неожиданностью. Мы должны были отойти от обычного шаблона в организации наступления. Так родился прием — разведка боем, перерастающая в наступление. Авторами этого приема были командиры соединений 8-й гвардейской армии. Позже, во время Ковельского прорыва и Висло-Одерской операции этот прием в нашей армии получил наименование «особого эшелона».
В чем состояло отличие этого приема от установившейся традиции организации наступления?
Силовая разведка боем проводилась и ранее. Строилась она таким образом. Перед наступлением дивизии первого эшелона выделяли для силовой разведки боем по одному, иногда по два батальона. Иногда батальоны усиливались танками. Эти батальоны при поддержке одного-двух дивизионов артиллерии за одни-двое суток да наступления атаковывали заранее намеченные объекты и опорные пункты обороны противника. Атакой выявлялись слабые и сильные места вражеской обороны, во время боя противник вскрывал расположение своих огневых средств. В результате мы могли уточнить систему обороны, по которой надо было сосредоточить огонь артиллерии.
Противник уже знал, что после такой разведки боем именно на этом участке через день-два утром начнется наше наступление. Естественно, что он подтягивал заранее к этому участку фронта свои резервы. В иных случаях он шел и на более сложный маневр. Перед нашим наступлением он отводил войска из первых траншей, и наша артиллерийская подготовка проводилась по пустым траншеям. А во вторых траншеях, в глубине обороны, он встречал наши атакующие части плотным огнем из огневых точек, не разрушенных нашей артиллерией. Отвод войск с первых рубежей причинял нам немало хлопот. Мы занимали какую-то территорию или позицию без особого труда, но приходили с дефицитом в боеприпасах ко второй линии обороны или позиции.
Именно на этом, тоже отработанном приеме противника с отводом войск мы и решили его поймать.
Прежде всего было изменено время силовой разведки. Если раньше силовая разведка проводилась накануне наступления, на этот раз она была намечена буквально перед наступлением, перед атакой.
На этот раз силовая разведка должна была проводиться как наступление, с перерастанием без паузы в настоящее наступление всеми силами.
Что это нам давало?
Если противник, узнав о готовящемся нашем наступлении, отвел бы свои главные силы с первой позиции, оставив на них лишь боевое охранение, то наша силовая разведка при поддержке артиллерии уничтожила бы его боевое охранение и овладела бы первыми позициями, не вводя главные силы в бой. Если же противник решит оборонять первые позиции и наша силовая разведка будет остановлена его огнем, то для отражения этой атаки ему придется пустить в ход всю систему своего огня, полностью раскрыв ее перед нашим наступлением. Пока ведется силовая разведка, наши артиллеристы и все наблюдательные пункты получают возможность засечь огневую систему противника. На обработку этих данных потребуется не более одного-двух часов. Через час или через два часа после такой силовой разведки мы могли начать полную артподготовку перед атакой всеми силами. Огонь нашей артиллерии при таких условиях приобретал наибольшую результативность — за час-два противник не мог произвести серьезной перегруппировки.
Вместе с тем здесь приходил в действие и психологический фактор. Противник, отразив силовую разведку, мог полагать, что наступление, как это и было раньше, начнется лишь на следующий день, он расслаблял свое внимание, ожидая почти суточной и более передышки. Вместо паузы он получал уничтожающей силы артиллерийский удар, а вслед за ним и атаку всеми силами.
Прием этот как будто бы прост. Но читатель должен уяснить себе, что простых приемов в бою не бывает, когда войска должны наступать в сложном взаимодействии. Любой тактический прием только тогда имеет ценность, когда доступен для понимания каждому бойцу, когда он может быть исполнен всеми, начиная от офицеров и кончая рядовыми бойцами. Суворов когда-то говорил, что «каждый солдат должен понимать свой маневр». Эти слова сказаны им не случайно. Над картой, в тиши блиндажа или в кабинете, командующий армией, фронтом, штабной офицер может изобрести немало тактических приемов со сложнейшими перестроениями, которые в умозрительном плане могут показаться и весьма эффективными. Но они должны быть обязательно просты, легки в исполнении, их должны освоить, а не только понять непосредственные исполнители, солдаты. Когда имеешь дело с большими людскими массами, в которых тысячи различных характеров, быстрых, медлительных, с великолепной реакцией, с реакцией замедленной, — достигнуть этого не просто. Выучка войск именно и измеряется по освоенным ими приемам боя. В бою легких маневров не бывает, ибо противник тоже не дремлет, он следит за тобой, он может разгадать твой прием, если ты помедлил с его исполнением, и применить контрприем, в результате которого ты понесешь тяжкие потери.
Солдаты 8-й гвардейской армии по опыту боев в Сталинграде верили в своих командиров. Поэтому все новое, что привносилось в 8-й гвардейской армии, подхватывалось и изучалось. Это большое, великое дело — доверие солдата к замыслу командира, оно порождало желание понять и освоить этот замысел, ибо самая гениальная мысль командира, если в нее не уверовал солдат, если он ее не понял, неспособна ничего породить, кроме путаницы.
Дня за три до наступления командующий фронтом приехал на курган Могила Орлова и пригласил к себе меня, командующего 46-й армией генерала В. В. Глаголева и командира 4-го гвардейского механизированного корпуса генерала Т. И. Танасчишина. Здесь Малиновский дал последние указания о взаимодействии флангов 8-й гвардейской и 46-й армий. На этом совещании присутствовал и представитель Ставки А. М. Василевский.
Я поинтересовался у Малиновского, каким образом будет введен в бой корпус Танасчишина.
Малиновский хитро переглянулся с Василевским.
— Ну, что же, — сказал он. — Сейчас трудно это предугадать. Все зависит от того, как пойдет наступление, где образуется прорыв. Все зависит от того, какая из армий выйдет первой на рубеж Златоустовка, Ново-Украинка, Павлополье… Где будет прорвана оборона противника, там и введем танки в бой…
Нам дали понять, что призывают нас к некоторому соревнованию. Мы с Глаголевым понимающе переглянулись…
Войска вышли на исходные рубежи. В соединениях и частях прошла отработка планов боя, на ящиках с песком проведены военные игры, разработана тактика силовой разведки с перерастанием в наступление всеми силами. Артиллеристы заняли свои позиции.
8-й гвардейской армии противостояли 46, 306, 123, 387-я пехотные и 16-я моторизованная дивизия противника.
Передовой командный пункт армии в эти дни был размещен на кургане Могила Орлова в шести километрах западнее Николаевки. Командные пункты корпусов и дивизий по сталинградским традициям были как можно больше выдвинуты вперед, поближе к передовым частям, а наблюдательные пункты — к переднему краю. Генералы и офицеры, командный состав 8-й гвардейской — Пожарский, Вайнруб, Ткаченко, Семенов, Велькин, Мережко, Петров, Павлов, Копаненко, Касюк, Хижняков и другие были на наблюдательных пунктах оперативного руководства. Все поле боя должно было находиться у них перед глазами.
30 января наша армия и 46-я вели разведку боем, войдя в соприкосновение с противником, не выпуская его из-под наблюдения.
Рано утром 31 января войска 29, 4 и 28-го гвардейских стрелковых корпусов начали разведку боем силами батальона от каждой дивизии на фронте протяженностью около 10 километров. Результаты разведки боем показали, что противник не собирается оставлять своих передовых позиций, что он цепляется за каждый клочок земли.
30-го января 37-я и 6-я армии 3-го Украинского фронта также перешли в наступление частью сил с целью отвлечения внимания противника от направления нашего главного удара.
Были захвачены в плен солдаты и младшие офицеры 123-й и 306-й пехотных дивизий противника. Они показали, что немецкое командование не собирается отводить войска с передовых рубежей, рассматривая их как крайнюю линию обороны Никопольского плацдарма.
Вскоре были обработаны и обобщены все данные разведки боем. Атакующие батальоны залегли, ведя
