— Да, отбыл два дня назад. Пока на разведку…
— И какие перспективы?
— Я бы желала, чтобы они были для него как можно более радужными. В плане столичного бизнеса…
— То есть ты не хочешь с ним жить? — напрямую спросил Карташов.
Лариса не стала отвечать, только сделала неопределенно-кислое выражение лица.
Карташов пожал плечами, взглянул на Ларису каким-то более теплым и заинтересованным взглядом и придвинул к себе испанский суп из морской рыбы.
Ужин удался на славу, Карташов, вытерев губы салфеткой, приблизился к Ларисе и чмокнул ее в щеку.
— Все было замечательно, — сказал он.
— Господин капитан не желает продолжения банкета? — удивленно спросила Лариса.
— Все зависит от вас, — уклончиво ответил Олег.
— В таком случае можно продолжить у меня дома, — неожиданно даже для себя сказала Лариса.
Карташов сделал вид, что нисколько не удивился этому предложению, и, улыбнувшись, ответил:
— С удовольствием…
Они вышли из Зеленого кабинета и направились к служебному выходу.
— А что стало с Романом Клубневым? — спросила Лариса, когда Карташов удобно устроился в ставшем уже привычным ему салоне «Вольво».
— Оксана Коробова, ну та девушка, которую он сбил, оказалась честной, — ответил Олег. — Она признала, что сама нарушала правила…
— То есть его отпустили?
— Да, и его прямо на крыльце встретила невеста.
— Яна?
— Да, и губы их слились в длительном поцелуе, — сказал Олег, выразительно посмотрев на Ларису.
Она улыбнулась и включила мотор. Через несколько секунд машина тронулась с места, увозя ее и следователя Карташова в теплую летнюю ночь.
Тухлое дело
Пролог
Августовское солнце стояло в зените. Это был час, когда жара особенно активно вступала в свои права, проникала во все уголки и влияла на жизнь абсолютно каждого тарасовца. Казалось, что жара поселилась в городе навечно, и не осталось такого места, которого она не могла бы достичь.
Старый двор на окраине города был практически пуст и казался вымершим. Уголок этот назвать живописным было никак нельзя. Основной составляющей его были полуразрушенные дома. Оставались, правда, и те, в которых еще жили люди, но и их в скором времени должны были снести. Однако процесс затянулся, и жильцы уже привыкли к тому, что их окружают развалины, свалки пищевых и промышленных отходов, груды осыпавшейся штукатурки…
Здесь царила атмосфера запустения, лени, скуки и грязи. От мусорных контейнеров, стоявших в глубине двора, исходил такой отвратительный запах, что к ним невозможно было подойти близко, и люди сваливали отходы прямо на землю, не доходя до них. Мусорные кучи достигли гигантских размеров, и неизвестно, когда их собирались расчищать.
Тем не менее возле одного из контейнеров мирно спали двое мужчин потрепанной наружности, именуемые в простонародье бомжами. Видимо, запах, источаемый отходами, не доставлял им дискомфорта. Больше во дворе не было ни души — жильцы сидели дома, плотно задернув от солнца занавески и спасаясь кто вентиляторами, кто холодной водой.
Бомжам, казалось, и жара была нипочем. Если многие плохо переносящие жару люди не могли заснуть даже ночью, то эти двое крепко спали в самый жаркий час, причем оба были одеты в брюки и рубашки с длинными рукавами, а один еще и укрывался старой телогрейкой. Собственно, это было все его богатство, поэтому он никогда с нею не расставался.
Со стороны двор казался застывшей картиной, оживить которую ничем невозможно. Однако случилось по-другому.
В арочный проем между домами на полной скорости влетела машина. Из нее выскочил довольно молодой мужчина с «дипломатом» в руках и, не запирая своего автомобиля, кинулся к одному из домов. Внезапно сзади послышался визг тормозов, и во двор въехала еще одна машина, из которой выбежали уже двое мужчин. Каждый из них держал в руке пистолет.
Человек с «дипломатом» затравленно оглянулся и опрометью кинулся к одному из мусорных контейнеров. Сзади прозвучал выстрел. Мужчина нырнул за контейнер, швырнул «дипломат» на землю и выдернул из кармана свой пистолет. Осторожно выглянув из-за края контейнера, он выстрелил. Тотчас ему в ответ были посланы две пули.
Проявив осторожность, мужчина не стал больше высовывать из-за контейнера голову, он лишь вытянул руку и выстрелил наобум. Два выстрела прогремели одновременно.
«Какая синхронность!» — невольно подумал он, сам поражаясь, что может иронизировать в момент, когда его жизнь висит на волоске.
Поняв, что долго за таким ничтожным укрытием он не продержится, мужчина быстро огляделся. Слева от него была огромная мусорная куча, начинавшаяся от самой арки, через которую он въехал сюда. Справа находился старый полуразваленный двухэтажный дом. Двери на подъездах отсутствовали, стены, разделяющие подъезды, практически разрушены, стекол в окнах не было.
Преследуемый несколько секунд думал, потом, уловив момент затишья, подхватил «дипломат» и метнулся в сторону первого подъезда. Один из преследователей моментально среагировал, и из его пистолета вырвалось пламя.
Мужчина вскрикнул и, хватаясь за бок, согнувшись, но не выпуская «дипломата» из рук, вбежал в подъезд. Двое других кинулись за ним. Едва они подбежали к лестнице, как сверху раздался выстрел. Оба шарахнулись в стороны и прижались к стенам.
— Сука! — вырвалось у одного из них.
Он поднял голову и крикнул ведущему сверху огонь человеку:
— Эй ты, выходи лучше сразу! Все равно никуда не денешься!
Ответом ему стали три выстрела, прозвучавшие один за другим. Прижавшиеся к стене преследователи разразились матерной бранью.
— Ну смотри, гнида, — проговорил один из них, — когда попадешься, мы тебе такое устроим! Так что лучше сразу выходи, пока мы еще добрые.
В этот момент сверху раздался слабый стон — видимо, рана, полученная человеком с «дипломатом», давала о себе знать.
Преследователи переглянулись, и в глазах их зажегся победный огонек.
— Давай спускайся! — снова крикнул один из них. — Подохнешь же там! Кровью истечешь.
Мужчина ничего не ответил, но и не выстрелил. Несколько секунд прошло в полном молчании, слышно было лишь, как засевший на верхнем этаже человек хрипло дышит.
Внутри у него сейчас происходила борьба. Ему очень не хотелось сдаваться, но умирать хотелось еще меньше. Тем не менее он прекрасно понимал, что, если спустится вниз, в живых его не оставят. Слишком высоки были ставки. Гораздо выше человеческой жизни.