полуобморочное состояние!
Правда, Дубровская слышала, что подобные фокусы характерны вроде бы только для мужских мест заключения и лишь для тех, где сидят глупые малолетки. Но кто знает, чего ожидать от женщин? Кто-то говорил ей, что в женских тюрьмах царят куда более страшные порядки.
Правда это или ложь? У нее есть блестящая возможность убедиться в этом на собственной шкуре…
Компания, в которой Лиза была перевезена в изолятор, на первый взгляд подтверждала самые худшие предположения Дубровской. Женщины имели неопрятный вид и самую что ни на есть подозрительную внешность. У каждой из них на лбу словно красовалось клеймо. «Я – воровка!» «Я торгую наркотиками». «Я – проститутка, а по совместительству разбойница!»
Хотя, возможно, Елизавете это только казалось. Сама она была одета не многим лучше, ее волосы были всклокочены, а лицо с опухшими от слез веками напоминало физиономию запойной алкоголички. А этот отвратительный запах! Казалось, он пропитал насквозь ее одежду. Она несколько суток не принимала душ и не чистила зубы. Хорошенькая картинка! Ругает своих товарок, а себя считает образчиком чистоты и горной свежести! А если учесть, что ей предъявлено обвинение не в краже, не в разбое, а в убийстве, да еще двойном, не плохо бы оставить в покое критику и взять себя в руки…
– Эй! Ты – первоходка? – спросила ее женщина цыганской внешности, та самая, которую Лиза определила как торговку наркотиками.
– Я? – уставилась на нее Дубровская.
Отвечать правду или соврать?
– Да, – еле слышно произнесла Лиза.
– Это и видно, – заявила соседка. – Робеешь, что ли?
Лиза пожала плечами.
– Не бойся. Везде люди живут. Привыкнешь, – успокоила ее женщина.
– Я здесь ненадолго, – вырвалось у девушки.
– Все так говорят! – махнула рукой цыганка. – Меня Розой зовут. Взяли на сбыте героина. Чувствую, в этот раз меня замели надолго. А тебя за что?
– Убийство.
Роза внимательно взглянула на Дубровскую. В ее глазах мелькнуло нечто похожее на уважение.
– Надо же! А по виду не скажешь…
– Для начала ознакомишься с тем, что представляет собой «сборка».
– Сборка? – уставилась на Розу Дубровская.
Как она правильно поступила, что не стала изображать из себя бывалую узницу! Разоблачение наступило бы так скоро. Похоже, ей многому придется здесь научиться.
– Привратка, – произнесла загадочное слово цыганка.
Лиза покачала головой. Она чувствовала себя словно за границей. Общаться хочется, но языком не владеешь…
– Ну, ты в больнице была? Приемный покой видела? Примерно то же самое. Досмотр, тюремный врач, бумажки всякие… Побудешь на карантине несколько дней, а там распишут в камеру. Держись меня – не пропадешь!
Женщины команды выполняли споро, как самую привычную вещь. Лиза же да еще одна молодая девица с роскошной косой столбенели от резких выкриков и с первого раза не могли понять, что от них требуется. Раздеться догола в присутствии женщин в форме было задачей неприятной, но вполне выполнимой. То, что последовало за этим, повергло Дубровскую в состояние шока.
– Нагнуться вперед, раздвинуть ягодицы, присесть десять раз.
– Зачем? – заморгала Лиза.
– Выполнять! – гаркнула баба в форме. – Вопросы оставь при себе.
Дубровская не решилась возразить. Ее окатила волна жгучего стыда. Должно быть, Лиза со стороны смотрелась неловкой, поэтому мерзкая баба уделила ей максимум своего внимания. Ей доставляло наслаждение упиваться беспомощностью новенькой и собственным могуществом.
– Ниже, ниже. Раздвинь-ка получше, хитрюга! Знаю я вас!
Наконец, звонко хлопнув ладонью девушку по заду, она заявила:
– Давай трусы.
Вконец обалдевшая Лиза протянула ей розовый комочек. Баба почему-то заорала как резаная.
– Убери заразу! Ты что, дура?
– Ну, так как же… – пробормотала Дубровская. – Вы ведь сами попросили.
– Выверни и покажи мне. Да держи в своих руках! Ты мне сифилис подарить хочешь?
– Я не больна.
– Рассказывай сказки своей подружке, ковырялка чертова!
Лиза, дрожа от пережитого унижения и страха, отошла в сторону. Там ее поджидала Роза.
– Ты с ума сошла! – напустилась она на Дубровскую. – Не задавай глупых вопросов, просто смотри, что делают остальные, и повторяй то же самое.
– А что мы делали? – прошептала Лиза.
– Нас досматривали на предмет того, не прячешь ли ты что-нибудь у себя в укромном месте.
– А что можно спрятать
– Много чего, – многозначительно произнесла цыганка. – Порошок, мульку.
– Что-что?
– Наркотики, записку с воли. Усекла?
– А-а… А что такое ковырялка? – не удержалась от любопытства Лиза. – Это такое ругательство?
Роза как-то странно взглянула на нее:
– Скоро узнаешь. Всему свое время…
Гинекологическое кресло, даже без ширмы, было очередным испытанием для Дубровской.
– Ноги на подставки. Расслабься, – командовала женщина в белом халате. – Дата последней менструации… Не беременна? Венерические заболевания есть?
– Нет, – просипела Лиза. Кажется, она теряла голос.
Женщина наскоро проверила ее. Осмотр причинил девушке не самые приятные ощущения. Но докторше, похоже, это было безразлично.
– Слезай. Следующая…
Кресло парикмахера не сулило ничего ужасного. Расчески, ножницы, зеркало – словом, все то, что есть у любого цирюльника. Здесь не было только дорогих шампуней, фенов, глянцевых журналов с моделями стрижек.
Фея тюремного салона красоты вид имела хмурый и неприступный. Грязный белый халат дыбился на ее огромном бюсте. Она запустила пальцы в волосы Дубровской.
– Вши есть?
– Нет, – оторопело ответила девушка.
Парикмахер взъерошила волосы Лизы и зачем-то посмотрела на концы.
– Хороши. Жаль, что коротковаты…
Смысл этой загадочной фразы Дубровская поняла позднее. После нее в кресло уселась та самая девушка с роскошной косой, цвета воронова крыла. По виду она казалась украинкой и говорила с характерным акцентом. Она, наверно, тоже была «первоходкой», поскольку, подобно Елизавете, шарахалась от всех, как от чумы.
Парикмахерша даже присвистнула от восторга, взяв в ладони черную как смоль, длинную, как змея, косу. Она обменялась взглядами с надзирательницей.
– Надо состричь!
– Вы что? – завопила девица. – Не трогайте! Не имеете права!
– А вот здесь ты ошибаешься! – медовым голосом заявила парикмахер. – Такие права у меня есть.
– Караул! Помогите! – взвизгнула обладательница роскошных волос.
– Не ори! – сморщилась надзирательница. – Никто не собирается тебя стричь под «ноль». Прическа в местах заключения должна быть опрятной и не представлять угрозы для окружающих. А если из-за тебя другие женщины в камере обовшивеют? Так что не упрямься.
– Ни за что! – Девица вцепилась в косу и, по всей видимости, не собиралась проявлять благоразумие.
Дубровская не успела моргнуть глазом, как строптивая узница оказалась пристегнутой к креслу наручниками.
– Глянь-ка, Тома! – молвила парикмахерша. Реплика предназначалась надзирательнице. – Да у нее вши. Я же говорила!
– Это вранье! – извивалась девушка в кресле. – Нет у меня никаких вшей.
Она зарыдала в голос, почувствовав, как большущие ножницы коснулись ее волос. Мгновение, и тяжелая коса, как колосья под серпом, упала на плиточный пол.
– Ничего не попишешь, – пожала плечами надзирательница. – Санобработка!
Дубровская стояла в стороне ни жива ни мертва. Она посмотрела на Розу. Во взгляде той читалось еле сдерживаемое бешенство.
– Как же, санобработка! – жарко зашептала она. – За такую косу неплохие деньжата можно получить.
Лиза охнула:
– Ты так считаешь? Так они специально?
– А ты что думаешь, решили сделать бабе модную стрижку?
– Но ведь девушка может пожаловаться начальству, и тогда им не поздоровится…
– Ты и впрямь полоумная, – покачала головой цыганка. – О каких жалобах ты говоришь? Неужели ты ничего еще не поняла? Тут у тебя нет прав. Ты – жалкая вошь, и до тебя никому нет дела.
Лиза прикрыла глаза. Женщина была абсолютно права. Той девушки, Елизаветы Дубровской, бывшего адвоката, симпатяги и умницы, уже нет. Она осталась там, за пределами этого страшного места; там, где задорно звенят трамваи, а молодые девчонки носят короткие юбки, высокие каблуки и потрясающе длинные волосы.
