каждым днём. Я наведываюсь к нему по утрам. Каждый раз, отправляясь в школу, я нарочно иду через пустырь. Теперь у меня есть тайна. Мне радостно, что он растёт…
В школе я встречаюсь с Иренкой. На уроках мы сидим рядом; мне с ней хорошо и легко. На душе у меня спокойно. Теперь у меня есть подруга, но дело даже не в этом. Что-то произошло. Я чувствую, что мир изменился и уже никогда не будет прежним…
Иренке удалось побывать в моём родном городе; в нашей квартире теперь жили другие люди. Мои родители состарились и умерли. Через год после моей смерти на свет появился мой брат, – мальчик с золотыми кудряшками и синими глазами. Ему было уже сорок лет, и у него была своя семья.
Вот и всё, что удалось узнать. Когда я ещё была жива, мне очень хотелось иметь младшего брата или сестру; но теперь его рождение меня не радовало: я понимала, что, если бы не моя смерть, его никогда бы не было на свете. Моим родителям нужен был только один ребёнок. Или он, или я. Рождение брата ровно через год означало, что они забыли меня и утешились; я была рада за них и надеялась, что он смог стать для них идеалом, – идеальным ребёнком, о котором они всегда мечтали. Я ревновала… возможно, я была не права, и они долго горевали за мной, – когда я услышала о брате, такая мысль не пришла мне в голову, а правду об их чувствах я так никогда и не узнала. Мы с родителями не встретились за гробом. Наверное, они попали куда-то в другое место, – не туда, куда я. Не в школу…
Иренка продолжала приходить к нам почти ежедневно. Её эксперимент – попытка встретиться со знакомыми сновидцами – давно закончился; ей так и не удалось разыскать кого-нибудь из них, но это её не огорчало. Теперь она приходила в школу из-за меня. Так продолжалось несколько месяцев, а потом…
XII
Однажды утром, навещая свой цветущий куст, я увидела, что рядом с ним стоит моя бывшая подруга Ритка.
Как она узнала мою тайну?.. Трудно сказать. Возможно, проследила за мной; возможно, ей рассказал кто-то, уже давно следивший за нами… Нам было запрещено держать животных и выращивать растения; правда, в парке и возле школы были деревья, но они уже сорок лет стояли облетевшие, мёртвые… на них никогда не росла листва. Здесь были только люди и духи; другим существам вход сюда был заказан. Всего один раз за сорок лет мне удалось увидеть собаку, да и та, скорее всего, была духом, принявшим облик животного…
Я ни разу не видела, чтобы кто-то отважился нарушить этот запрет. Да никто и не хотел: каждый был занят учёбой или работой; на всё остальное не оставалось ни времени, ни сил. Что случается с теми, кто идёт против воли учителей, я не знала; мне вообще было мало известно об этом мире, хоть я и прожила здесь четыре десятка лет. Раньше мне уже приходилось нарушать разные здешние правила, и ничего особенного не случалось; меня иногда ругали, и только. Обычно учителя относились к нам с холодным равнодушием; никто не рвался наказывать нас за проступки, но этот запрет казался серьёзным, и я чувствовала: что-то случится, если Ритка наябедничает им…
Я волновалась, но старалась выглядеть спокойной.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я Ритку с деланным безразличием, как будто мне было всё равно, что происходит и что теперь со мной будет…
…Помню, как будто это было вчера: на пустоши, в серой сухой земле, под хмурым пасмурным небом, растёт прекрасный цветущий куст, – настоящее чудо; две пёстрые бабочки порхают вокруг него… а чуть поодаль стоит моя подруга Ритка в своей старой коричневой форме и, нахмурившись, смотрит на меня. Кажется, она вот-вот заплачет.
– Ну, что случилось? – спрашиваю я.
Ритка долго молчит и наконец выпаливает, – совсем по-детски, со слезами в голосе:
– Я пришла, чтобы сказать… Эта Иренка… она плохая. Злая и подлая. Она хочет разлучить нас с тобой…
Я не верю ей. Здесь все врут. У Ритки хитрые зелёные глаза; она немного косит, и кажется, что Ритка всегда неискренна. Но в этот раз она, похоже, говорит правду. Слёзы текут по её лицу.
– Да что случилось?.. Почему ты плачешь?
– Ты ничего не знаешь! – выкрикивает Ритка. – Когда куст вырастет, ты уйдёшь!..
Слово «уйдёшь» в её устах звучит почти как «умрёшь», – тоскливо и обречённо. Я смотрю на высокий, как дерево, куст, на толстые ветви, покрытые шершавой корой, на распустившиеся цветы размером с ладонь и длинные зелёные листья. Мне кажется, что куст уже вырос. «Значит, мне пора уходить? – спокойно думаю я. – Но куда? Где ещё есть место мёртвым?»… Может быть, есть ещё какой-то мир, кроме того, где мы оказались? Или я просто уйду в небытие, в которое верят живые?.. Что, если меня ожидает смерть?.. Откуда я вообще взяла, что на «том свете» жизнь бесконечна?.. Возможно, я просто перестану существовать, превращусь в пыль и прах?..
– Что ж ты раньше не сказала мне, Ритка? – с лёгким укором говорю я. – Теперь уже поздно. Смотри, какой он большой…
– Да разве я знала, что он вырастет?.. Думала, засохнет. Здесь даже трава не растёт…
Ритка садится рядом со мной, – на серую пыльную землю, спиной к цветущему кусту, – и говорит, говорит…
Мы всегда сидим на земле. Здесь нет скамеек, а пыль нам не страшна: её можно отряхнуть, и она исчезнет, не оставив следов. Моя школьная форма не пачкается; она всегда остаётся такой, какой я её помню. Здесь всё не так, как в том, другом мире…
…Я молча слушаю Риткин рассказ. Когда я покончила с собой, то не оставила предсмертной записки; мне не хотелось ничего объяснять. Зачем?.. Мне было всё равно, что теперь будет в мире живых. И Ритка, недолго думая, решила, что повесилась я из-за неё, из-за дружбы, которую она предала…
Её сны превратились в кошмары. Каждую ночь она приходила в школу и видела там меня. Она пыталась помириться со мной снова и снова, но у неё ничего не получалось: я относилась к ней с холодным безразличием, как будто она – пустое место. Ритка часто заговаривала со мной, садилась за одну парту, таскалась следом на переменах; я терпела её рядом с собой, но при случае старалась уйти от неё подальше, считая каким-то надоедливым духом, который просто притворяется Риткой…
Так продолжалось четыре года, – пока ей не исполнилось пятнадцать. В то лето Ритка неожиданно влюбилась; объектом страсти стал соседский мальчик, живущий двумя этажами выше. Но мальчик отверг её: ему не нравилась грязная замарашка, нечёсаная, с чернильными пятнами на руках…
Это новое горе освежило печальные воспоминания: Ритка вспомнила обо мне, о том, как отворачивалась, когда я пыталась с ней заговорить, и как кричала мне вслед разные гадости, – по указке другой девчонки, которая стала её новой подругой…
Лето подходило к концу; начинался учебный год, а вместе с ним – новые проблемы. Ритка училась на одни тройки, и окончание школы не открывало перед ней никаких радужных перспектив. После восьмого класса моя подруга собиралась идти в училище, но, поразмыслив, решила, что жизнь рабочих – это не то, чего она хотела бы для себя…
…Ритка бросилась с моста в реку тридцать первого августа, перед самым началом учебного года. Она оставила предсмертную записку, в которой пространно описала всё, – свою несчастную любовь, отсутствие целей и будущего, – и попросила у всех прощения. В записке Ритка упомянула и меня. Она извинилась за то, что предала нашу дружбу, и выразила надежду, что на том свете мы встретимся…
Именно так и случилось. После смерти Ритка попала в ту же школу, где училась я; мы снова сидели за одной партой, но я не заметила, что она мёртвая, продолжая считать её духом, который только притворяется Риткой… Способность различать живых и мёртвых меня подвела; да я и не старалась, – за все эти годы я, кажется, ни разу не смотрела на неё внимательно… Мне было всё равно.
– Ты меня ненавидишь, наверное, – рыдает Ритка. – Это я во всём виновата. Ты сейчас была бы жива, если б я дружила с тобой.
Я поспешно перебиваю её:
– Нет, Ритка. Ты ни в чём не виновата. Я не из-за тебя повесилась.
