столкнулась за минуту до взрыва, обезобразившего слабоумного воришку Диму…
Тина вспомнила старуху, которая, сгорбившись, брела навстречу ей по коридору.
Сейчас она осознала, что ей и тогда что-то в этой уборщице показалось странным, ненатуральным, неправдоподобным. Но тогда все эти мысли отступили перед кошмарным происшествием, перед зрелищем изуродованного взрывом человеческого лица, и она не успела до конца сформулировать эти подозрения, не успела оформить их в законченную мысль…
Уборщица показалась ей ненатуральной, потому что она изо всех сил изображала немощь и старость. Именно изображала, притом что ее фигура казалась слишком крепкой и сильной для такого образа.
Да и кто стал бы держать такого «божьего одуванчика» в модном ресторане, посещаемом богатыми и известными людьми!
Тина схватила синий халат, парик, косынку, бросила их на прежнее место, в шкаф, и торопливо закрыла шкаф на ключ. Ей хотелось избавиться от этих ужасных вещей, потому что они говорили… говорили ей такое, во что она не могла и не хотела верить. Ей хотелось, чтобы все было как прежде, до того, как она открыла этот злополучный шкаф… открыла этот ящик Пандоры…
Она понимала, что это детское решение, признак слабости, инфантильности, признак безволия – отмахнуться от реальности, если эта реальность тебя не устраивает, но она ничего не могла с собой поделать…
Отступив от шкафа, она смотрела на него в ужасе и шепотом повторяла:
– Не может быть! Этого просто не может быть!
Ей не хотелось ничего знать – и в то же время хотелось узнать, хотелось узнать все до конца. Так ревнивая жена боится узнать об измене мужа, но и готова свернуть горы, перевернуть землю, чтобы поймать его с поличным.
Тина огляделась в спальне, лихорадочно заметалась по ней, боясь и одновременно надеясь найти здесь еще какие-то подтверждения своей страшной догадки.
Она открывала одну за другой нарядные шкатулки, но там не было ничего, достойного внимания – какие-то записки, письма, фотографии молодых людей с пошлыми и трогательными надписями, мелкие сувениры; в одной из шкатулок ей попалась длинная прядь золотистых вьющихся волос.
Закрыв последнюю шкатулку, она принялась выдвигать ящики комода из карельской березы.
В верхнем ящике лежали всевозможные мужские мелочи – бритвы, маникюрные наборы. В следующем было аккуратными стопками сложено белье.
Повинуясь неосознанному побуждению, Тина приподняла одну из стопок… и замерла как громом пораженная.
На дне ящика, под бельем, лежали в ряд несколько кукол.
Большая часть кукол – Барби, светловолосые длинноногие блондинки. Но были среди них и брюнетки, и шатенки, и рыжие, и несколько кукол-мужчин – Кенов. Некоторые куклы казались старше других. Одна, более смуглая, была чем-то похожа на Диану Маранову, один из Кенов удивительно напоминал Сержа…
Барби были в платьях и брючных костюмах, в узких джинсах и свитерах, в длинных юбках и нарядных шелковых блузках. Они лежали в ящике, уставившись на Тину пустыми круглыми глазами, и терпеливо дожидались своей очереди.
Дожидались, когда их повелитель достанет их из этого хранилища, нанесет смертельный удар и бросит очередную искалеченную куклу на коврик перед дверью Тины…
Внезапно Тине показалось, что куклы пристально, внимательно и враждебно следят за ней, зорко подкарауливают мгновение, когда она расслабится, утратит бдительность, чтобы внезапно выскочить из ящика и напасть…
– За что?! – прошептала Тина, чувствуя, что начинает сходить с ума. – За что?! – повторила она, задвигая ящик комода. – За что? Или, вернее, зачем?!
У нее не было ответа на оба эти вопроса.
Она не представляла, как жить дальше с тем грузом, который неожиданно свалился на ее хрупкие плечи, как жить с открывшейся ей информацией.
Тина тихо, стараясь не шуметь, выскользнула из спальни, пересекла коридор – из-за двери кабинета доносился спокойный, гипнотический голос дяди Бо… голос того человека, которому она до сегодняшнего дня так верила!
Она заткнула уши, чтобы не слышать этот голос, открыла входную дверь и выскочила на лестницу.
Только здесь она смогла перевести дыхание.
Тина спускалась по лестнице, глядя прямо перед собой и повторяя вполголоса, как заклинание:
– За что? Зачем?
Навстречу ей попалась немолодая женщина, возвращавшаяся из магазина с полной сумкой продуктов. Увидев спускающуюся по лестнице Тину, разговаривающую с самой собой, женщина опасливо посторонилась, проводила ее неодобрительным взглядом и произнесла вполголоса:
– Не поймешь, то ли пьяная, то ли еще хуже… этими… наркотиками накачалась! Ну и молодежь нынче пошла! Тьфу…
Тина ее не заметила.
Она вышла на улицу, смешалась с толпой озабоченных, куда-то торопящихся людей. Всем им не было до нее никакого дела, у них собственные проблемы, собственные заботы. Они обходили ее, удивленно оглядывались.
Тина шла куда глаза глядят, не разбирая дороги, как слепая, наталкиваясь на встречных, и только монотонно повторяла, ни к кому не обращаясь:
– За что?! За что?!
Какой-то сутулый мужчина обматерил ее, женщина средних лет осуждающе покачала головой.
Тина шла, ничего этого не замечая.
Так, не разбирая дороги, она брела, наверное, больше часа.
Понемногу толпа стала редеть, потом вовсе исчезла.
Теперь Тина оказалась в безлюдном переулке, вокруг нее не было ни души. Из подворотни выскочила черная кошка, стремглав перебежала дорогу и скрылась на другой стороне переулка.
Внезапно Тина остановилась. Она словно проснулась, удивленно огляделась по сторонам, пытаясь понять, где находится и как ее сюда занесло. Она не узнавала этого места, не представляла, как оказалась здесь. Свою машину она оставила возле дома дяди Бо, но не хотела за ней возвращаться, да и не знала, как добраться туда.
К счастью, из-за угла выехала неказистая проржавевшая машина. Тина подняла руку.
Машина остановилась.
За рулем сидел какой-то мрачный тип, до самых глаз заросший темной бородой. Видимо, «лицо кавказской национальности». Тина плюхнулась на заднее сиденье, назвала свой адрес.
Водитель тронулся, ни слова не говоря.
Они ехали довольно долго. Наконец Тина стала узнавать улицы за окном машины, они стали более оживленными. Показался ее дом. Машина остановилась, водитель повернулся к ней, что-то невнятно пробормотал.
– Что? – переспросила Тина, придвинувшись поближе.
– Триста! – повторил кавказец, для верности показав три пальца.
Тина полезла в сумочку, достала деньги, протянула водителю, но он, вместо того чтобы взять их, потянулся к ней и внезапно прижал к лицу клетчатый платок.
Тина попыталась оттолкнуть его, попыталась закричать… но силы внезапно оставили ее, все сделалось ей совершенно безразлично, и она потеряла сознание, успев подумать, что второй раз за несколько дней умудрилась наступить на одни и те же грабли.
Тина пришла в себя и попыталась вспомнить, где она находится и как сюда попала. Память возвращалась неохотно, одно было ясно: она не дома, не в своей собственной постели, об этом говорили ей неосознанные ощущения…
Неужели накануне она напилась до такой степени, что не смогла вернуться домой?
Тина с трудом разлепила глаза, попыталась приподняться… но это ей не удалось, тело ей совершенно не повиновалось. Она не чувствовала боли, вообще не было никаких неприятных ощущений, наоборот –
