Майоров. — Душу излить, — добавил он.
— В смысле? — Последняя мысль показалась мне весьма любопытной. Что же это у него такое может быть на душе, что он посреди ночи в клуб примчался?!
— Не знаю, — заколебался Денис, — стоит ли вообще говорить об этом? — Майоров выглядел растерянным и смущенным. Ему было явно не по себе. По-моему, он уже жалел, что затеял весь этот разговор. Денис словно интуитивно почувствовал, что каким-то образом предает своего приятеля.
— Но ведь это может быть очень важно, — взволнованно проговорила я. — Если это имеет какое-то отношение к Алле Владимировне! Вдруг он бы обеспечил ей алиби? — сболтнула я первое, что пришло мне на ум, лишь бы разговорить Майорова.
— Ну, не знаю, — снова заколебался он. — В клубе ходили слухи…
— Какие слухи?
— Ирина Анатольевна, я надеюсь на вашу порядочность. — Майоров пристально взглянул мне в глаза. — Вы можете мне пообещать, что не используете мои слова в какой-нибудь из ваших программ? — осведомился он.
Я заметила, как Костя пытается скрыть улыбку.
— Ну, обещать я, конечно, не могу, — честно ответила я. — Особенно если слова эти имеют какое-то отношение к убийствам. Но если нет, то…
— Разумеется, нет! — воскликнул Денис.
— Тогда конечно, — пообещала я.
— Это останется между нами? — спросил Майоров.
— Само собой, — заверила его я.
— Ходили слухи, — Денис продолжил, — что у Аллы Владимировны и Нефедова было что-то вроде романа, — с трудом выдавил он из себя, глядя в пол.
— Ничего себе! — воскликнула я. Вот вам и муж, который моложе лет на пятнадцать! Оказывается, в «Парадизе» есть кандидатуры и поинтереснее Гоффмана! Бедная Лида: жертва дочери оказалась напрасной, если, конечно, верить словам Крыловой и Майорова! Но с другой стороны, зачем им врать? Если только из спортивного интереса?..
— Теперь, конечно же, Андрей сильно волнуется! — сказал Денис. — Но ему даже поделиться не с кем!
— И долго это продолжалось? — осведомилась я.
— А разве это имеет какое-то отношение к делу? — сухо поинтересовался Денис.
— Имеет, — сказала я.
— Не знаю, — Майоров пожал плечами. — Но, кажется, довольно давно и закончилось. Андрей очень переживал разрыв! — добавил он.
Я вернулась домой, когда Володя спал. Мне пришлось на цыпочках пробираться в спальню, чтобы, не дай бог, не потревожить его чуткий, трепетный сон, хорошо представляя себе, что было бы, если бы мой Лебедев проснулся. Паваротти тогда точно бы отдыхал, а я выслушала бы полную версию концерта под названием «Ирина, я за тебя волнуюсь!».
Нет, с одной стороны, это, конечно же, приятно, когда за тебя есть кому волноваться и даже устраивать по ночам «оперные» концерты, но с другой — при моей работе это бывает порой довольно обременительно!
Володька шевельнулся во сне, а я нырнула под одеяло.
— Ириша! — Я вздрогнула от неожиданности. — Можешь включать свой любимый музыкальный центр, — проговорил Володька. — Я все равно не сплю!
Я так и села в постели.
— Володя, я…
— Не надо оправдываться, — перебил меня Лебедев. — Я все понимаю, — он привлек меня к себе, — но все равно постоянно боюсь, что с тобой может случиться что-то плохое!
На другой день я все-таки проспала: то ли будильник не прозвонил, то ли день накануне выдался слишком тяжелым. Но, так или иначе, раньше половины десятого я не смогла добраться до телецентра.
— Ирина Анатольевна, добрый день! — поздоровалась со мной Лера, которая почему-то сегодня была определенно не в духе и поэтому назвала меня по имени-отчеству.
— Привет, — кивнула я и бросила сумку на свой редакторский стул.
— Берете пример с Галины Сергеевны? — спросила Казаринова. Опоздания нашего режиссера давно стали притчей во языцех на студии.
— Да, — подтвердила я. — У меня сегодня напрочь отсутствовало желание связываться с Лерой и с кем бы то ни было вообще!
— Вас вызывает Евгений Иванович, — сообщила Лера и уткнулась носом в конспект по социологии.
— Этого еще не хватало, — вздохнула я.
Шеф, как всегда, метал громы и молнии.
— Сценарный план! — требовал он. — И вообще, Ирина, мне звонили из органов! Ты опять мешаешь следствию!
— Мешаю?! — вознегодовала я. — Да я все делаю, чтобы оправдали Малахову! Вы забыли, как…
— Лучше, Ирина Анатольевна, займитесь телепрограммой!
— Вы же сами сказали, что…
— Я сказал, чтобы ты в это дело не вмешивалась! — перебил меня Евгений Иванович. — Мне еще не хватало, чтобы у меня голова болела за твою безопасность! Мало мне Ремизова! В крайнем случае будешь новости театра и кино вести!
Я хлопнула дверью и вернулась в двадцать четвертую комнату.
— Ирина, что с тобой? — осведомилась Галина Сергеевна, которая к этому времени уже подошла.
— Кошелев предложил мне вести новости театра! — возмущенно воскликнула я.
— Что? — не поверила Моршакова.
— Представьте себе, Галина Сергеевна, — развела я руками. — А пока «Женское счастье» не закрыли, он требует сценарный план на следующую пятницу!
— Ирина, не надо расстраиваться!
— Но поверьте, Галина Сергеевна, мне вчера было вовсе не до сценарного плана! — воскликнула я.
— Верю, — Галина Сергеевна разговаривала со мной примерно таким же тоном, каким разговаривают с душевнобольными, чем только еще больше вывела меня из себя. — Но у меня тут есть кое-какие наброски, — успокаивающе проговорила она. — Я здесь недавно в больнице была…
— Что? У вас что-то со здоровьем? — заволновалась я.
— Да нет же, не у меня! — поморщилась Галина Сергеевна.
— Это у одной моей подруги предынфарктное состояние и сломанная нога…
— Надо же! — растерянно проговорила я. — Очень сочувствую, — хотя я уже понимала, к чему клонит наш режиссер.
— Так вот, я тут подумала про главного врача, — продолжала Моршакова. — Очаровательная женщина, сорок пять лет, руководит таким крупным медицинским учреждением. У них там ведутся какие-то серьезные научные разработки…
— Как ее имя? — спросила я.
— Захарова Инна Ильинична, — ответила Моршакова, поправив прическу. — Начинала травматологом…
— В самом деле?
— Да, — подтвердила Галина Сергеевна. — Между прочим, — добавила она заговорщически, — после аварии Алла Владимировна Малахова лежала в ее отделении…
— Вот с этого и надо было начинать! — воскликнула я. — Едем немедленно! Где Павел? Лера!
