— Он у себя в кабинете, — опомнился сержант на вахте. Больше ничего не спрашивая, я привычным путем дошла до Лешиного кабинета и стукнула в дверь.
— Ну? — очень «вежливо» прозвучал голос бравого следователя, и я, распахнув дверь, прошла в его кабинет. Устало опустившись на стул, тут же заявила:
— Это я. Мне нужна твоя помощь.
— Саша, тебя учили правилам поведения в общественных местах? — невозмутимо поинтересовался Ванцов. Я отмахнулась, гордо заявив, что, безусловно, учили, но дело сейчас не в этом, и попросила:
— Леш, можно мне просмотреть заявления об ограблении и кражах, которые к вам поступали, нераскрытых, естественно?
— Тебе от сотворения мира, то есть со дня создания нашего отдела, или как? — съехидничал Ванцов. Я задумалась. В самом деле, если Волощенко связан с ворами — когда он впервые столкнулся с криминалом? И что в этом может обнаружиться полезного для меня? Вот в чем вопрос…
Чтобы перестраховаться, я на всякий случай попросила заявления за последние пять лет. И с ужасом представила, что сон этой ночью мне не грозит — придется перерыть горы бумаги. Причем ночь я проведу в отделении милиции, что радости тоже не прибавляет. Ведь Ванцов не позволит забрать документы домой.
Я поведала следователю свое желание и спросила на всякий случай:
— Леш, а можно заявления взять с собой?
— Сашечка, это до-ку-мен-ты! — как маленькой, наставительно заявил Ванцов. — И я не могу позволить частному лицу забрать их. Ты вообще понимаешь, каков объем этих бумаг?
Я промолчала, и Лешка поплелся в архив за ними. Ну и ладно, значит, будет мучиться вместе со мной — не оставит же он бедную Александру в собственном кабинете на всю ночь?
Пока Лешки не было, я успела пообщаться с мамочкой и сказала, что скорее всего не появлюсь сегодня. Также заверила ее, что со мной Ванцов и я сижу в милиции, а следовательно, ничего случиться не может. Маман обвинила меня в несознательности, причем посочувствовала бедняге Ванцову, но отнеслась к моему предупреждению довольно спокойно. И напоследок заметила, что, если нам не суждено сегодня увидеться, завтра она уезжает до конца недели. Из ее довольно сумбурных объяснений я поняла: что-то произошло у мамочкиной подруги.
Наконец совесть моя была чиста, и теперь я смогла спокойно закурить, ожидая Ванцова.
Лешка вернулся, еле видный под кипой тонких картонных папок, и плюхнул все это богатство передо мной на стол.
— Благодарю вас, глубокоуважаемый сэр, — мило улыбнулась я. — Вы очень любезны.
— Сашка, ответь мне на два вопроса. Когда ты будешь это читать? — мрачно спросил Леша, закуривая и сбрасывая пепел в переполненную пепельницу.
— Сегодня ночью, — невозмутимо ответила я, и лицо Ванцова побагровело. Надо заметить, ему красный цвет не идет — это беда большинства рыжих людей. Чтобы разрядить обстановку, я напомнила: — Ты говорил о двух вопросах. Какой же второй?
Леша сообразил не сразу, но все же пришел в себя и, кажется, почти смирился с необходимостью провести ночь на работе.
— А почему тебе так срочно понадобились заявления по кражам? Неужели завтра утром этого нельзя было сделать?
— Завтра утром будут другие дела, — легко ответила я, раздумывая, сказать ли ему о гараже Волощенко и своей находке. Потом решила просто намекнуть — если ничего не подтвердится, хоть будут пути к отступлению: узнала случайно. — Лешик, кстати, Волощенко же дальнобойщик. Может быть, у него есть машина? Тогда должен быть и гараж.
Ванцов непонимающе уставился на меня.
— Сашка, что ты имеешь в виду?
— Ну, не знаю, — неопределенно ответила я. — Просто неплохо бы проверить всю собственность, принадлежащую убитому. — После чего спросила: — А как идет расследование?
— Да никак, — поморщился Ванцов. — Никто ничего не видел, не слышал, не знает. Боюсь, Сашенька, это очередные висяки. А у тебя?
Я пожала плечом и погрузилась в изучение бумаг. Приходилось каждое заявление прочитывать от начала и до конца, а пострадавшие, к моему неудовольствию, нередко были чересчур многословны. Ванцов тем временем что-то писал за своим столом.
Стрелка на часах приблизилась к полуночи, а я все читала. Украли телевизор, обчистили квартиру, пропали часы… Никого не видели или не успели рассмотреть…
Ванцов не выдержал долгого молчания и спросил:
— Кофе будешь?
— Буду, — кивнула я, отрываясь от бумаг. — И курить тоже буду.
Я решила устроить маленькую передышку и, внезапно вспомнив, что голодна, нахально заявила Леше:
— И поесть бы тоже не отказалась.
Он удивился такой наглости, но, ничего не сказав, просто вышел за дверь, оставив меня наедине с ворохом папок.
Как ни странно, спать не хотелось. Говорят, у человека, увлеченного работой, такое нередко случается. Значит ли сие, что мне действительно по вкусу труд детектива? Что-то сомнительно.
Спина начала затекать. Я поднялась, немного размялась и походила по кабинету, затягиваясь сигаретой.
Наконец Лешка вернулся с двумя большими кружками кофе и где-то раздобытыми бутербродами, и мы разделили скромный ужин или уже чересчур ранний завтрак на двоих.
— И чего ради я должен все это терпеть? — тяжело вздохнул Ванцов.
— Просто ты слишком ответственный человек, — пожала я плечом, допивая кофе и снова погружаясь в бумаги, а их еще осталось немало — довольно внушительная стопка, надо сказать.
В три часа ночи Ванцов уже мирно спал, устроившись в кресле и закинув ноги на свободный стул, а я сидела и все читала, читала… Господи, как же много людей лишаются своих вещей! Что-то странное происходит с криминальной обстановкой города! А ведь я пролистала всего лишь заявления трех лет и перешла к прошлогодним.
Я лениво читала очередное заявление, стряхивая пепел мимо пепельницы — в нее он просто уже не помещался, — и корила себя за чрезмерное увлечение курением. А что делать? Жизнь такая.
«…со шрамом с левой стороны лица, пересекавшим лицо от мочки уха до уголка губы…» Мой полусонный взгляд скользнул по этой фразе, и я тут же сбросила с себя оцепенение. Значит, шрам! А что было до этого?
Я погрузилась в изучение этого заявления, датированного летом прошлого года. У некоего Матвея Алексеевича Земскова похитили несколько тысяч долларов и все документы, то есть паспорт, трудовую книжку, водительские права, аттестат и диплом об окончании высшего учебного заведения города Самары, свидетельство о рождении. В общем, все. Его оглушили ударом по голове, но очнулся он сравнительно быстро и успел заметить грабителя. Описание его подходило только одному человеку — Ламовскому Владимиру, Меченому. Это было чертовски любопытно!
Я переписала себе в блокнот полный текст заявления, отметила дату его подачи в милицию и вернулась к изучению остальных документов. Честно говоря, не могла представить себе, что человек может быстро прийти в себя после удара по голове. Видимо, череп у господина Земскова был достаточно крепким. Или ударили его недостаточно сильно. Вопрос в другом — почему он не погнался за вором? Но ответ на этот вопрос я, вероятно, узнаю позднее, если, конечно, удастся.
В нескольких документах я столкнулась с очень приблизительным описанием двух личностей, посещавших Волощенко — тех самых, которые привели меня к гаражу. Но по этому описанию если и можно их идентифицировать, то с трудом. Доказать скорее всего ничего не удастся. Нет, конечно, если Ванцову не лень — я подкину идейку. Но ведь мне за это не платят.
К четырем утра я дошла до лета текущего года. Как ни странно, спать все еще не хотелось, я ни разу не зевнула, и прочих внешних проявлений утомления также не возникало. Ванцов сопел в своем