просто переехала бы меня пополам. Спасло только падение. Я полетела назад, и «шестерка» проехалась по моим ногам. — Кравчук глазами показала на ноги. И только сейчас я заметила, что обе ноги у Марии Львовны тоже в гипсе.
Кравчук продолжала:
— При падении я сломала руку и ударилась головой — легкое сотрясение мозга. Но по ногам машина все же проехалась… Я потеряла сознание от боли… Когда очнулась, вокруг меня стояли люди, какие-то прохожие. Мне потом только рассказали, что произошло после того, как меня сшибла машина. «Шестерка», даже не притормозив, умчалась в неизвестном направлении.
— Это все? — спросила я, заинтересовавшись этой историей.
— Да. И больше я ничего не помню. А те люди, которые были рядом, номера машины не запомнили. В памяти остались только какие-то цифры из номера, но все называют разные. Марку я видела сама. Еще помню, что там на лобовом стекле болталась какая-то игрушка. Думаю, что смогла бы узнать машину. Милиция сейчас занимается поисками.
— А теперь, Мария Львовна, объясните, пожалуйста, каким образом во всей этой истории участвует Осипов.
— А разве непонятно? — Кравчук искренне удивилась, а я почувствовала себя какой-то набитой дурой. Может, и правда все ясно, а я никак не могу уяснить себе этого?
— Честно говоря, не совсем. Он что, угрожал вам в последнее время или между вами существовали какие-то разногласия?
— Именно так. Он угрожал мне, и у нас были разногласия.
— ?!
— Сейчас объясню. Осипов — игрок. Он давно и бесповоротно увяз в карточных играх, он часто посещает казино, где подчас оставляет крупные суммы. Когда была жива Элла и они только поженились, она время от времени давала ему деньги оплачивать эти долги. А потом, когда он однажды проигрался в пух и прах и едва ли не заложил душу, Элла сказала «нет». Помню, тогда его чуть не убили за долг. Но Элла помогла ему выкрутиться, заплатила долг, но ему сказала, что если еще хоть раз она узнает, что он снова играет в карты, то разведется с ним и вообще оставит без штанов. Коля поначалу вроде бы испугался. Перестал играть. Семейная жизнь у них немного наладилась, если вообще когда-то могла наладиться. Некоторое время все шло нормально. Осипов так испугался, что действительно не притрагивался к картам. Но потом, прошло несколько лет, страхи забылись, и он снова как-то сел за игровой стол. Сначала играл помалу, старался много не проигрывать. Вообще старался играть редко. Потом постепенно снова втянулся. Стал проигрывать большие суммы. Пытался брать деньги у Эллы, врал, что хочет купить что-то. Она опять верила, но все-таки перестала давать деньги: все, что ему требовалось, предпочитала покупать сама. А Коля еще больше увязал в карточной игре, в долгах. Тогда он попросил денег у меня. Обещал, что ради этого готов на все.
— И что же вы попросили взамен? — не удержалась я, перебив Кравчук.
— У нас с Эллой неравные доли в деле. Но я всегда считала, что работаем мы с ней одинаково, поэтому имеем право на одинаковые доли в бизнесе. Однако Элла мотивировала это тем, что она раньше меня начала собственное дело, а я только потом стала работать с ней. Я полагала, что по прошествии времени мы обе достаточно много вложили труда и сил в наши салоны красоты и давно уже работаем на равных правах и равных условиях. Я всегда хотела, чтобы она уступила мне часть своей доли, и попросила, чтобы Николай уговорил жену продать мне часть дела. — Кравчук сделала акцент на слове «продать». — Заметьте, я не собиралась на халяву получать долю, я хотела купить ее. Я лишь хотела уравнять доли. Только и всего. А Николай всегда имел определенное влияние на Эллу. И хотя они ссорились постоянно, тем не менее он умел получать от нее то, что хотел. Вот я и попросила его уговорить Эллу поделиться со мной. Я дала Коле денег, он расплатился с долгом, пообещав мне больше не играть. Но потом обнаглел окончательно, постоянно говорил мне, что почти добил Эллу и она уже практически согласна продать мне долю в деле, чтобы они стали равными. Такими завтраками он кормил меня довольно долго, но я верила и ждала. Давала деньги на оплату долгов. Давала без отдачи, не требуя никакого возврата, тем более с процентами. Николай все обещал, а я все ждала. В конце концов я поняла, что он мне врет. А деньги так и будет тянуть. Тогда я стала настаивать на том, чтобы он вернул мне долги, у меня хранились все его расписки на подобный случай… И тут произошло это… — Кравчук умолкла. Видно было, что она устала говорить. Но я уже не чувствовала абсолютно никаких угрызений совести, что заставляю больного слабого человека рассказывать мне в подробностях всю эту историю. В конце концов она сама напросилась, да и мне стало так интересно, что я уже не могла отказать себе в удовольствии дослушать все до конца.
Кравчук полежала немного, переведя дыхание, потом тихо сказала:
— Налейте мне, пожалуйста, воды, что-то в горле пересохло. Там, на тумбочке, стакан и бутылка с минералкой. — Она кивнула на прикроватную тумбочку. Я налила воды и протянула ей стакан. Мария Львовна с трудом приподнялась и, держа его свободной рукой, отпила несколько маленьких глотков. Потом вернула стакан мне и продолжила: — На чем я остановилась? Ах, да… После того как умерла Элла, я поняла, что Николай и вовсе не отдаст мне деньги. Во-первых, Элла ни за что на свете не оставила бы ему и гроша. Во-вторых, я поняла, что и моя доля в деле уплыла от меня. Я не знала, кому Элла оставит свое состояние, но была уверена, что это буду не я и не Николай.
— Вы были в таких плохих отношениях с компаньоншей? — спросила я.
— Дело не в этом. Просто бизнес есть бизнес. А завещание — это завещание. При чем тут я, когда у Эллы и так хватало наследников.
— Но она могла бы оставить вам хотя бы долю в деле, — попробовала предположить я.
— Нет. — Кравчук покачала головой. — Она не хотела уступить мне часть доли, что уж говорить о всей… После смерти Эллы, — вернулась Кравчук к разговору, — я стала требовать у Николая, чтобы он вернул долг. Но он все говорил, что у него нет денег: Элла ничего не оставила в наличных, а то, что оставила, ушло на похороны. Олег Пантелеев помогал мне. Мы потребовали, чтобы Николай написал нотариально заверенную расписку, что в случае, если он унаследует состояние Эллы, сразу же отдаст долг.
— И что? — Мне припомнился подслушанный некогда разговор Осипова с Кравчук и Пантелеевым.
— Он, естественно, отказался. Меня это разозлило. А когда нашлось завещание Эллы, в котором она все оставила этому уроду, я и вовсе обозлилась. И конечно, пожалела, что не настояла в свое время на том, чтобы Осипов написал расписку. Позвонила ему и напомнила о долге. Коля растерялся и сказал, что скоро отдаст его. Но по его тону я поняла, что никаких денег он отдавать не собирается. Тогда я сказала, что завещание, которое вдруг объявилось, ненастоящее и мне известно об этом. Я совсем не была уверена, но знала точно, что Элла ни за что не оставила бы ему не то что все, а ни копейки. Я пригрозила ему, что властям станет известно о подделке завещания. Осипов испугался. Я поняла, что попала в цель. У меня не было никаких доказательств того, что завещание ненастоящее, но я была уверена, что это именно так. Тогда я и приехала к вам, чтобы рассказать об Осипове. Я позвонила ему и сообщила, что вы будете делать передачу, в которой его обвинят в убийстве. Вот тогда он и испугался по-настоящему… И вот результат, — кивнула Кравчук на свои ноги.
— Это единственное основание, по которому вы считаете Осипова замешанным в покушении на вас?
— Да, это единственное основание, но я считаю, что оно достаточно важное. И кроме того, у меня больше ни с кем никогда не было никаких не то чтобы конфликтов, но даже и простых недоразумений. Никто, кроме него, не может желать мне смерти или по крайней мере увечья. Или же вы считаете, что это был просто несчастный случай?
— Да нет. Похоже на то, что вас действительно хотели либо убить, либо, по меньшей мере, покалечить.
— А если меня хотели убить и не сумели сделать этого, то, думаю, они не остановятся на этом, а предпримут очередную, более успешную попытку.
— И вы так спокойно и даже обреченно говорите об этом? — поразилась я.
— А что делать? — пожала плечами Кравчук. — Вот поэтому я и хотела, чтобы вы поговорили со мной именно сегодня. Пока я еще жива…
