Нет, мы выиграли много денег, только… Только я их не получила. Мало того, что этот козел не дал мне ни рубля, он еще меня изнасиловал. Можно воды?
— Да, конечно.
Зародин торопливо встал, налил в высокий стакан воды и протянул Анастасии. Она осушила его почти залпом, поставила на край стола и стерла с губы искрящуюся каплю.
— Я долго не могла заставить себя пойти в казино, но бросить Андрея я тоже не могла: надо было что-то делать. Я ведь учусь в медицинском… В общем, я решила, что можно быстро и безболезненно избавляться от компаньонов. Надо только заставить их выпить спиртного, не так уж и много…
— А потом добавить антабус.
— А потом добавить антабус. Это было легко. Пили все. Обычно еще за картами. Кто-то кружку пива, кто-то пару стопок водки. Тут мне даже делать ничего не приходилось. После игры мы уходили из казино вместе. Я предлагала поехать ко мне и поделить деньги там. Естественно, я не собиралась этого делать. Главное было — заманить бывшего компаньона в машину. Обычно в казино на своей машине никто не ездит. Во-первых, нервы. Во-вторых, обязательно пропустишь рюмочку-другую — не садиться же за руль в таком состоянии. Я брала машину напрокат на один вечер. Мы немного отъезжали, я выбирала самые малооживленные улицы, хотя по ночам народу и так не слишком много. Глушила мотор. А потом я предлагала выпить за удачу нашего безнадежного предприятия. Ну и вот…
— Как только человеку становилось плохо, вы забирали деньги, а бедолагу просто бросали умирать?
— А что мне было делать? Да, я забирала деньги. Все. Не только выигранные. Мертвым деньги не нужны.
— А Костя? — впервые за все время допроса не выдержала я. — Костя тоже выпил… за удачу…
— Нет, — после некоторого молчания ответила Настя, словно только сейчас вспомнила, что в кабинете, кроме нее и Зародина, были еще мы с Валерой. — Он отказался. Да и в казино практически не пил.
— Как же вам удалось добавить ему антабус? — спросил Димка.
— Я предвидела возможность того, что кто-нибудь из моих партнеров не станет пить со мной в машине, поэтому держала под сиденьем шприц. Вот и пригодился. Я сделала ему инъекцию, это было совсем несложно, а потом просто вытолкнула из машины. Конечно, это было опасно: во-первых, от страха человек мог натворить любых глупостей, во-вторых, след от укола могли обнаружить, но другого выхода у меня не оставалось.
— Да, такого Костя явно не ожидал. Да и мы не могли подумать о подобной возможности, — в очередной раз мысленно проклиная себя за беспечность, проговорила я. — Теперь понятно, почему ему стало так плохо, несмотря на то, что выпил он совсем немного.
— Значит, всем пятерым убитым вы давали антабус уже в машине, а это в свою очередь приносило нужные вам результаты, — вернулся к прерванному разговору Зародин.
— И неплохие результаты, — согласилась подсудимая.
— А Андрей?
— Андрея так и не вернули. Они прислали мне еще три пальца. Я умоляла, просила больше этого не делать. Обещала, что сделаю все, что он попросит, буду зарабатывать для него любые деньги, только бы перестали мучить Андрея. Пальцы присылать перестали.
— А Андрея не отпустили.
Анастасия покачала головой.
— И кто же этот человек?
— Извините, но этого я вам не скажу. Иначе они его точно убьют. А так, может быть, когда они узнают, что меня поймали, Андрея все-таки отпустят. От меня ведь теперь никакого толка.
— Н-да, история, — озадаченно проговорил Зародин.
— Дима, — робко позвал Валерий. — Выйдем на минуточку.
Я удивленно посмотрела на Гурьева. Он был совершенно бледный, глаза лихорадочно блестели. И я вспомнила…
— Мальчики, можно с вами?!
— Пошли, — ответил Зародин, хотя ему это явно не понравилось. — Простите нас, Анастасия Николаевна.
Он пригласил в кабинет какого-то лейтенантика, чтобы не оставлять подсудимую одну, и мы все втроем вышли в коридор.
— Валерка, ты про потешного покойничка вспомнил?! — не удержалась я, едва мы остались одни.
— Именно! Помнишь, Дмитрий, парня из Смирновского леса?
— Ё-мое! А вы молодцы! Ну конечно! Все сходится! Четыре отрубленных пальца на правой руке! Смерть от анафилактического шока! Он загнулся, а они даже ничего ей не сказали, продолжали тянуть деньги. Вот ведь скоты какие!
— Бедная девчонка. — Мне действительно было ее жаль. — Она ведь только ради него все это делала. И прекрасно понимает, что ей светит за эти убийства.
— Да уж, любовь до гроба, дураки оба, — мрачно пошутил Валерий. — Зато теперь она наверняка подпишет признание.
— Может, и подпишет, а может, и нет, — с сомнением ответил Дмитрий. — Смотря что за тип их в оборот взял. — Дима, а что ей грозит? — спросила я.
— По-хорошему — вышка. Но учитывая обстоятельства… Она ведь совершала убийства под давлением… Сейчас трудно сказать. Скорей всего, приличный срок… Ну а если она от своих слов в самом деле откажется…
— Она может бояться, что ее и в тюрьме достанут, — предположил Гурьев.
— Да нет. Смерти она не страшится, — была уверена я. — Да и рассуждает здраво. Думаю, она захочет отомстить…
— Знаете, что самое смешное. — Зародин озадаченно поскреб подбородок. — Я, всякое повидавший, не знаю, как ей об этом сказать…
— Ребята, а может быть, мы зря переживаем, — засомневалась я. — Может быть, Андрей жив? А найденный в лесу — другой парень? Бывают же совпадения?..
— Но не такие буквальные, — покачал головой Гурьев.
— Ладно, чего сейчас голову ломать. Надо сперва выяснить, — Зародин пытался говорить уверенно, но было видно, что и ему не по себе.
— Только ты сразу ей ничего не говори, постарайся как-нибудь поаккуратней.
— Угу.
Зародин поймал пробегавшего мимо милиционера, быстро отдал ему какие-то распоряжения. Тот кивнул и через несколько минут вернулся со стопкой фотографий.
— Что это? — спросила я.
— Снимки того парня.
— Можно посмотреть?
— Если хочешь…
Я взяла фотографии. На них увидела молодого человека. Вернее, его труп. Беспокойные широко открытые глаза смотрели куда-то мимо объектива. Ни страха, ни боли в них не было. Только тоска, бесконечная, нестерпимая тоска. Длинные темные волосы наползали на лоб и щеку, словно стремясь прикрыть эту бездну нечеловеческой грусти. И только две серебряные серьги в ухе безразлично-лениво и тускло поблескивали в лучах осеннего солнца.
— Валера, ты говорил, что от него почти ничего не осталось, — стараясь протолкнуть застрявший в горле ком, сказала я. — А он не так уж плохо сохранился. По крайней мере, вполне узнаваем.
— Ты его вблизи не видела, — буркнул Гурьев и добавил тоном нашкодившего школьника: — И потом, надо же было сгустить краски…
— Хочешь показать ей? — спросила я Зародина.
— Боюсь, что придется. Иначе как мы проверим, он это или нет.
— Наверное, ты прав. — Я вернула фотографию.
