— впрочем, и никаких сварных швов или болтов. Творение, которое, сопя и кряхтя, высилось перед ним, было иссиня-черного цвета, который не отражал свет их штормовых фонарей, а по-настоящему поглощал его.
Если бы Могенс попытался описать вызывающее жуть творение, он скорее сравнил бы его с живой тварью, эдакое черное свернутое на манер улитки существо, которое взросло здесь, а не было сделано руками; и чем дольше человек смотрел на него, тем больше ему становилось не по себе.
— Ничего более безумного я в жизни не видел, — пробормотал Уилсон, вопросительно глядя на Могенса. — А это и впрямь генератор?
— Я не инженер, — уклончиво ответил Могенс. — Но чем еще это может быть?
— Во всяком случае, это произведено не на американском заводе, — сказал Уилсон таким тоном, словно одна только мысль о том, что сыны страны свободы и независимости могли сконструировать подобного монстра, воротила его с души. — Скорее всего, из Европы, — заключил он, качая головой. — Это они там строят всякие сумасшедшие штуки.
Могенс вздохнул свободнее, когда Уилсон наконец отступил и выпрямился.
Пещера снова погрузилась во мрак, но, прежде чем Могенс повернулся, чтобы идти дальше, ему пришлось подавить в себе страх от жуткого ощущения, будто за ним наблюдают жадные невидимые глаза. Будто он совершил святотатство одним тем, что смотрел на причудливое творение или тварь.
Он отринул эту мысль и зашагал так быстро, что Уилсон с трудом поспевал за ним. Через несколько мгновений они достигли нужного прохода, и Могенс снова наклонился, чтобы войти в него. Он сбавил темп, надо было пройти низкую штольню без ущерба для здоровья и — сам не отдавая себе отчета — крепко зажмурился, чтобы не видеть нагоняющих ужас теней, которые притаились в конце туннеля.
Позади него раздались приглушенные проклятия Уилсона, когда затылок шерифа тем же неделикатным образом познакомился с твердой скалой, как и голова Могенса несколько часов назад — и, судя по частоте звучания, не один раз. Шляпу, которую шериф совсем недавно надел, он снова нес в руках. Выходя вслед за Могенсом из штольни, Уилсон упрекнул:
— Могли бы и предупредить, профессор. Это же опасно для жизни!
— Со временем привыкаешь, — ответил Могенс. — Надеюсь, ничего страшного с вами не случилось?
Уилсон одарил его неприязненным взглядом, снова напялил шляпу и проворчал:
— А я надеюсь, что это лазанье того стоит.
— Уверяю вас, — усмехнулся Могенс. — Идемте!
Он поднял лампу, повернулся и быстрым шагом пошел к тому месту, которое утром показал ему Грейвс. Уилсон поплелся за ним, осмотрительно и молча. Чуть погодя он стоял подле Могенса и, наморщив лоб, таращился на стену.
— Боюсь, вам придется мне немного помочь, профессор, — наконец сказал он.
— Вы ничего не видите? — Могенс медленно повел лампой из стороны в сторону, луч света выхватил из вековечной тьмы наскальные рисунки возрастом в несколько тысяч лет.
Наверное, это было плохой идеей, потому что чередование колеблющихся теней и света не только открыли взглядам наблюдателей древние росписи, но и пробудили их к какой-то зловещей жизни.
— А… вижу, — ответил Уилсон и пожал плечами. — Только не понимаю, что здесь необычного.
— Это наскальная живопись, — объяснил Могенс. — Им много тысяч лет.
— Я знаю, что такое наскальные рисунки, — резко сказал Уилсон. — Как я уже говорил, может, я и глупый маленький шериф из провинции, но даже я слышал о пещерной живописи. Представьте себе, я кое-что даже видел. Пару лет назад в Юте.
Враждебность в голосе Уилсона насмешила Могенса, но ни один мускул на его лице не дрогнул.
— Такого вы определенно еще не видели, шериф. Я не хотел обидеть вас. Даже большинство моих коллег не заметили бы разницы, по крайней мере, с первого взгляда.
— Я ничего не вижу и на третий взгляд, — буркнул Уилсон.
— Но уверяю вас, разница есть. Эти росписи нечто особенное. Когда мы продвинемся так далеко, что будем готовы представить наше открытие общественности, тогда масса учебников по древнейшей истории нашей страны будет переписана.
Уилсон посмотрел на Могенса с сомнением:
— Вот из-за этого?
— Их вообще не должно здесь быть, — ответил Могенс. — По всему, что нам известно об истории этой страны, здесь еще не было людей, когда появились эти росписи. — Он выдержал паузу. — Теперь понимаете, почему доктор Грейвс печется о том, чтобы раньше времени никто не узнал о нашем открытии? То, что мы обнаружили здесь, возможно, самая сенсационная археологическая находка нашего столетия!
— Ну, если вы так говорите, профессор…
Уилсон теперь выглядел по-настоящему обескураженным, и Могенсу пришлось взять себя в руки, чтобы не разулыбаться с триумфом. Он точно раскусил шерифа. Тот изначально не ожидал от ученого ничего другого, кроме высокомерия, и тем больше он был готов поверить любому объяснению, которое предложит ему профессор Могенс, лишь бы оно звучало достаточно академично.
— Я иду на определенный риск, шериф, показывая вам все это здесь, — продолжая Могенс, — но думаю, я могу вам доверять. Нам надо всего лишь несколько дней, чтобы закончить работу. Оглянитесь, разве что-нибудь здесь выглядит как после землетрясения? Самая мощная машина, которую мы используем, это генератор, который дает нам электричество.
— Доктор Стеффен полагал, что вы, возможно, используете подрывные заряды, чтобы ускорить раскопки.
— Подрывные заряды? — Могенс рассмеялся. — Да вы что! Я уважаю доктора Стеффена как ученого, но он геолог, а не археолог. Взрывчатые вещества — это его средство, не наше. Мы работаем скорее зубной щеткой и кисточкой, чем динамитом.
Позади Уилсона раздались негромкие аплодисменты. Могенс вздрогнул и высоко поднял лампу. Грейвс еще пару раз хлопнул в ладоши и вышел в круг света штормового фонаря.
— Браво, — холодно сказал он. — Это была пламенная речь. Ты никогда не подумывал стать проповедником, Могенс? Талант у тебя есть.
Он хлопнул еще раз и приступил на шаг. Фальшивая улыбка в его холодных глазах растаяла, ее место заняла неприкрытая, едва сдерживаемая ярость.
— Позволено будет спросить, что ты тут делаешь?
— Профессор Ван Андт сопроводил меня сюда по моей настоятельной просьбе, — вмешался Уилсон.
Грейвс проигнорировал его.
— Я тебя спрашиваю, Могенс, — повторил он. — Мне казалось, я выразился достаточно ясно по поводу присутствия здесь посторонних.
Могенс открыл было рот, чтобы защитить себя, но Уилсон его опередил. Решительным шагом он заступил между Грейвсом и Могенсом.
— Это лично мое решение спуститься сюда, доктор Грейвс, — сухо сказал он.
Грейвс неохотно отвел взгляд от Могенса и повернулся к шерифу. Бешеный гнев в его глазах сменился не менее яростным презрением.
— А вы здесь вообще не можете ничего решать, шериф, — процедил он. — Вы ступили в частное владение. Кажется, я об этом уже упоминал.
Уилсон вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок и протянул его Грейвсу. Грейвс и не подумал взять его в руки, просто смотрел с отвращением, как будто это было что-то омерзительное.
— Боюсь, вы ошибаетесь, доктор Грейвс, — официальным тоном сообщил Уилсон. — Вот судебное предписание, которое дает мне право ступить в ваше частное владение и осмотреть его.
Могенс был изумлен. Если у шерифа было предписание, почему ему он не указал на это?
— Судебное предписание? — переспросил Грейвс.
Его голос звучал удивленно, удивленно и скептически, однако к этому примешивалась и опасливость. Тем не менее он не шевельнул и пальцем, чтобы взять лист, который Уилсон ему настоятельно
