углу.
— Доброе утро, Йенси. Я веду Дезни на экскурсию по камерам. Мы ненадолго.
Йенси кивнул и открыл дверь. Когда мы проходили мимо, я почувствовала на себе его неотрывный взгляд. Потом я обернулась, мы встретились глазами, и он отвернулся. Похоже, не все служащие «Деназена» так же гордятся своей работой, как мой папашка.
Мы оказались в широком и невероятно длинном коридоре, по обеим сторонам которого располагались стеклянные комнаты. Точнее клетки.
Мы двинулись вдоль и скоро остановились возле первой занятой.
— Это сто первый, — произнес папашка, дважды постучав по стеклу. Такой же звук он извлекал из нашего аквариума с рыбками, который стоял дома в гостиной.
Девушка внутри — моложе меня. Лет тринадцать, максимум — четырнадцать. Остекленевший безжизненный взгляд, словно навек остановившийся в одной точке. Слегка приоткрытый рот, из правого уголка сочится розоватая жидкость, оставляющая на подбородке едва приметный след. Она сидит на койке, укутанная старыми одеялами, безвольно сложив руки на коленях; рядом — игрушечный мишка с оторванной головой. На ней поношенные, все в пятнах, хлопчатобумажные шорты и неописуемая, на несколько размеров больше, чем нужно, футболка.
— Она же совсем ребенок, — сказала я. — Почему она здесь?
Пораженная тем, что вижу, я все же умудрилась скрыть негодование, которое меня переполняло. Ведь Кейл провел здесь всю жизнь. Даже когда был таким же ребенком, как эта девушка.
— Сто первый был с нами несколько лет. Ее мать погибла от несчастного случая, оставив дочь совсем одну и без средств к существованию. Мы нашли ее и взяли в «Деназен». Но неделю назад она сорвалась и напала на нашего доктора.
— Как же такая маленькая могла на кого-то напасть?
Если бы у нее был полный рот острых как иглы зубов и она плевалась бы ядом, я бы, может, и поверила. Но в ней вряд ли и весу-то было больше, чем в паре кирпичиков!
— Сто первый способен прерывать сердечную деятельность. Эта маленькая успела убить троих, прежде чем мы ее успокоили.
Произнося это, папаша всматривался в таблицу, висевшую сбоку от двери.
— Но почему? — не унималась я.
— Почему что?
— Почему она сделала это? Должна же быть причина!
Я понимала, что скольжу по тонкому льду, но ничего не могла с собой поделать. Должно же было что-то произойти с бедной девчушкой. Может, она провела часок наедине с Мерси?
— Да никакой причины! Просто Шестые иногда срываются, только и всего.
Мне бы попридержать язык, но я уже собой не владела.
— Срываются? — переспросила я. — И такое может случиться со мной тоже? Я закончу здесь, в одной из этих клеток, с номером вместо имени? А, пап? Когда в следующий раз поссорюсь с тобой или вернусь с тусовки под мухой.
Папашка отвернулся от сто первого и посмотрел на меня с улыбкой превосходства:
— Пока ты не создаешь проблем и хорошо себя ведешь, тебе не о чем беспокоиться.
Он почти минуту, которая показалась мне часом, вглядывался в мои глаза, и мы пошли прочь от клетки сто первого. А интересно, как ее все-таки зовут?
Возле следующей клетки он сказал:
— Здесь у нас сто девятнадцатый. Чаровник — так мы их называем.
Чаровник — это бабник, что ли? Вряд ли.
— А что это такое? — спросила я вслух.
— В истории, начиная с девятнадцатого века, зафиксировано много случаев, относящихся к подобным способностям. — В голосе папашки зазвучала нотка восхищения. Он продолжал: — Жертва, которую ласкает чаровник, полностью попадает под его контроль. Мы пришли к выводу, что этот феномен лежит в основе легенд об инкубах.
Я разглядывала обитателя клетки через грязноватое стекло. Приятное лицо, но выражение — как у сто первого. Такие же светло-серые хлопчатобумажные шорты и простая белая рубашка. Карие глаза, хотя и немного более живые, чем глаза сто первого, так же устремлены в никуда. Смотрит, но ничего не видит.
— Почему он здесь? — спросила я.
— Ситуация со сто девятнадцатым немного отличается от того, что мы имеем со сто первым, — принялся объяснять папашка. — Он с нами всего несколько недель, и все это время находится на девятом этаже. Мы поместили его к нам после того, как его задержала полиция одного из соседних городов. Они обнаружили, что он содержит бордель.
— Так он сутенер? Большая находка для «Деназена»!
— Он превращал своих жертв в настоящих зомби. Его подозревают в похищении девушек и подсаживании их на наркотики.
— Но ведь тут не наркотики, верно? Он просто использовал свои способности?
— Ты абсолютно права.
Мы прошли мимо нескольких пустых клеток и подошли к следующему пленнику.
— Это сто двадцать первый. Мы поместили его сюда неделю назад. Мне кажется, ты с ней ходила в одну школу.
Я всмотрелась сквозь стекло. Это было ужасно! Моя бывшая одноклассница, а иногда и соперница Кэт Ханс сидела в клетке с таким же выражением лица, какое было у тех, кого мы только что видели. Ее золотисто-каштановые волосы, за которыми она всегда тщательно ухаживала, висели как пакля, а цвет лица, всегда поражавший окружающих, сменился тонами серыми и блеклыми. Мы никогда не ладили, но теперь, когда я видела Кэт в таком состоянии, я с трудом сдерживала бешенство. С третьего класса она мечтала стать ветеринаром. Думаю, ее мечта умерла именно тогда, когда «Деназен» наложил на нее лапу.
— Это же Кэт Ханс! Она пропала на прошлой неделе! — воскликнула я.
— Мы поместили ее сюда, — сказал папашка, отвернувшись от клетки. — Сто двадцать первый достаточно долго работал с нами. Ее отец, Дин Ханс — один из наших регистраторов; он работает на пятом этаже.
Он похлопал себя по виску:
— У него фотографическая память.
Опять посмотрел на Кэт.
— Сто двадцать первый обладает способностями, похожими на те, какие есть у сто девятнадцатого. Правда, она менее опасна и ее легче контролировать. Она может простым прикосновением пальцев парализовать человека.
— И она парализовала того, кого не следовало?
Папашка покачал головой:
— Не совсем. Видишь ли, мы позволили сто двадцать первому работать с нами в силу ее возраста и связей. Ты знаешь, Дэкс Флит — тот самый, что похитил тебя, — принадлежит к людям, которые хотят помешать «Деназену» осуществлять свою благородную деятельность. Мы собирались внедрить сто двадцать первого в эту группу и разрушить ее изнутри. Однако оказалось, что она шпионит в их пользу, а не в нашу.
В моем горле пересохло.
— Шпионит? И как же вы узнали об этом?
Папашка рассмеялся. Его смех холодными иголками прошелся вверх и вниз по моей спине.
— Нам не нужно было ничего узнавать. Мы знали все с самого начала, и все-таки хотели использовать ее в наших целях. Когда же стало очевидным то, что ничего с ней не выйдет, пришлось поместить ее сюда.
— Ничего себе!
— А теперь — твой черед.
