занимается прокуратура?
— Заниматься-то занимается, — я хитро взглянула на него, — но все это произошло у меня буквально на глазах, и, если мы найдем преступника раньше, кому от этого будет хуже?
— Никому, конечно.
— А для тиража нашего еженедельника такая сенсация очень даже не повредит, а? Представляете, заголовки крупным шрифтом: «СМЕРТЬ НА ПОДИУМЕ», а дальше шрифт помельче: «Молодого тарасовского модельера убили за…»
— За что? — спросил Кряжимский, ставя пустую чашку на блюдце.
— Вот это-то нам и предстоит выяснить. Его могли убить из зависти — он не бесталанный, из ревности — он молод и красив, из мести, — начала перечислять я, — да мало ли из-за чего. Для начала надо собрать побольше информации о Замуруеве и его окружении: друзьях, родственниках, знакомых, работниках его ателье — это первое, этим займусь я.
— Только не надо мне никаких заданий, — взмолился Кряжимский, поднимая руки вверх, — у меня газета…
— Газета не убежит, Сергей Иванович, вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями, и я уже подумываю о том, чтобы повысить вам жалованье…
— Оленька, спасибо тебе, конечно, но мне, одинокому старику, вполне хватает денег, так что…
— Я ничего не хочу слушать, Сергей Иванович, — махнула я рукой, — если вам хватает денег, можете съездить отдохнуть куда-нибудь за границу, а поручение у меня к вам будет не такое уж и сложное: попытайтесь все-таки узнать, где в нашем городе можно найти стрихнин.
Если на Кряжимского надавить, он перестает сопротивляться и начинает сосредоточенно работать. Так и сейчас, зная, что перечить мне бесполезно, он тут же успокоился.
— Хорошо, я попробую, конечно, но ничего обещать не могу, я тебе уже говорил, что занимался этим вопросом.
— Попытка не пытка, — подбодрила я его, — если у вас ничего не получится, подключим еще кого- нибудь. Кстати, вы никогда раньше не слышали о Замуруеве?
— Только то, что он модельер, — развел руками Кряжимский.
— Ладно, Сергей Иванович, давайте выпьем еще по чашечке кофе для согрева и займемся каждый своими делами: я отправлюсь в ателье Замуруева, а вы…
— …а я — искать стрихнин, — закончил мою фразу Кряжимский.
— Молодец, Сергей Иванович, хватаете все на лету. Только вам не обязательно куда-то идти, можете заниматься поисками и по телефону.
— Ладно уж, я сам разберусь, — буркнул он и, выглянув за дверь, попросил Марину — нашу секретаршу и мою подругу — приготовить нам кофе.
Глава 2
Застегнув на ходу пиджак, я устремилась к моей «Ладе», припаркованной на стоянке у редакции. Несмотря на то что только что началась вторая половина апреля, погода напоминала конец предыдущего месяца, и люди терялись в догадках: где же оно, это нежное солнце, ласкающее молодую листву, которая только-только начинает покрывать ветви деревьев, где прозрачные, как хрусталь, полдни и лазурное небо?
Я тоже недоумевала по этому поводу, хотя сегодня мне было некогда задаваться разными вопросами по поводу природного вероломства, так как предстояло докопаться до корней вероломства людского. А как вы думали? Любое убийство, не беру, конечно, в расчет романтическое противостояние Кармен и Хозе, является актом предательства. Интересная концепция? Кто-то, может, думает, что убийство требует от человека вдохновения и мужества, принятия на себя полномочий бога, решимости и силы… Пусть думает. Я считаю себя свободной от комплекса сверхчеловека и потому уверена, что больше силы, энергии и героизма требуется на то, чтобы сохранить жизнь, будь то жизнь человека или его брата меньшего.
Я не оригинальна, скажете вы. Но ведь самое ценное в человеческой жизни, как правило, обычно и самое простое. Банальные истины, как это ни прискорбно, потому и выглядят непрезентабельно и затерто, что прошли немилосердную шлифовку огромным количеством серых будничных дней. Прошли и сохранили свою суть нетронутой, вечной, я бы сказала. Именно в этом и заключается их мнимая банальность, которая на моем языке присвоила себе эпитет «вечные».
Вот такая философия сложилась в моей голове.
Полная убежденности в собственной правоте, я остановилась у очередного светофора. Казалось, красный свет заело. Пешеходы уныло пересекали дорогу, недружелюбно поглядывая на колонну замерших автомобилей. Как-то равнодушно и отчужденно, словно нехотя, заморосил мелкий дождик, и прохожие пораскрывали зонты, также, впрочем, механически и отстраненно. Наконец моргнул зеленый, и я рванула с места. По обеим сторонам снова замелькали испещренные темной оспой дождя тротуары, стекла витрин, обезлюдевшие площади и нахохлившиеся остановки.
Ателье Замуруева располагалось в трехэтажном доме, изнемогавшем от декоративной пышности барочного фасада. Набережная встретила меня угрюмой пустотой и сизой пеленой тяжелых туч, готовых обрушиться в Волгу. Припарковав машину неподалеку и, как всегда, забыв зонт, я ринулась к входной двери. В лицо ударил порывистый ветер, на глазах выступили слезы. Ателье занимало весь первый этаж, остальное пространство заполнили разнообразные конторы и фирмы. Синие и красные таблички предупреждали входящего об их существовании с характерным официальным лаконизмом.
В дверном проеме я увидела недовольную физиономию угрюмого охранника.
— Добрый день, я в ателье, — сунула я ему под нос мою визитку.
Он бросил на нее не особенно любопытный взгляд и вяло кивнул. Его гигантское, тучное тело, водянистые глаза, напоминавшие мутные объективы, и дрябловатые щеки говорили о несокрушимой уравновешенности. Флегматичные жесты только дополняли впечатление.
Я пронеслась мимо него со скоростью тридцать миль в час и, миновав облицованный гулким мрамором холл, свернула направо. Застеленный ковровой дорожкой коридор привел меня к двери, на которой была прибита бронзовая табличка с надписью: «Ателье. Замуруев А. П., Кожемякина В. Д., закройщики Поливанов С. И., Градецкая С.Р., цех готовой продукции».
Фамилии шли сверху вниз. Я легонько постучала. Не получив отклика, толкнула дверь и переступила через порог. Мне открылась просторная комната, уставленная диванами и аквариумами разной формы и размеров. В глубине располагался овальный стол, за которым худощавая блондинка с резкими чертами лица и короткими топорщившимися волосами оживленно разговаривала по телефону. Она лишь краем глаза наблюдала за мной. Я сделала еще несколько шагов, ощущая под ногами ровную мягкость ковролина. Его синеватая расцветка гармонировала и с бежевой обивкой диванов, и с бледно-голубыми стенами, по которым, скрывая светлые кашпо, густо вилась кудрявая комнатная зелень.
Здесь не было пальм, что приятно поразило меня. Тропическая растительность, заботливо рассаженная по кадкам зажиточными обитателями нашего скромного провинциального города, некогда казавшегося мне едва ли не Нью-Йорком, успела меня изрядно утомить. Словно несла на себе черты претенциозности и снобистского тщеславия своих хозяев.
Я не пролетарий, нет, просто не люблю подражательной показухи и с трудом переношу людей, страдающих отсутствием собственного мнения и хорошего вкуса.
— Добрый день, — непринужденно поздоровалась я с блондинкой, закончившей разговор по телефону и теперь вопросительно смотрящей на меня.
— Добрый… — Она скептически улыбнулась и встала из-за стола. Было видно, что она не расположена вести беседу, но долг работника солидного ателье заставляет ее проявить минимум вежливости.
— Вы по поводу заказа? — осторожно полюбопытствовала она, с недоумением рассматривая висевший на моем плече «Никон». — Ах нет, вы, наверное, журналистка. Я правильно угадала?
В ее голосе послышался металл. Надо признаться, это очень шло к ее облику, отрывистым жестам,
