– Да, – отозвался он. – Тогда что тебя заботит?
Она помотала головой.
– Твое оправдание для многих неважно попахивало. Ты помнишь, что писали об этом газеты? «Неподражаемый Лещинский вновь обвел присяжных вокруг пальца», «Адвокат отпускает убийцу на свободу».
– Ну и что? Пусть пишут. Всем ведь рты не заткнешь.
– Да. Но на следующий день ситуация перевернулась, и убийцей объявили уже Лещинского, – заметила она. – Ты, надеюсь, не веришь в то, что адвокат задушил эту девчонку?
– Чужая душа – потемки, – пожал плечами Кренин. – Лещинский – не святоша, но мне как-то трудно представить его в роли убийцы.
– Да и на извращенца он не похож, – выразительно заметила Василиса. – Но вдруг кому-нибудь придет в голову сопоставить эти два дела и перевести стрелки на тебя?
Чиновник дернулся. Игра в детективов начинала действовать ему на нервы. Он привык решать проблемы по мере их поступления. Это жена просчитывала все на несколько шагов вперед. Уму непостижимо, когда она успела раздобыть путевки и подготовить диктофон?
– Знаешь, давай не будем загадывать, – попросил он Василису. – Дело Лещинского находится в суде, так что будем считать, что убийца уже найден.
– Как ты думаешь, он выпутается?
Кренин хмыкнул:
– Разумеется. Ты разве не знаешь, он всегда выходит сухим из воды…
Глава 24
Лежнев взглянул на скамью подсудимых, и его губы скривились в презрительной усмешке.
– Разумеется, я знаком с ним. Он выступал защитником по делу Кренина. Кажется, его фамилия Лещинский.
– Испытываете ли вы к подсудимому неприязнь? – задавал вопрос Немиров.
– Разумеется, особой приязни я к нему не питаю. Ведь он защищал убийцу моей сестры. Но и вражды у меня нет.
– Подсудимый считает, что вы совершили убийство Гуляевой только для того, чтобы подставить его.
– Чушь полная. Я не способен на убийство.
– Все-таки вам придется сказать, что вы делали в ночь с тридцатого апреля на первое мая.
– Я был в своем садовом доме…
Лещинский слушал допрос Лежнева, понимая, что это его единственная надежда. Если присяжные посчитают, что алиби свидетеля подтверждено, то дальнейшая борьба не будет иметь смысла. Хуже всего то, что Лежнев держится безупречно, демонстрируя по отношению к нему холодную отстраненность, а не злобное остервенение. Если бы присяжные увидели его истинное лицо, услышали тихую угрозу «Ты мне заплатишь!», они бы наверняка критически отнеслись к его басне о ночи, проведенной в садовом домике. Значит, его задача предельно ясна: вывести Лежнева из себя. Но сделать это нужно аккуратно, так, чтобы его оружие не выстрелило в него самого. Итак, как это будет выглядеть?
– Вы помните суть вердикта, вынесенного присяжными в отношении подсудимого Кренина? – задал Лещинский первый вопрос.
Лицо Лежнева помрачнело.
– Они оправдали его.
– Значит, присяжные решили, что ваша сестра, Лара Лежнева, не погибла от рук подсудимого?
– Да, они посчитали так.
– А вы согласны с вердиктом?
– Нет, – сухо ответил свидетель. – Я по-прежнему считаю, что Ларису убил именно Кренин!
– Простите, что приходится вам об этом напоминать, но мной были обнародованы факты того, что ваша сестра встречалась с другими мужчинами, и любой из них мог…
– Это ложь! – вспыхнул Лежнев. – Это подлая клевета.
– Но в деле фигурировали свидетели, справка из вендиспансера…
– Вы просто фальсифицировали доказательства, представив мою сестру гулящей женщиной. Такой она никогда не была. Лариса походила на цветок, нежный и невинный.
Лещинский пожал плечами.
– Я не знал, что невинные девушки встречаются с женатыми мужчинами и занимаются сексом с ними прямо на рабочем столе. Я сожалею, но это горькая правда, подтвержденная дюжиной свидетелей.
– Оставьте в покое мою сестру! Сейчас судят вас, а не ее. Отвечайте за свои поступки и не трогайте своими грязными руками честь Лары. Вы не стоите ее мизинца!
Судья стукнул молоточком.
– Подсудимый, не провоцируйте свидетеля. А вы, Лежнев, будьте спокойнее. У нас тут не место для кулачных боев.
Лещинский вежливо кивнул, показывая, что он принял замечание к сведению. Лежнев же бросил на судью презрительный взгляд. Правый глаз у него задергался в нервном тике. Должно быть, он вспомнил, как несколько месяцев назад в этом же зале другой судья зачитал убийце его сестры оправдательный приговор.
– Вы же знаете, я только выполнял свой профессиональный долг, – примирительным тоном обратился Лещинский к свидетелю.
– Засуньте себе свой долг знаете куда? – крикнул Лежнев, сжимая кулаки. – Вы – подлый сукин сын!..
– Свидетель! – грохнул молоточком судья. – Вы переходите допустимые границы. Я накажу вас за неуважение к суду.
– А! – махнул рукой Лежнев. – Какая мне теперь разница!
– Почему вы так ненавидите меня? – спрашивал Лещинский, с удовольствием наблюдая, как раздуваются ноздри свидетеля. Спокойный тон адвоката возбуждал его сильнее, чем быка развевающийся плащ тореадора.
– Я считаю, что таких людей, как вы, надо уничтожать! – в горячке выплюнул Лежнев. – И если хотите знать, я даже рад, что так получилось. В любом случае наказание вы получите по заслугам.
– Ну, вот, а еще говорили, что не испытываете ко мне вражды, – с огорчением произнес Лещинский. – Зачем вы мне угрожали? Помните? В день вынесения оправдательного вердикта.
– Жаль, что я не убил тебя тогда на месте! – заявил Лежнев, от волнения переходя на «ты». – Самодовольный ублюдок!
– Ну, довольно! – окрикнул его судья. – Пристав, выведите свидетеля из зала.
Лещинский без сожаления смотрел на то, как мужчина в форменной одежде выводит под локоть упирающегося Лежнева. Последнее, что он увидел, прежде чем за свидетелем затворилась дверь, это его взгляд, полный дикой первобытной ненависти…
Свидетель Китаев явился в суд в белоснежной рубашке, наглухо застегнутой на все пуговицы. Видно было, что он волновался, но на вопросы Немирова старался отвечать обстоятельно.
– Подсудимого знать не знаю. Слыхивал только, что он адвокатом работал. Вроде как людей защищал.
– Ну а что вы скажете насчет событий тридцатого апреля? – интересовался прокурор, желая навести свидетеля на воспоминания о давней попойке. Алиби Лежнева нужно было подтверждать.
Китаев понимающе кивнул.
– В ночь на первое мая я со своим знакомым Сашкой Лежневым сидел в его садовом домике и пил водку. Потом мы спали, а утром опохмелялись. Вот, в общем-то, и все.
– Скажите, уезжал куда-нибудь Лежнев в течение ночи?
– Нет.
– Но, может быть, в то время, когда вы спали…
Китаев покровительственно улыбнулся:
– Ну а вы могли куда-нибудь уйти после литра «беленькой»?
Прокурор недовольно поморщился. Черт знает, с кем ему приходится работать! А ведь он дал ему подробные инструкции. Не хватало еще, чтобы присяжные раскусили, что за фрукт этот Китаев.
– Напомню, что нас интересует Лежнев, – сказал он с напором. – Мог Лежнев незаметно для вас покинуть садовый дом?
– Он был мертв! – поторопился исправить положение перепуганный Китаев. – Вернее, Лежнев был пьян. А вообще он был мертвецки пьян…
Лещинский следил за свидетелем, как кот за мышью, пытаясь представить, на чем его можно будет подловить. Он видел, как потеет Китаев, отвечая на вопросы прокурора. Кажется, он даже догадывался, почему в жаркий летний день тот наглухо застегнул воротник рубашки.
– Итак, все происходило тридцатого апреля, – начал Лещинский свой допрос. – Вы пили.
– Да, я пил. Лежнев пил тоже.
– А двадцать первого апреля вы пили?
Китаев почесал лоб.
– Не помню точно. А что было двадцать первого апреля?
– Не важно. А можете сказать, что было тридцатого мая?
– Нет. Я уже не помню.
– Но тридцатое мая было позже тридцатого апреля, – заметил Лещинский. – Вы должны помнить.
– Не-ет, – испугался свидетель. – А что, еще кого-то убили? Мне Сашка ничего об этом не говорил.
– А что вам Сашка говорил?
– Что меня будут спрашивать про тридцатое апреля и что мне нужно сказать, что мы вместе пили. А про май он ничего не говорил…
Пятна пота под мышками стали отчетливо видны. На лбу проступили капельки влаги.
– Так почему вы нам рассказывали про ваш ночной загул? – продолжал допрос Лещинский.
– Так Сашка же просил! – с отчаянием воскликнул свидетель. – У него сестру замочили. А адвокат – подонок… Ох, это же вы! Вы выпустили жулика на свободу. А Сашка – пацан правильный, хотя и фраер. Грех ему не помочь. Но вы не подумайте! Мы по-честному пили, а потом уж как получилось. Он меня спросил: «Пойдешь в свидетели?»
