озвучил я. Беллатриса и Фенрир даже не оглянулись, Амикус и Алекто были заняты друг другом, остальные нервно осматривали товарищей.
— Эйвери, — глухим голосом сказал Нотт. — Пусть земля ему…
Хлопок аппарации прозвучал громом небесным. Эйдан возник на выделенной плитке мраморного пола, встрёпанный, без маски, с разорванным плащом, хулиганской улыбкой и красным яблоком в руке.
— Не дождётесь! — победно объявил он и с хрустом отгрыз кусок яблока.
49. ГП. Знания
— Знания, Поттер, ни к чему, если не умеешь ими пользоваться, — втолковывал мне Драко, а я полулежал на диване, слушал и улыбался. Я знал, что сегодня Люциус и Снейп будут в опасности, но почему-то совсем не тревожился, как будто был уверен заранее, что всё обойдётся.
— Двенадцать… — задумчиво промолвил Хорёк. Я понял, что ему хочется оказаться в Косом Переулке, рядом с отцом.
— Не дури, — строго сказал я. — Лучше расскажи мне что-нибудь.
Он хмыкнул.
— Великий Поттер читает мысли и удерживает окружающих от глупостей. Куда катится мир?
— Куда надо, — не поддался я. — Давай, рассказывай.
— Что тебе рассказать? — вяло спросил он и уронил на пол очередной фолиант.
— М-м… чистокровные чувствуют своих родственников?
В серых глазах промелькнул огонёк интереса.
— Поттер, ты в курсе, что такое магическая связь?
— В курсе, — хладнокровно кивнул я. — У самого такая есть с одним… гм…
Драко понял.
— Так вот, — начал он, немного подумав, — магическая связь бывает нескольких типов. Первая — родственная. Вторая — через Долг Жизни. Третья — по обоюдной клятве, сюда же входят отношения сюзерен — вассал. Четвёртая — связь, возникающая при гармоничном сексуальном контакте. Связи могут накладываться друг на друга. Чем крепче связи и чем больше их количество, тем сильнее становятся волшебники. Вообще, Отдел Тайн пару лет назад издал интересную монографию о магических связях… Ну, всё понятно?
— Ага, — сказал я. — Ты кого-нибудь чувствуешь?
Он задумался, смутился.
— Честно — не знаю, — признался он. — Да ну тебя, Поттер! Вижу же, что ничего ты не понял. А я всё никак эту книгу по анимагии не долистаю.
— Хочешь стать анимагом? — поддел я и тут же кое-то вспомнил: — А там не написано, способности по наследству не передаются?
— Передаются, — подтвердил он и сообразил: — У тебя, кажется, отец тоже анимаг?
Я перебрался на его сторону дивана, к нему поближе.
— Слушай, а если нам взять и научиться анимагии? Полезная же вещь!
— Так ты за полчаса и научился! — недоверчиво сказал Драко. — Ищи лучше про крестражи!
Но меня уже понесло:
— Слушай, а вот если ты станешь драконом?
— Нельзя стать магическим животным! — начал сердиться Малфой. — Ни акромантулом, ни единорогом, ни драконом! Отстань!
Я выхватил у него книгу:
— А ну-ка, дай, я посмотрю, с чего начинать надо!
Малфой запыхтел, пытаясь отнять у меня фолиант.
— Иди лучше, покличь свою сову и вели ей разнести пергаменты!
— Она нас здесь не найдёт, — парировал я. — Покажи, с чего начинать!
Мы уже пару минут возились на диване, и Хорьку это, кажется, нравилось.
— Сдаюсь, сдаюсь! — воскликнул он, пока я не начал его целовать. — Есть заклинание, которым можно проверить анимагическую форму.
Он подхватил книгу и быстро нашёл нужную страницу.
— Вот тебе твоё заклинание, отстань только! Звучит как…
— Анимагум Веритас! — прочли мы хором. Мир завертелся и погас.
50. СС. Защита
Бросать в неизвестное чудовище Аваду я не стал, боялся попасть в Руди, поэтому ударил своей любимой Сектумсемпрой. Тёмная масса слегка вздрогнула, но не более того. Лестрейндж уже не вырывался, а только подёргивался, и мне хотелось думать, что это не агония, а просто бессилие.
Вокруг всё сверкнуло: это Долохов запустил под потолок шар света.
— Б…! У него глаза есть! — воскликнул Макнейр, стоящий ближе всех. Я швырял заклятие за заклятием, но ни одно из них не причиняло чудищу ни малейшего вреда.
— Уолли, снизу! — завопил Антонин, бросая, наверное, десятый Ступефай. И правда, одно из щупалец подобралось к сапогам шотландца и сейчас задумчиво обвивалось вокруг его щиколоток. Тот подпрыгнул и опустился на него всем своим весом. Щупальце обиженно отпрянуло, но не было похоже, что Макнейр причинил ему хоть какой-то вред. Казалось, что оно просто прошло сквозь его сапоги и всё.
Руди дёрнулся снова и открыл глаза. По его подбородку текла тёмная струйка крови. Губы шевельнулись.
— Оно меня… жрёт… — различил я шёпот, в котором уже не было надежды. С диким воем Макнейр бросился вперёд и, сунув руки прямо в тёмный сгусток, обхватил Лестрейнджа за пояс. Раздался чавкающий звук, но я сразу понял, что нужно делать, потому что Руди появился из шевелящейся массы почти наполовину. Забыв о палочке, я схватился за Макнейра, и через секунду почувствовал у себя на поясе руки Долохова. Чавканье раздалось снова; противное, тошнотворное, оно неведомым образом проникало в самую душу, внушая ужас. Палочку я позорно выронил, и теперь под моими взмокшими ладонями скользил кожаный ремень, скользило даже сукно безрукавки и плотная шерсть килта, но я изо всех сил держался за Макнейра и тянул назад. Пришло в голову, что мы представляем собой жуткую пародию на детскую сказку, но в этот момент моего лица коснулась медная прядь. Я поднял глаза: голова Руди с закрытыми ввалившимися глазами лежала на плече у Макнейра, но чудовище, видимо, крепко держало его за ноги. Я с ужасом увидел, что сапоги шотландца скользят по полу в обратную сторону, и удвоил усилия. Долохов стискивал меня так, что почти не давал дышать, и в этот момент моя ладонь натолкнулась на рукоять ножа…
— Уолли, где у него глаза?! — прохрипел я.
— Вни… зу… — двумя рваными выдохами ответил тот. Чудовище дёрнуло Руди к себе, и он качнулся вперёд.
— Toshka… перехва… тывай! — велел я, отклонился в сторону, и за Макнейра схватился Долохов. Я сразу увидел то, о чём говорил Уолден: у самого пола вращались и сверкали три зелёных шарика. Я не знал точно, вправду ли это глаза, но выбора не было. Наклонившись, я неловко ковырнул лезвием один из них, потом ударил посильнее. Шарик лопнул, обдав пол вонючей жидкостью. Мне показалось, что на грани человеческого слуха я услышал тонкий отчаянный визг. Тёмная масса съёжилась, но я ещё успел достать ножом второй шарик.
Вслед за этим раздалось чавканье, неимоверный грохот и придушенный вопль Долохова. Чудовище быстро просачивалось в дырку в полу в одной стороне коридора, а в другой стороне слабо шевелилась куча-мала из трёх человек. Антонину, как я и думал, не повезло: Макнейр придавил его всей своей тушей, при этом не выпуская из рук потерявшего сознание Рудольфуса.
Совершенно случайно я бросил взгляд в гостиную. О книге мы все забыли, бросив её на полу, и сейчас она, слабо трепыхаясь, подползала к провалу в полу, бывшему тайником. Почему-то я сразу понял, что, если она упадёт в него, мы потеряем её навсегда. Прыгнув в комнату, я прижал сбегающий фолиант к полу животом, и тот забился, как пойманная птица. Тяжело дыша, я защёлкнул открывшуюся застёжку, успев увидеть, что на развороте нет ни единой буквы, только толстые нити вздуваются на страницах.
Макнейр с каменным лицом внёс едва дышащего Руди в гостиную, а Долохов, молча подав мне мою палочку, выбил Бомбардой доски, закрывающие оконный проём. Я понял своих товарищей без слов: проходить мимо щели, где скрылось чудовище, не хотелось никому. Антонин выпрыгнул в окно первым, за ним последовал Макнейр, с лёгкостью несущий Лестрейнджа, и затем я, разорвав о гвоздь подол мантии и прижимая к груди драгоценный фолиант, спрыгнул в лопухи.
Знойный воздух гудел, но над репейником не вилось ни одного насекомого. Мы стояли под окном; Руди дышал тихо, и бледность постепенно уходила с его лица. Крови не было нигде, кроме губ, хотя я, помня его шёпот, опасался обратного.
— Пошли, — тихо сказал я. Долохов так же молча расшвырял лопухи и, прихрамывая, дошёл до тропинки. На его волосах повисла паутина, а на скуле наливался синяк. Я подозревал, что выгляжу не лучше.
Стоя на тропинке, я направил палочку на дом:
— Инсендио! — и сухие доски вспыхнули как солома.
Когда мы аппарировали, за нами уже поднимался в воздух густой столб дыма.
На аппарационной площадке я не удержался на ногах, потому что Макнейр толкнул меня, возникнув из воздуха. Со всех сторон обрушился проходящий сквозь витражные окна холла свет. Пыль золотом клубилась и сверкала в солнечном луче.
— Сев, ты как? — меня подняли чьи-то руки. С облегчением я сел и опёрся спиной о грудь Люциуса. Неподалёку бледный Эйвери тряс Долохова за плечи, а Рабастан колдовал над бесчувственным братом, голову которого Макнейр уложил себе на колени. Палочка в руках старшего Лестрейнджа ходила ходуном. Только сейчас я сообразил, что по-прежнему судорожно стискиваю проклятый фолиант.
Безумно хотелось прижаться к Люциусу и закрыть глаза, но я знал, что вокруг нас собрался весь Тёмный Орден, и не мог себе такого позволить. Я тяжело поднялся на ноги, сделал несколько неверных шагов.
— С ним всё нормально? — спросил Макнейр, не отрывая взгляда от Руди и
