невыносимым. Дул легкий ветерок, доносящий с собой запахи костра. Елизавета обогнула дом и зашагала по мощенной плитками дорожке в ту сторону, где за кружевными кронами лип и мохнатыми лапами елей находился искусственный пруд. Там, во всяком случае, она могла остаться наедине со своими мыслями, не опасаясь, что ее одиночество будет нарушено любопытными вопросами свекрови или внезапным появлением мужа.
Дорожка, извиваясь вдоль высаженных в линию цветов, бежала вниз. Здесь не было темных деревьев и густого подлеска, как в парке Лещинского, по обе стороны росли садовые розы, не кроваво-красные великаны, как в любимой оранжерее Ольги Сергеевны, а белые, розовые, золотистые – воплощение изящной простоты. Их прелестные головки, утомленные жарким днем, склонились в сторону Елизаветы, словно отвешивая ей поклон. Взмахнув крыльями, пролетела бабочка, похожая на диковинный цветок.
Дубровская подняла с земли упавший лепесток и, растерев на ладони, поднесла к лицу. До нее донесся запах, душистый и крепкий, не такой пряный, как у его собратьев, скрученных в пожухшие трубочки на земле, но живой и манящий, как и сам розовый куст.
Незаметно она достигла конца тропинки, где цветы уступили свое место кустарнику, те, в свою очередь, деревьям. Пройдя сквозь увитую вьюнком арку, Елизавета была близка к своей цели, как вдруг почти рядом раздалось осторожное покашливание. Она повернула голову…
– Ты что здесь делаешь? – набросилась она на ничего не подозревающую Дусю, растянувшуюся на полотенце рядом с прудом.
– Книжку читаю, – пробормотала девочка, старательно прикрывая руками название.
– Вижу, что читаешь. Однако Ольга Сергеевна велела тебе находиться на лужайке, в стороне от пруда.
– Но я не лезу в пруд, – возразила Дуся.
– Все равно обманывать взрослых нехорошо, – менторским тоном изрекла Елизавета, прикидывая в уме, как удобнее избавиться от девчонки, чтобы посидеть в одиночестве на берегу. – Сейчас Ольга Сергеевна увидит в монитор, что ты переместилась к пруду, и мигом примчится сюда. Не веришь? Говорю тебе, она не спускает с экрана глаз. Давай засечем время.
Лиза взглянула на часы, чтобы замерить оперативность свекрови. Стрелка стремительно бежала по кругу, но Ольга Сергеевна появляться не спешила. Должно быть, начали трансляцию первой серии ее любимого фильма.
– Ну, ладно! – заявила Лиза, понимая, что непослушание девочки без ответа оставить нельзя. – Я позвоню ей.
Быстро набрав знакомый номер, Дубровская искоса посмотрела на девчонку. Дуся делала вид, что ей все равно.
– Ольга Сергеевна, – сказала она в трубку. – Ваша система никуда не годится. Дуся сейчас рядом с прудом.
– Не говори чепухи! – веселым голосом отозвалась свекровь. – Я вижу на мониторе вас двоих, и вы находитесь на лужайке.
– Говорю же вам, мы у пруда! – терпеливо возразила Елизавета.
– Не разыгрывай меня, – веселилась Мерцалова. – Как вы можете быть у пруда, если я вас вижу. У пруда у нас нет камер.
– Тем не менее мы тут, – теряя терпение, проговорила Лиза.
– Пошевели рукой, – попросила свекровь. – Ага! Вижу, ты подняла ногу. Может, хватит водить меня за нос?
Дубровская рассерженно посмотрела на Дусю.
– Оставайся на месте и ни шагу в сторону. Поняла? Я сейчас вернусь.
Она помчалась обратно, уже не обращая внимания на цветы и запахи. Оптический обман должен был чем-то объясняться. Вбежав в холл, Лиза остановилась как вкопанная. Изображение Дуси находилось в правом нижнем сегменте…
– Ты обманула меня, – обвинила она девочку. – Я тебя просила не менять место.
– Я оставалась здесь, – разводила руками Дуся, словно говорила правду.
Но Лиза-то знала, что верить человеку, чье лицо сплошь усыпано оранжевыми точками, нельзя. Рыжие всегда обманывают. Но беспокойные зеленые глаза смотрели на нее искренне.
– Ладно. Рассказывай тогда, как ты это делаешь, – сказала Дубровская, догадываясь, что есть какой-то секрет. – Как ты смогла обмануть камеру видеонаблюдения?
Последний вопрос эхом отозвался в душе, заставив Лизу внимательнее взглянуть на девчонку. Но та крутила головой с рыжими проволоками волос и отвечать не торопилась.
– Говори, – тряхнула ее Лиза. – Мне это нужно знать!
– А мне нужно было сходить с тобой на место преступления, а ты меня надула, – ответила Дуся, состроив рожицу. – А взрослые так не поступают.
– Согласна, – выдохнула Дубровская. – Я возьму тебя, куда захочешь, если ты мне скажешь, в чем тут дело.
– Честно? – прищурила правый глаз девочка.
– Честно. Говори!
– Да проще простого, – пожала плечами рыжая вертушка. – Я только повернула камеру. Показать?
Она перебежала дорожку и, остановившись перед деревянной аркой, на которой и была закреплена камера, в два счета перевернула объектив. Теперь он смотрел в сторону лужайки…
…Елизавета была так ошеломлена открытием, которое ей, как на блюдечке, преподнесла Дуся, что, позволив рыжей бестии играть камушками на берегу пруда, она на всех парах бросилась в дом. Расчет ее оказался верен. Теперь нижний сегмент экрана, показывающий живописную поляну, был пуст.
Открытие требовало осмысления, и Дубровская, взобравшись с ногами на пуф, уставилась на экран с сосредоточенностью человека, впервые увидевшего телевизор. Итак, метод невидимки, проникшего в дом Лещинского, был основан на учете так называемых мертвых зон. Разумеется, специалисты, устанавливающие оборудование, стремятся свести к минимуму наличие мест, не обозреваемых камерами наблюдения. Они располагают их в наиболее значимых местах, откуда наиболее вероятно может произойти вторжение непрошеных гостей. Передние и задние ворота, парадное крыльцо, терраса охраняются надежно, но контролировать весь периметр участка и каждое окно хозяин не считает целесообразным. Значит, злоумышленник проник в дом адвоката через «мертвые зоны». Ну, или, в конце концов, через те, которые он превратил в «неактивные», повернув камеру видеонаблюдения в другую сторону. Но подобный маневр нужно было произвести заранее, за день, за два до дня «X». Кто это мог сделать? Теоретически любой, посещавший дом Лещинского в это время: техник, дворник, электрик, маляр и прочие личности. Нереально найти среди них убийцу, но попытаться все же стоит. Тем более выхода у них все равно нет. Судебное следствие неуклонно идет к своему финалу.
Глава 27
В понедельник Елизавета летела в суд, как на крыльях, желая как можно быстрее ознакомить Лещинского с результатами своих последних технических изысканий. Разумеется, она могла предложить ему пока сырой материал, что-то наподобие глины, из которого известный адвокат, используя свой незаурядный ум и природную проницательность, сотворит нечто гениальное. То, что все произойдет именно так, Дубровская и не сомневалась. Главное – успеть до десяти часов, чтобы ей не пришлось сгорать от нетерпения весь долгий судебный день.
По всей видимости, собиралась гроза. Первый ее раскат застал Елизавету еще в пути, и она выругалась, представляя, что будет твориться на городских улицах во время разгула стихии. Но продолжения не последовало. Вокруг царило затишье. Ни дуновения. Истомленные жарой листья вяло повисли на ветках. Они ждали дождя. Небо было свинцового цвета. Раздалось еще одно громыхание, и Елизавета автоматически нажала на газ. Она должна успеть!
Как на грех, ей пришлось объезжать целый квартал из-за начавшихся на проспекте дорожных работ. И когда, бросив машину на стоянке, она поспешно направилась к зданию суда, воздух сотряс еще один удар, более продолжительный. На руку упала капля дождя.
– Проходите в зал. Мы уже начинаем, – услышала она голос пристава. Протестовать было бесполезно. Она опоздала…
Сразу после десяти начались гроза и дождь. Сперва тихо, еле слышный стук капель по крыше. Затем громче и быстрей – неистовый поток низвергся на землю со свинцового неба. Закипела вода в лужах.
– Ваша честь! Обвинение желает дополнить судебное следствие новыми материалами, – произнес Немиров, и последние его слова утонули в оглушительном раскате грома. – Свидетель Лежнев, рассматриваемый стороной защиты как возможный виновник убийства, располагает неопровержимым алиби. Это не только показания свидетеля Китаева, которого мы уже имели возможность допросить в судебном заседании. Это еще и протокол осмотра места садового дома Лежнева и некоторые вещественные доказательства.
Прокурор продемонстрировал присяжным газетный лист.
– Эта газета изъята из дома Лежнева и представляется нами как вещественное доказательство невиновности свидетеля. Обратите внимание на выходные данные газеты – 30 апреля.
Дубровская склонила голову, радуясь уже тому, что сидит спиной к Лещинскому и не может сейчас наблюдать, что отражается на его лице.
– Итак, вам говорит о чем-нибудь эта дата? – выразительно спрашивал прокурор, сотрясая воздух газетным листом.
Это был конец. Елизавета отчетливо поняла это, наблюдая, как присяжные кивают, поддерживая прокурора. Ну почему она ослушалась Лещинского и не убрала вовремя эту несчастную газету? Ведь им нужна была всего лишь маленькая передышка, для того чтобы установить, чьей же рукой были перевернуты камеры в доме Лещинского. Но теперь уже ничего нельзя было исправить. Она лопатками чувствовала его взгляд, полный ненависти и презрения.
А за окном бушевала гроза. Словно природа низвергала на них потоки своего гнева. Дубровская слышала, как булькает вода в сточных трубах, устремляясь по желобам вниз. Ей казалось, что так же клокочет ярость в груди адвоката. Она обманула его надежды. Она пренебрегла его просьбой, самонадеянно считая, что так будет лучше.
Секретарь бросилась закрывать распахнувшееся под напором стихии окно. Запахло землей, мокрой древесной корой, и Елизавета искренне пожалела, что находится сейчас не на Сосновой вилле, в их уютной гостиной, а в душном зале суда. За городом также сейчас шел дождь, заливая водой лужайки, но в комнатах царил уютный сумрак. Ольга Сергеевна, сидя в любимом кресле, тихонько покачивалась, а по высоким панорамным стеклам потоками лился дождь. Здесь же было светло, отвратительно светло, так что резало глаза. Десяток дешевых конторских ламп под потолком палили нещадно, делая лица присутствующих неестественными, желтыми, похожими на театральные маски.
– Я отказываюсь от помощи адвоката Дубровской, – услышала она громкий внятный голос. Разумеется, это говорил Лещинский.
На мгновение в зале наступила тишина, нарушаемая лишь плеском воды на автомагистрали.
– Вы можете объяснить свое решение? – спросил судья без особого интереса. Конечно, он говорил это бесстрастно, привыкнув за долгие годы судейской службы к разным вывертам со стороны подсудимых. Отказ от адвоката, в его понимании, был вполне обыденной вещью, не стоящей нервотрепки.
Но Дубровская чувствовала, что на нее рушится потолок.
– Я не нуждаюсь в ее услугах, – повторил Лещинский. – Далее я намерен защищаться самостоятельно.
Судья посмотрел на него вопросительно.
– Не заставляйте меня напоминать вам требования закона, – сказал он с ленцой, досадуя, по всей видимости, на то, что приходится тратить драгоценное
