылает ненужные вещи, либо вовсе не посылает, а также не проверяет, упакованы ли вещи должным образом. «Ты забыла выслать мне…» — таким упреком начинается одно из писем Нельсона жене. «Я получил заказанный, насколько я понимаю, тобой бочонок с языком, — сообщает он в другом, — и еще сундук из Норфолка, и корзину с ветчиной и беконом, только она не особенно хорошо упакована, продукты не переложены соломой и по пути, из-за тряски, перемешались. Ну да ничего, сойдет».
Ему не терпелось выйти в море. Но «Агамемнон» еще не был готов: не заполнены трюмы, не укомплектована команда, и Нельсон «понятия не имел», как ее укомплектовать, «не прибегая к давлению». Неделя шла за неделей, и лишь во второй половине апреля «Агамемнон» поднял паруса и вышел из бухты Медуэй. При сильном волнении и у Джошиа Нисбета, и у его отчима разыгралась морская болезнь.
11 сентября 1793 года, в два часа ночи, «Агамемнон» бросил якорь в Неаполитанском заливе. Нельсону предстояла ответственная встреча с неаполитанским королем Фердинандом IV Бурбоном, чьи владения, крупнейшие в Италии, простирались от Папской области на севере до Сицилии на юге. Ему предстояло вывернуться наизнанку, но убедить короля и его властную жену Марию Каролину, сестру французской королевы Марии Антуанетты и дочь императрицы Марии Терезии, не ослаблять оппозиции их общим противникам во Франции, республиканцам, и оставаться верными договору между Англией и Неаполем, заключенному два месяца назад.
Вскоре после швартовки на «Агамемнон» прибыл курьер с сообщением, что король находится на борту своего флагманского судна и готов встретиться с английским капитаном. Нельсон сел в шлюпку и направился в сторону королевского флагмана. Над Везувием курился дым, словно знаменитая гора решила организовать «Агамемнону» теплый прием. По словам некоего восторженного мичмана, «жерло вулкана извергало лаву, катившуюся вниз огромными огненными реками».
Город, лежащий у подножия вулкана, самый населенный в Европе после Парижа, издали представлялся более привлекательным, нежели при ближайшем рассмотрении. Здесь бурлила самая неприглядная жизнь: по улицам тысячами бродили оборванцы-рыбаки и лоточники, носильщики и музыканты, размалеванные проститутки и священники в черных сутанах, прыгали «дочерна загорелые, совершенно голые ребятишки — те, что постарше, приплясывали и звенели кастаньетами». Бедняки жили
