— Можно задать вам нескромный вопрос, доктор Грейвс? — неожиданно обратилась к нему мисс Пройслер.
— Пожалуйста, — с улыбкой ответил Грейвс. — Хотя не могу себе представить, чтобы такая дама, как вы, вообще знала, что такое «нескромный».
Мисс Пройслер никак не среагировала на его неуклюжую лесть, кивком головы она указала на руки Грейвса.
— Почему вы никогда не снимаете этих жутких перчаток? Даже во время еды.
— Так вы это заметили? Вы очень наблюдательны, мисс Пройслер. Мой комплимент. — Он вздохнул. — Что по поводу вашего вопроса: я не делаю этого из уважения к окружающим. Знаете ли, мои руки — не слишком приятное зрелище.
— А что случилось?
Взор Грейвса затуманился, будто этот вопрос погрузил его в неприятные воспоминания.
— Это не слишком славная история, — задумчиво начал он, — даже если рассказать ее кратко. Это было во время экспедиции в южно-американских джунглях. Там я… вступил в контакт… с одной субстанцией, которой лучше бы было не касаться.
— Вы получили ядовитые ожоги?
— Можно сказать и так. В любом случае последствия были ужасны. Одним из них явилась мокнущая сыпь, от которой я с тех пор не могу избавиться. Слава Богу, она ограничилась лишь кистями рук. Выглядит это в высшей степени неприятно.
— А вы обращались к врачу?
— Я консультировался у лучших светил… — Грейвс помолчал. — Но давайте не будем говорить о неприятном, скажу еще раз. Как вы доехали?
Судя по выражению лица мисс Пройслер, эта тема тоже не относилась к «приятным», к которым хотел перейти Грейвс.
— Ужасно! — ответила она. — Эти железные дороги! Поезда громыхают и страшно неудобны. Не самый цивилизованный способ передвижения, если хотите знать мое мнение.
— Возможно, вы и правы, — согласился Грейвс. — Зато самый эффективный. Многие утверждают, что эта страна лишь с приходом железных дорог стала по-настоящему большой.
— Может быть, — невозмутимо сказала мисс Пройслер. — Но разве «больше» автоматически подразумевает «лучше»?
— Туше![18] — засмеялся Грейвс. — С вами надо держать ухо востро! Вы — наглядный ответ на вопрос, почему женщин не допускают в мужские клубы, где проводятся дебаты.
Возвратился Том. И те блюда, что он предложил, превзошли самые лучшие ожидания, которые прежде вызвали празднично сервированный стол и манящие ароматы. Один только взгляд на поднос с кушаньями возбудил у Могенса такой аппетит, что у него не только потекли слюнки, но и заурчало в желудке. Он едва дождался момента, когда Том закончит заполнять тарелки: сначала его, а потом мисс Пройслер. Положить что-либо на тарелку Грейвса он не сделал даже попытки, только пожелал им приятного аппетита и снова удалился.
Мисс Пройслер недоуменно обратилась к Грейвсу:
— А вы ничего не скушаете?
— К сожалению, не могу. Это тоже следствие того страшного заболевания, о котором я говорил. — Грейвс продемонстрировал свои руки, обтянутые перчатками. — У меня аллергия на большинство продуктов питания. Я могу принимать только строго ограниченные вещи. Эта, безусловно, превосходная трапеза, которую приготовил Том, убила бы меня наповал.
— Ах, как это ужасно! — всплеснула руками мисс Пройслер.
— Не так страшен черт, как его малюют. Если человек лишается маленьких житейских радостей, он находит удовлетворение в другом.
— Например? — хмуро спросил Могенс.
— Например, в работе. — Хоть вопрос поставил Могенс, Грейвс по-прежнему обращался к мисс Пройслер. — Или в сигаретке время от времени. — Он махнул рукой. — Но не обращайте внимания. Лучше принимайтесь за еду. Было бы непростительно дать остыть таким изысканным блюдам, и, к слову сказать, это разбило бы Тому сердце, будь он здесь.
Мисс Пройслер помешкала минутку, а потом взяла приборы и приступила к еде. Чуть погодя и Могенс последовал ее примеру.
Еда была действительно изысканной. Могенс уже имел возможность ознакомиться с кулинарными талантами Тома, но с этим ужином Том превзошел сам себя. Они трапезничали долго и обильно, и все это время Могенс не переставал удивляться, каким внимательным хозяином являл себя Джонатан Грейвс. Но не только. Он оказался еще и приятным собеседником, и человеком острого ума и тонкого чувства юмора. Чем дальше продолжался вечер, тем неуютнее чувствовал себя Могенс. Этот Джонатан Грейвс, который сидел с ними за одним столом, нисколько не походил на Грейвса былых времен или на того, с кем он провел последние несколько дней, и уж совсем не имел ничего общего с тем непотребным, варварским… существом, которое посетило его в Томпсоне. Этот Джонатан Грейвс был интеллигентным, воспитанным, галантным, причем в такой мере, что даже Могенсу все труднее становилось относиться к нему с неприязнью. За время их ужина он выпил, потягивая, три рюмки коньяка, однако благовоспитанно выждал, пока он и мисс Пройслер не закончат трапезу, прежде чем вынуть портсигар и прикурить сигарету.
— Один из немногих маленьких пороков, которые мне еще доступны, — со вздохом сказал он, заметив неодобрительный взгляд мисс Пройслер. Он глубоко затянулся и обратился к Тому, убиравшему со стола: — Подай нам, пожалуйста, кофе, Том.
Том вышел. Грейвс бросил короткий взгляд на свою сигарету в вычурном черепаховом мундштуке, потом на мисс Пройслер, снова на горящий кончик сигареты и, будто ему только что пришло в голову, сказал:
— Но у вас лежит на сердце еще один камень, мисс Пройслер, — как бы нерешительно начал он.
— Разве?
— Ну, я… имею в виду… кое-что с момента нашей первой встречи в Томпсоне, — пояснил он. — Видно, она проходила не под доброй звездой. Я должен всячески извиниться за нее перед вами, мисс Пройслер. И перед тобой, конечно, Могенс.
Он немного помолчал, а когда продолжил, было видно, как трудно ему дается высказаться.
— Боюсь, я вел себя неподобающим образом.
— Ну, профессор и я были… несколько… неприятно удивлены, — не стала отрицать мисс Пройслер.
— Могу себе представить! — сказал Грейвс. — Прошу вас, не примите это за пустую отговорку, которой я стараюсь отделаться, но это тоже связано с тем несчастьем, которое постигло меня.
— То, что ты ведешь себя как животное? — уточнил Могенс.
Мисс Пройслер бросила ему укоризненный взгляд, но Грейвс, снова затянувшись сигаретой, согласно кивнул.
— Боюсь, — покаянно сказал он, — это была моя вина. С тех давних пор при определенных обстоятельствах я теряю контроль над собой и ничего не могу с этим поделать. Я был утомлен долгой поездкой, голоден и вдобавок нервничал, потому что не знал, как ты меня примешь, Могенс. Как я сказал, это было моей виной. И, как говорится, у меня горела земля под ногами. — Он шумно вздохнул. — Для меня важно, чтобы этот вопрос был прояснен.
— И тем не менее завтра утром я покину эти места, Джонатан, — остановил его Могенс. Объяснения Грейвса повергли его в ярость, именно потому, что они были чертовски убедительны. — Так что не трудись понапрасну.
— Хорошо, — ответил Грейвс, — я умею проигрывать.
— А что это за одиозная работа, из-за которой вы так рассорились? — спросила мисс Пройслер.
На короткое мгновение Могенсу показалось, что в глазах Грейвса зажегся победный огонек. Но он не был в этом уверен, потому что в следующий момент Грейвс снова овладел собой.
— Вас интересует наша работа? — обратился он к мисс Пройслер.
