– Я уверен, что ты сможешь извлечь из нее выгоду, Макс, – Горинштейн улыбнулся.
– Конечно, смогу, – пробурчал хозяин дома. – Но ты не должен делать такие заявления, не посоветовавшись со мной!
– Какие заявления? Я просто сказал то, что думаю.
– «То, что думаю!» – передразнил своего помощника Фогер. – А мне теперь приходится ломать голову над тем, что нам делать с последствиями того, что ты «просто сказал»!
– Всё правильно. Именно поэтому ты – босс! – Филипп улыбнулся еще шире.
Фогер еще какое-то время силился сохранить в себе остатки раздражения, но потом не выдержал и улыбнулся в ответ. Действительно, он сможет извлечь максимальную прибыль и из этой ситуации. Надо только как следует в ней разобраться.
– Ладно, Пи-Джи, давай начистоту. Что за дерьмо вытворяет Хилл?
– Честное слово, Макс, я не могу точно сказать. Хитрый финт, усыпление бдительности или передышка, а может, какая-то странная подготовка следующей атаки.
– Можно без всех этих тонкостей, Пи-Джи? – Фогер поморщился. – Скажи мне просто: кто фаворит и сколько еще продлится это шоу?
– На второй вопрос ответить проще. Я практически уверен, что матч закончится в ближайшие пару дней. Можешь смело исходить из этого. А вот кто победит… – Филипп покачал головой. – Сам понимаешь, я не встречался с Хиллом.
– Зато с Зенторой ты разобрался одной левой. Ты знаешь, я просмотрел недавно запись того матча – в одну калитку.
– Это был еще не Зентора, – Филипп улыбнулся несколько меланхолично. – Но игра складывалась совсем не так просто, как кажется с экрана терминала. Парню тогда явно не хватало стойкости, не было практически никакой техники, но проблески были такие… Когда через пять лет он отправил в санаторий Шмидта, я совсем не удивился.
Фогер посмотрел на часы.
– Зентора сейчас как раз должен атаковать. Не желаешь взглянуть?
Не дожидаясь согласия, Макс щелкнул пальцами, включая экран. Несколько минут они наблюдали происходящее молча.
– Не впечатляет… – проговорил наконец Фогер. – Наверное, ты был прав: Хиллу удалось заставить Зентору расслабиться.
– Всё может быть, всё может быть, – не стал спорить Горинштейн. – Хотя… Помнишь, в позапрошлом году Зентора нокаутировал Богдана? Тогда никто так и не понял, как ему это удалось. И я в том числе.
Филипп постоял еще немного, глядя на экран, потом повернулся к двери.
– Пойду я, Макс. Надо мне встретиться с человеком, который обещал добыть кое-какие сведения от тренера Хилла. До вечера!
– До вечера… Да, Пи-Джи! – окликнул помощника Фогер. – Мне всё время было интересно, но как-то не мог собраться и спросить. Говорят, ты уникальное явление среди найтмареров. Это правда, что ты не испытываешь ненависти к своим бывшим соперникам?
Филипп посмотрел на босса со своей обычной улыбкой на лице.
– Как ты мог поверить в такую чушь, Макс?
Когда я наконец обретаю способность воспринимать окружающий мир, выясняется, что мои пальцы настолько крепко вцепились в простыню, что я не могу их разжать. Сердце выскакивает из груди, в каждом из висков работает по паровому молоту, со всей дури стучащему в мой мозг.
Постепенно удается чуть-чуть расслабиться и выпустить простыню из рук. Второй раз за матч мне хочется нажать на «белую кнопку». Но сейчас мне этого хочется
Сначала я сделаю себе кофе. Потом я его выпью. Посмотрю TV… Нет, сегодня не буду смотреть. Просто посижу спокойно и погляжу в окно. И решу.
Я встаю с кровати с трудом, ноги дрожат. Да что ноги, дрожит мелкой дрожью всё тело. Водки бы я сейчас выпил, но нельзя. Кофе можно, а водку нельзя – глупость какая!
Из головы не выходит одна мысль: случайность или нет? Неужели Хилл каким-то образом смог прощупать мою серпентофобию? Она у меня в легкой форме, и обычно все «змеиные» атаки я выдерживал без особых хлопот. Но сегодня… Я не смог удержаться от быстрого взгляда вниз – удостовериться, что руки и ноги у меня имеются в наличии. Первый взгляд меня не убедил, и за ним последовал второй.
«Чёрт, да хватит уже этого идиотизма!» – одергиваю я себя после третьего взгляда.
Иду на кухню. Людям с различными фобиями в найтмаринге делать, по большому счету, нечего. Возможно, я единственное исключение. Но о моей боязни змей не знает ни один человек в этом мире. Даже тренер. Я ему доверяю как самому себе, но в мире, где крутятся такие деньги, себе верить тоже нельзя. То есть узнать или купить эту информацию Хилл не мог. И я снова гадаю: случайность или нет?
Если нет, то надо жать на «белую кнопку». И, скорее всего, уходить из спорта. Я задумчиво разглядываю вмонтированную в кухонный стол большую круглую клавишу. «Белая кнопка» – она может быть любого цвета. У меня – синяя. Под ней маленькая клавиатура. Набрать простенький восьмизначный пароль, надавить на кнопку и – свободен. Можно пойти в море искупаться, а не нравится это море – чего стоит махнуть на Канары или еще куда…
В комнату я решаю не идти. Пью кофе на кухне. Думаю. И принимаю соломоново решение: провести сегодня последнюю атаку, а если она не принесет результат… Ну что ж, не все матчи можно выиграть. А с уходом из спорта еще подождем, чего горячиться.
Забавно, такое решение кажется абсолютно естественным. К чему сразу сдаваться, когда можно предпринять еще одну атаку, которая ничем тебе не грозит? Логично, не правда ли? Однако в семидесяти процентах случаев «белую кнопку» давят после атаки соперника, а не своей. Спрашиваете, почему? Попробуйте поиграть! Может быть, у вас будет точный ответ, у меня он отсутствует.
Сегодня я не иду к окну и не сажусь в кресло. Хожу по комнате, поминутно кидая нервные взгляды на шлем в ожидании, что красный огонек сменится зеленым. Атаку я не готовлю, она родилась в моей голове мгновенно. Временами она кажется мне очень опасной, иногда – нелепой и безобидной. Но менять ее на другую я не буду.
И вот, наконец… Долгожданный зеленый огонек. Хилл заснул. Приятных тебе сновидений, дружище! Я надеваю шлем. Закрываю глаза. Слышатся невнятные шумы, затем легкий щелчок коннекта.
Теперь, при посредстве вмонтированного в его кабине дрим-генератора, сознание спящего человека беззащитно передо мной.
Я могу отправить Хилла куда угодно. В те места, которые есть в этом мире, в те, которых нет, и даже в те, которых в принципе быть не может.
Я могу делать с его телом – не настоящим, конечно, но тем, которое он будет воспринимать как настоящее, – всё что мне заблагорассудится.
Но я делаю совсем простую вещь. Николас Хилл – это теперь Роберт Зентора. Тот самый, который несколько часов назад проснулся после сильнейшей атаки Хилла. Тот самый, который подвержен серпентофобии. Тот самый, который хотел нажать на «белую кнопку», но решил немного повременить. Тот самый, что ведет сейчас атаку на Николаса Хилла и убеждает его, что он – Роберт Зентора. Тот самый…
Цикл, еще цикл…
Четкая, устойчивая связь вдруг начинает рваться, сменяясь размытыми, неясными образами. Я знаю, что это означает, и снимаю шлем. Я не чувствую радости, потому что я – человек. Но я не испытываю и чувства вины, потому что найтмаринг – жестокий спорт. И еще потому, что я ненавижу Николаса Хилла. Даже сейчас ненавижу.
Вдруг мне в голову приходит чертовски забавная мысль. Настолько забавная, что я не могу удержаться от улыбки. А может быть, я – это спящий Николас Хилл и ненавижу я Роберта Зентору? Который убедил меня, что я – это он? Который…
Я уже не улыбаюсь. Нет. Я хохочу изо всех сил. Я захлебываюсь в смехе.
