податься? Наследства меня лишат, а в маггловском мире я не стою ни кната. О великий Один, если ты и вправду не просто миф...
— Драко, пожалуйста, — повторил Гарри с какой-то безысходностью, и эта его безысходность будто толкнула меня изнутри. Меч со свистом взвился и опустился прямо в то место, где скреплялись половинки медальона. Лица родителей исказились в судороге, и по моим ушам резанул пронзительный высокий визг.
Я пришёл в себя на диване; МакГонагалл повторяла «Эннервейт!», а Гарри низко склонялся надо мной, мешая ей. Я попытался приподняться, но гриффиндорская деканша остановила меня суровым окриком:
— Лежите, мистер Малфой! — и поднесла к моим губам маленькую рюмку, полную тёмно-янтарной жидкости. Я проглотил виски одним глотком и даже не поморщился, но в голове сразу прояснилось.
— Он... всё? — спросил я, избегая смотреть на стол. В поле зрения возникла лохматая голова Грейнджер.
— Всё, — заверила она. — Осталось три. Ты молодец, Драко, справился со своим страхом...
Мне захотелось выругаться: теперь все присутствующие знали, как я боюсь быть отвергнутым родителями. А эта отвратительная сущность ещё и играла на моих чувствах...
— Конечно, молодец, — подтвердил рядом меланхоличный голос Лавгуд, в то время как Гарри с тревогой всматривался в моё лицо. — Он же один из четверых лучших волшебников современности. Тех, которые благородны, мужественны и сильны...
Её прервали редкие, но громкие аплодисменты. Гарри и Грейнджер отстранились, давая и мне возможность взглянуть.
Аплодировал Дамблдор. Он сидел в своём кресле, уже без дурацкого ночного колпака, а в глазах его не было ни капли весёлости, они лучились ледяным светом и, казалось, проницали каждого в этой комнате.
— Браво, Драко, — тихо и веско произнёс покойный директор, останавливая взгляд на мне. — Я знал, что вы справитесь.
94. ГП. Салазар
Я вихрем промчался по замку, который на долгие шесть лет стал моим домом, увернулся от наставленного на меня объектива колдокамеры, миновал испуганно шарахнувшихся от меня хаффлпаффцев, проскочил по коридору и, запыхавшись, остановился у двери заброшенного женского туалета. Внутри было темно, из кранов капала вода, но, к счастью, наводнения не наблюдалось.
— Миртл! — позвал я. Однако мне никто не отозвался, наверное, привидение школьницы плавало где-то далеко в Чёрном озере. Тем лучше, никто не сможет мне помешать. Собственно, я изначально был против свидетелей и из кабинета директрисы ушёл один, не взяв с собой даже Драко. «У тебя сейчас другие заботы», — сказал я ему и показал глазами на снова повесившего голову Рона. Пусть хоть подерутся без меня — и то к лучшему, чем такое молчание.
— Откройся! — велел я, присмотревшись к выгравированной под раковиной змейке, и кусок стены отъехал в сторону. Я всмотрелся в темноту: за четыре года могло измениться что угодно, но другого пути не было.
— Закройся! — прошипел я и скользнул вниз. Главным было не потерять и не сломать палочку, потому я крепко сжимал её в руке во всё время полёта по трубе. Люмос немного рассеивал тьму, и я мог разглядеть грязные заплесневелые стенки, проносящиеся мимо. И то, что я вытирал самим собой тысячелетнюю грязь, тоже не добавляло мне радости. Однако путь вскоре закончился, и я вылетел из трубы в коридор. Ни на что не оглядываясь, я кое-как отряхнулся и поспешил вперёд, стараясь не думать ни о кромешной тьме, ни о тишине вокруг. Когда я шёл сюда спасать Джинни, то не обращал внимания на такие мелочи, даже не знал, как буду выбираться. Впрочем, не знал я этого и сейчас...
— Откройся! — приказал я двери, и змеи с изумрудными глазами зашевелились, давая мне проход и раскрывая створки. — Люмос Максима!
Тайная комната осветилась бледным зеленоватым светом, и я оглядел её: громадный зал с резными колоннами и статуей в конце, а посередине — мёртвый василиск. Кровь, и его, и моя, запеклась на мраморном полу тёмными пятнами, а кое-где проела камень. Конечно, не хотелось бы, чтобы полуразложившееся внутри своей непробиваемой шкуры тело вдруг шевельнулось, но я не мог смотреть на него всё время. Чеканя шаг, я пересёк зал и приблизился к статуе. Казалось невероятным, что она изображала Салазара Слизерина: неужели Основатель создал её сам и при этом отразил в ней все свои настоящие, к слову сказать, не очень приглядные черты? Неужели он был таким же эгоцентриком, как и Волдеморт? Но эгоцентрик приукрасил бы своё изображение...
Где искать диадему Ровены Райвенкло, я не представлял. Даже не знал точно, находится ли она здесь или в каком-то другом месте. Но по логике Тома, спрятать свой крестраж в кармане самого Слизерина было бы для него большой гордостью. Ну, если не в кармане, то во рту... Хотя что бы помешало василиску в один прекрасный день перекусить диадему напополам?
— Говори со мной, Салазар, величайший из хогвартской четвёрки, — смиренно попросил я, но в зале ничто не шевельнулось, и рот статуи оставался неподвижен. Это могло значить, что крестраж находится там, — и как его достать? Шарахнуть Бомбардой? А если она отлетит в меня?
— Я слушаю тебя, мой наследник, — тихо произнёс кто-то за моей спиной, и я на своём опыте постиг, что выражение «волосы встали дыбом» отнюдь не фигурально.
Я медленно повернулся и покрепче сжал палочку. Какие бы тут ни были чары, я не имею права здесь умереть!
Чар никаких не оказалось. Посреди зала, шагах в двадцати от меня, стоял человек. По крайней мере, это казалось человеком. Это был мужчина лет пятидесяти, седой, с высокими залысинами, одетый в нечто вроде камзола, узкие штаны и высокие сапоги. Сложив руки на груди, он рассматривал меня с видом полного превосходства.
— Вы кто? — нагло спросил я.
— Тот, кого ты звал, — был ответ.
— Не может быть, — возразил я. Холодный пот потёк у меня по спине. — Вы же умерли, значит, это какие-то чары...
— Что-то типа крестража? — любезно осведомился он. — Ведь об этом ты подумал, Гарри?
Я молчал, шокированный. Неужели секрет бессмертия уже найден? А если он попадёт в руки Волдеморту...
— Не попадёт, — заверил меня Слизерин. — Судя по тому, что я о нём знаю, ему такое недоступно. А теперь поговорим, Гарри.
Он начал приближаться, а я — отступать помимо своей воли. Наконец я споткнулся о ступеньку подножия трона и растянулся на полу, выронив палочку. Глупо так погибать, от рук мощной иллюзии — или крестража? — на том самом месте, где однажды уже едва не погиб...
Слизерин присел надо мной, его руки коснулись моего лица — тёплые, живые, человеческие.
— Я не иллюзия, Гарри, — сказал он. — Я тот, за кого себя выдаю, точнее, часть собственной души.
«Крестраж!» — мысленно вскрикнул я.
— Нет, не крестраж, — Слизерин покачал головой. — Я никого не убивал, чтобы остаться в этой комнате. Я просто вложил в неё всю свою душу. Здесь я жил и читал книги, здесь ставил опыты, здесь мучился и радовался. А это много значит, Гарри... Я не брал, я отдавал, — и это никогда не будет доступно моему последователю.
Я попытался сесть, и он поддержал меня за плечи. Со страхом я посмотрел в его глаза — и не нашёл там ни ненависти, ни гнева, только вековую змеиную мудрость.
— Если бы я мог, я бы всё изменил, — продолжал Основатель, присаживаясь на ступени рядом со мной. — Мой наследник не заслуживает такой участи — быть пешкой в чьей-то игре.
— Так я ваш потомок, — прошептал я. — Вот что разглядела во мне Шляпа...
— Дело в том, что ты и потомок Годрика тоже, — Слизерин улыбнулся, но в глазах веселье не отразилось. — А этот полукровка, Том, хоть и унаследовал моё могущество, равным тебе никогда не станет...
— Любовь? — повторил я заученное за Дамблдором. — Мне говорили, он не способен на любовь.
— Это важно, — признал Слизерин. — Но не только. Когда живут два моих потомка и борются между собой, я имею право выбирать. Я выбрал тебя. Не буду вдаваться в подробности моего существования, скажу только, что я живу не только здесь, потому и знаю, что происходит в мире...
Казалось сюрреалистичным, что человек, который жил много веков назад, сейчас сидит рядом со мной и неторопливо ведёт свою речь, приобняв меня за плечи. Я точно знал, что не забуду этот момент никогда в жизни. Если он, конечно, не плод моего воображения и не галлюцинация.
— Ты не веришь, Гарри, — шёпот Слизерина прорезал тишину, — это естественно. Но речь не об этом. Я знаю, что ты ищешь, и хочу тебе помочь.
Я поднял голову:
— Вы знаете, где крестражи?
— Дневник уничтожил ты, — тихо сказал Основатель мне на ухо. — Почти на том же месте, где мы сейчас сидим. Именно тогда я и сделал выбор... Кольцо разбил Дамблдор. Чашу Хельги — снова ты. Мой медальон — жаль, признаюсь, безделушку, — юный Малфой. Диадема Ровены спрятана в Выручай-комнате, в истинном её облике, в том, который и был первым... Ещё один осколок своей души полукровка поместил в змею Нагайну, которая всюду с ним. Ещё один — здесь.
Пальцы его коснулись моей шеи там, где её не закрывал ворот рубашки, и я вздрогнул от неожиданности.
— Его душа для тебя чужда, этот осколок год за годом отравляет тебя, — продолжал Слизерин. — Если хочешь, я помогу тебе от него избавиться...
— Да, милорд, — прошептал я, не отрываясь от его глаз, настолько его взгляд затягивал. — Пожалуйста, если вы можете...
— Уж на что мне противны дементоры, — лукаво вздохнул он, — но капелька их магии не
