— Ну как ты? — повернулась она к Карасеву.
— Ленка… Спой мне…
Гелена запела простую народную песенку, которую любят в карпатских селах. Карасев закрыл глаза…
Ранним утром сына подполковника Бютцова Иоганна разбудили выстрелы. Мальчик вскочил с кровати и как был — босиком и в рубашке — бросился вниз…
В холле он увернулся от деда, проскочил на кухню и оттуда — в гараж, на выстрелы…
И он увидел: на полу, неестественно вывернувшись, лежал эсэсовец… и еще один, и еще… И Шумский в луже крови возле пробитой пулями машины… Потом он увидел отца… Двое эсэсовцев волокли подполковника за ноги. Китель задрался на голову, и по бетону тянулся бледно-розовый след…
Иоганн рванулся к отцу, но рука группенфюрера Вольфа вцепилась ему в плечо.
Весна разлилась цветением садов в долине.
По горной дороге — той самой, по которой гнались за Геленой гестаповцы, — медленно движется колонна крытых грузовиков, растянувшаяся на многие километры. В кузовах — ящики с оборудованием, солдаты и заключенные под охраной. На прицепах — крытые брезентом ракеты, орудия и минометы. На некоторых грузовиках брезент снят и над кабинами торчат стволы зенитных пулеметов.
Впереди колонны — бронетранспортер. За ним — две легковые машины. В одной из них — генерал- полковник фон Хорн с офицерами штаба, в другой — группенфюрер Вольф с эсэсовцами.
Натужно ревут моторы.
С хорошо укрытого в скалах командного пункта Млынский рассматривает в бинокль приближающуюся колонну. Вот первые машины выползают из-за поворота и упираются в каменный завал.
Млынский поворачивается к радистке.
— Катя, передай Бондаренко: пора…
— Есть! — Катя застучала ключом.
И тут же внизу, на горе, раздался взрыв. Взлетели в воздух камни и железо — мост через горную речку позади колонны перестал существовать.
— Добре. Вызывай самолеты. — Млынский расправил под ремнем гимнастерку, натянул поглубже фуражку. — Ну, пошли, Ерофеич?
— Пошли потихонечку, — кивнул сержант, забрасывая на плечо автомат.
Млынский стал спускаться вниз к дороге, мимо залегших за камнями бойцов, чьи автоматы, противотанковые ружья и огнеметы были нацелены на колонну.
Фон Хорн молча наблюдал из машины, как не таясь, в открытую направлялись к дороге два человека в советской военной форме.
— Ну вот и все, — сказал офицер, сидевший рядом с шофером.
— Где мы находимся? — спросил второй.
— Недалеко от города Югендштадта, — сказал первый.
К машине подошел группенфюрер Вольф. Фон Хори приспустил стекло.
— Это не американцы, — сказал эсэсовец.
— Вижу.
— Что вы намерены предпринять, господин командующий?
— Этот вопрос я мог бы задать и вам, группенфюрер. Вы же отвечаете за охрану колонны.
— Их тут не может быть много. Надо вступить с ними в переговоры, выиграть время, а я немедленно вызову подкрепление.
— Это было бы неплохо.
— Я отдам приказ подготовить к взрыву спецмашины с компонентами атомного оружия.
— Тоже разумно, Вольф. Действуйте!
Вольф покосился на приближающихся Млынского и Ерофеева и отошел от машины.
Навстречу Млынскому вышел офицер, сидевший рядом с шофером. Отдав честь, сказал:
— Полковник Берг. С кем имею честь, и что вам угодно?
— Командир отряда особого назначения полковник Млынский. Вы окружены. Впереди — завал, мост позади вас взорван. Предлагаю во избежание ненужного кровопролития сложить оружие.
Услышав фамилию Млынский, фон Хорн вытянул шею и смотрел на легендарного русского полковника широко раскрытыми глазами.
Ерофеев добавил ворчливо:
— Сдавайтесь к едреной матери, а то посшибаем вас, как тараканов с подоконника…
Фон Хорн вышел из машины и теперь в упор разглядывал русского полковника.
— Вы Млынский? Не может быть…
— Какие у вас есть основания не верить мне, господин генерал-полковник фон Хорн?
Фон Хорн промолчал.
В это время из-за гор вынырнули краснозвездные самолеты и с ревом прошли над колонной.
Солдаты выпрыгивали из грузовиков, разбегались, прячась за камни.
Самолеты разворачивались для нового захода.
Из-за гор волна за волной развернутым строем, с криками «ура», с автоматами наперевес стали быстро спускаться к колонне красноармейцы, командиры отряда Млынского и чехословацкие партизаны.
Фон Хорн покосился на самолеты, потом перевел взгляд на бегущих к колонне бойцов и партизан.
— Я вам верю, полковник, — сказал фон Хорн и обернулся к своему офицеру. — Передайте приказ: сложить оружие, Берг…
В колонне неожиданно грохнули взрывы и вспыхнуло несколько крытых грузовиков. Откуда-то снизу, где бушевало пламя, донеслись проклятия и стоны, беспорядочная стрельба…
Ерофеев направил автомат на фон Хорна. Берг тоже потянулся к кобуре.
— Прекратите панику, Берг! — заорал фон Хорн, — Это Вольф взорвал спецмашины с компонентами для атомного оружия!.. — И он первый бросил к ногам Млынского свой пистолет.
В штаб отряда вошел майор Воробьев и доложил Млынскому:
— Товарищ полковник! Недалеко от нашего городка, в горах, красноармейцы освободили лагерь вывезенных из нашей страны детей дошкольного и школьного возраста, на которых фашисты проводили разные опыты. Страшно смотреть на их изможденные, высохшие, недетские лица…
Млынский вздрогнул, быстро встал.
— Сколько километров до этого лагеря?
— Километров тридцать — тридцать пять, не больше.
— Поехали, — проговорил Млынский и, надев фуражку, вместе с Воробьевым вышел из штаба.
Концентрационный лагерь находился в горах, на широком плато. Он обнесен двухметровым забором из колючей проволоки. Посреди лагеря, на солнцепеке, расположились в ряд десять приземистых деревянных бараков. В них на сбитых из досок нарах жили дети, вывезенные из Советского Союза. Рядом — большое, светлое, каменное, опрятное здание. Это больница, в которой фашистские «врачи» брали кровь у детей, проводили на них разные эксперименты, изможденных детей умерщвляли и отправляли в крематорий.
Стоит солнечный день. Набегающий с гор ветерок приносит прохладу. В освобожденном Красной Армией концентрационном детском лагере полным ходом идет работа по санитарной обработке детей. Прямо во дворе солдаты-парикмахеры стригут под машинку слипшиеся, завшивевшие детские волосы. Тут
