еще…
Майор побагровел еще больше. Его взгляд скользнул по Маринке, потом он посмотрел на стол, за которым мы все только что пили кофе. Легко вскочив с кресла, майор подбежал к этому столу. Пока я не понимала, что происходит, но как только увидела, что он взял в руки пленку, только что проявленную Виктором, то даже закрыла глаза от огорчения. Вот теперь-то самое интересное и начиналось. К сожалению, я не ошиблась.
— А что у нас здесь? — благодушно пробурчал майор Здоренко, раскручивая пленку и просматривая ее на просвет.
— Та-ак, какие-то хреновины… еще какие-то хреновины… Ну точно вам делать нечего, от скуки маетесь. А это… а это что? А?! — Майор, кажется, даже подпрыгнул на месте от охватившего его возбуждения. — А! — снова вскричал он, внимательно кадр за кадром изучая моменты взрыва машины Аркадия Павловича. — А я знаю, что это такое! Знаю! И еще я скажу, что так классно подловить момент начала взрыва надо уметь!
Майор, зловеще улыбаясь, аккуратно свернул пленку и положил ее себе в карман.
— Ну и чутье у тебя, Бойкова, — сказал он. — Классное, можно сказать, чутье! И под обстрел попала вовремя, и взрыв заранее предугадала!
Майор вернулся к моему столу, но садиться в кресло не стал. Он обвел медленным долгим взглядом и меня, и Маринку, пронизывая им не то чтобы насквозь, а даже еще глубже, если это возможно себе представить.
— В изолятор временного содержания посажу обеих прямо сейчас на тридцать суток! И дольше там буду держать, пока не расскажете мне всю правду! Поняла, Бойкова?! — он ткнул в меня пальцем, я сглотнула слюну и кивнула.
— А ты, — майор повернулся к Маринке, — тоже поняла или как?
— Поняла, поняла, — закивала Маринка. — А там душ есть?
Майор даже задохнулся от такого неожиданного вопроса. Он несколько раз открыл и закрыл рот, потом сипло проговорил:
— Там баня есть. Один раз в неделю. А кормежка — три раза. Собирайтесь!
Глава 8
Маринка покраснела, я, наверное, тоже. Майор замолчал и выжидающе осмотрел нас. В это время послышался робкий стук в дверь, и она отворилась. Майор, раздосадованный тем, что кто-то собирается вмешаться в его оперативную разработку, а именно так скорее всего на милицейском жаргоне называлось то, что он сейчас делал, нахмурился и обернулся.
— Ну кто там еще лезет?! — крикнул он, и в дверном проеме наконец-то показался тот, кто не решался сразу войти. Или просто рассчитывал на театральный эффект, что вернее, потому что это оказался Фима.
— О-йе! Шире вселенной горе мое! — простонал майор Здоренко, продемонстрировав похвальное знакомство с молодежными музыкальными классиками. — Ты не видишь, что ли, адвокат, что мы с девушками заняты? Вали отсюда, потом войдешь!
— Я осмелюсь нарушить ваш строжайший приказ, уважаемый господин майор, — со змеиной улыбочкой проговорил Фима, просачиваясь в кабинет и прикрывая за собой дверь. — Но насколько я понимаю, этот кабинет пока принадлежит Ольге Юрьевне, а она меня отсюда выгонять не собирается. Если же вы арестовали этих девушек или одну из них, то адвокат им просто необходим, как говорится в нашем Основном законе, а если вы…
— Ой, боже мой! — майор Здоренко сжал ладонями виски. — Как хорошо и спокойно было без тебя, адвокат! Пришел и испоганил всю малину!
— Простите… — начал Фима.
— Не прощу! — рявкнул майор Здоренко. — Теперь слушай меня! Если ты не заткнешься и не будешь молчать, то я забираю обеих девчонок в КПЗ и объявляю их свидетелями. А насчет присутствия адвоката при допросе свидетелей я даже спорить с тобой не собираюсь: дежурному сержанту будешь свои права качать, а не мне, понял?
— Не понял, какому сержанту? — переспросил Фима, становясь в позицию оскорбленной юриспруденции. Как это выглядит — непередаваемо, видеть нужно.
— Тому, который охраняет ворота КПЗ, в котором будут сидеть твои подружки, если ты не замолчишь и не дашь мне возможности спокойно переговорить с людьми, понял, да?
— Понял, — улыбнулся Фима. — Так я посижу тут в уголочке, никто не будет против?
Мы все промолчали, и Фима с довольным видом уселся за кофейный столик и сразу же схватил с тарелки печенье, словно его жена, к которой он вчера неожиданно вернулся, так его и не покормила.
Впрочем, если послушать Фиму, то его на самом деле и не кормят, и не поят, и не ценят, и не уважают. Как я замечала, после определенного периода семейной жизни все мужчины начинают плакаться на эти темы, однако привыкнут, куда ж денутся.
Майор Здоренко побултыхал остатки кофе в чашке, посопел над ней и повернулся к Маринке.
— А нету больше этого напитка? У меня кончился.
Маринка молча встала и так же молча долила майору в чашку кофе.
— Давай-давай, излагай, — бросил майор мне и сплюнул на пол. — Не молчи, Бойкова, не молчи!
— Господи, да что же излагать-то? — спросила я. — Вы лучше задайте конкретные вопросы, мне так будет легче.
— А мне — нет! — отрезал майор. — Начинай с начала. Какого черта вы поперлись к цирку? Афиши почитать?
— Нет, кофе купить, — ответила я.
— Что?! В цирке?! — Здоренко хлопнул по столу кулаком, и стол застонал от такого обращения. — Ты уж ври, но как-нибудь поумнее. Что это за херь — кофе купить?!
— Не перебивайте меня, — крикнула я, — мне надоело слушать ваши вопли! Если хотите все узнать, выслушайте меня спокойно, а не перебивайте постоянно! Ведете себя, простите, как беременная женщина!
Майор вытаращил глаза и ничего не сказал, наверное, не сумел придумать, а я тут же мягко уточнила:
— Я имею в виду, что вы такой же нервный. Устаете, наверное, на работе, да? Ну, я рассказываю, рассказываю, вы только не кричите, хорошо?
Майор коротко кивнул, не сводя с меня пристального взгляда, а я стала рассказывать, начиная со звонка, когда неизвестный назначил мне встречу около Татищевского музея.
Меня никто не перебивал, рассказ тек спокойно, постепенно успокоилась и я.
Закурив в конце своего повествования, я, словно диктуя статью, произнесла финальную фразу:
— И тут вошли вы, товарищ майор.
— И все началось! — закончила Маринка, и мы обе не выдержали и рассмеялись.
Фима срочно отвернулся к окну, чтобы не было заметно его улыбки, а майор Здоренко, посопев, вынул из кармана пачку сигарет и мягко, по-отечески, пробурчал:
— А ты вот зря куришь, Бойкова, ты же у нас плоскогрудая, значит, предрасположена к туберкулезу, а потом, когда рожать соберешься, не дай бог, еще аллергии начнутся… Ты уже, поди, по медицинским нормам будешь старородящей. Да, проблемки у тебя, девонька, проблемки.
Сказав эту очевидную чушь, майор закурил и поглядел на меня с довольной на своей мерзкой роже улыбкой.
Преодолевая приступ острейшей ненависти к этому человеку, я опустила глаза и решила не уподобляться хамам. Все равно такие, как он, умирают или от инсульта, или от геморроя. Жалко их, нервных.
