катастрофа. Хорошо еще, что отходы не выбросили в реку, тогда последствия могли бы оказаться еще более плачевными.
— И чем же закончилось дело?
— Во всем обвинили генерала Гулько, он стоял тогда во главе военного ведомства. Быстренько состряпали дело и посадили его, если не ошибаюсь, на десять лет, так что через три года он должен выйти на свободу.
— Вы сказали, Гулько? — переспросила я, хотя прекрасно слышала, что сказал Кряжимский.
— Гулько, — подтвердил Кряжимский, — кажется, Григорий Петрович Гулько. А почему ты спрашиваешь?
— Какого-то Гулько, сбежавшего из мест лишения свободы, убили два дня назад при задержании, — я взяла в руки чашку с кофе, подержала ее немного и снова поставила на стол. — Вчера утром об этом происшествии сообщили местные новости. Что-то мне говорит, что это тот самый Григорий Петрович Гулько, которого посадили на десять лет. И убили его рядом с супермаркетом «Поволжье», недалеко от клуба «Покер», где в тот вечер играл Коромыслов.
— Да-а, — заметил Кряжимский, — похоже, так оно и есть.
— Конечно, похоже, — в эвристическом порыве воскликнула я, — Миша мне говорил, что более подробная информация будет у него утром, он и встречу мне назначил поэтому на следующее утро. Полагаю, он встретился с Гулько где-то рядом с клубом, а может быть, и в самом клубе. А потом, когда он простился с Гулько, на того натравили милицию. Вполне возможно, что убили по неосторожности, если можно так выразиться. Скорее всего он действительно побежал, потому что документов наверняка не имел.
— Почему ты так думаешь? — Кряжимский нацепил на нос очки и уставился на меня.
— В новостях сказали, что он сбежал из мест лишения свободы несколько дней назад, — пояснила я. — Только непонятно, зачем ему понадобилось бежать незадолго до освобождения? Кстати, что с теми деньгами, которые выделили на захоронение отходов?
— Тех денег так и не нашли, — удрученно сказал Кряжимский. — Выделили еще денег. На этот раз все сделали как надо. Овраг, куда свалили отходы, более-менее зачистили, и об этом все надолго забыли — не до того было. Тогда как раз Белый дом защищали, это казалось важнее всякой экологии.
— Получается, — задумчиво произнесла я, — деньги-то испарились?
— Из бюджета, — уточнил Кряжимский, — но наверняка не из карманов Гулько.
— Тогда его побег кажется мне совсем не умным делом, — сказала я и сделала несколько глотков кофе. — Если он припрятал денежки, отсидел бы еще три года… По сравнению с семью годами это не так уж много… А потом жил бы в свое удовольствие. Двадцать миллионов… — мечтательно вздохнула я.
— Здесь не все так просто, как кажется на первый взгляд, — пожевал губами Кряжимский. — Тогда я об этом особенно не думал, а сейчас смотрю на все по-другому. Свежим взглядом, как говорится.
— Интересно, что же вы увидели своим свежим взглядом, — иронично поинтересовалась я.
— Понимаете, — Кряжимский перевел взгляд с меня на молчащего Виктора, потом снова на меня, — тогда я не обратил внимания на то обстоятельство, что деньги перевели военному ведомству не частями, а все сразу. Ведь обычно как поступают? На тебе часть денег, начинай работать. Сделал часть, получи еще. А здесь всю сумму одним махом.
Я стала понимать, к чему клонит Кряжимский.
— Вы хотите сказать, — вставила я, — что деньги присвоил не один Гулько?
— Точно, Олечка, точно, — закивал головой Сергей Иванович, — ты совершенно права. Григорий Петрович наверняка с кем-то поделился.
— Если бы мы знали, с кем, — задумалась я, — то могли бы почти наверняка знать, кто убил или, правильнее сказать, кто стоит за убийствами Коромыслова и Егорова.
— Ты совершенно права, — заявил Кряжимский.
Я достала сигарету и закурила.
— А кто может быть подельником Гулько? — спросила я. — Все происходило так давно.
— Давай рассуждать. — Кряжимский отхлебнул кофе. — Кто в области распоряжается деньгами?
— Ну то есть как кто? — удивилась я. — Губернатор, конечно.
— В целом ты права, — кивнул Сергей Иванович, — но губернатор определяет только стратегию, а конкретные команды дает министр финансов области. В девяносто третьем году еще не было областных министерств, они образовались немного позже, а существовали отделы при администрации области. Так вот, начальником финансового отдела тогда был нынешний наш губернатор Дмитрий Алексеевич Парамонов.
— Ну и ну, — я едва не свистнула, — значит, это он…
— Я бы не стал торопиться с выводами, — тормознул меня Кряжимский, — но мне кажется, ты недалека от истины.
— Что значит недалека? — вопросительно взглянула я на своего зама.
— Ну, скажем так… — замялся Сергей Иванович, — наверняка это утверждать нельзя.
Я поняла, что он немного сдрейфил. Еще бы не сдрейфить, с пониманием подумала я, ведь это же не шутка — губернатор области. Это почти что царь Тарасовской губернии. Одного его слова достаточно, чтобы человек просто-напросто исчез с лица земли. Если я и преувеличиваю, то лишь самую малость.
— Ладно, — согласилась я, — не будем ничего утверждать, а просто порассуждаем еще немного. Гипотетически, так сказать. Почему Гулько взял всю вину на себя? Почему ничего не сказал на суде?
— Не думаю, что на твой вопрос можно ответить однозначно, — нехотя произнес Кряжимский, — тем более что мы рассуждаем гипотетически, как ты сказала.
— Да, да, — подбодрила я его, — конечно, гипотетически. Но я пока вижу на этот вопрос только один ответ. Ему пообещали оставить за это его долю, вот и все.
— Ну, свои-то денежки Гулько давно припрятал и отдавать никому не собирался, — заявил Кряжимский. — Скорее всего ему пообещали скорую амнистию, если он возьмет всю вину на себя. Этим-то и объясняется то, что он не сдал на суде своего подельника.
— А подельник его обманул и оставил гнить за решеткой, — закончила я его мысль.
— Вот именно, — согласился Сергей Иванович, — или Гулько вообще пообещали условное наказание. Не забывайте все-таки, что он был генералом. А как сказал один наш полковник, руководитель силового ведомства, когда ему вручали генеральские погоны, генерал — это не звание, это просто счастье. И вот этого счастья Гулько лишился. Обидно.
— За такие деньги можно снести и не такую обиду, — довольно цинично заметила я. — Но что же у нас получается в конце-то концов?
— Мне это видится так, — более смело продолжил Кряжимский, — Гулько, конечно, был потрясен вынесенным ему приговором, но сначала еще надеялся, что его скоро амнистируют. Когда же этого не случилось, он затаил обиду, и обиду нешуточную. Проходил год за годом, а в тюрьме они тянутся намного дольше, чем на воле… Денщика опять же рядом нет… Обида копилась и копилась… Он вынашивал планы мести, но сделать ничего не мог.
— Ну, подождал бы еще три года-то.
— О, — воскликнул Кряжимский, — три года для человека, горящего желанием отомстить, это огромный срок. Гулько решил сбежать. То есть, я хочу сказать, что сбежать он наверняка решил намного раньше, но требовалось тщательно подготовить побег. Ведь если бы его поймали, то месть отодвинулась бы на неопределенный срок, а то и вовсе стала бы несбыточной мечтой.
— И как же, по-вашему, он собирался отомстить своему обидчику? — сгорая от любопытства, спросила я.
— То, что он сделал, — сказал Кряжимский, — ты и сама уже знаешь. Гулько обратился к нескольким журналистам, чтобы опубликовать документы, содержащие, полагаю, компромат на Парамонова. Речь, безусловно, идет о бумагах, подтверждающих причастность последнего к той давней истории девяносто третьего года. Думаю, это могло быть распоряжение о переводе денег за его подписью или еще что-то в этом роде…
— А почему Гулько обратился именно к Коромыслову, Егорову и Лютикову?
— Может, он и еще к кому-то обращался. — Кряжимский посмотрел на меня поверх очков. — Не забывай, что он не был на свободе семь лет, за это время многое изменилось. Появились новые издания, а
