— Ну что ж, нельзя подойти с этого конца, подойдем с другого, — был ответ. — Давайте действовать по предписаниям классиков.
— Каких классиков? — осведомился Владимир.
— Самых обычных. Детективного жанра. Знаете, с чего они в таких случаях начинали расследование?
— Голову на отсечение даю, не представляю, о чем вы говорите.
— Нужно расспросить клиента о врагах жертвы, истинных или потенциальных. Ни к чему хорошему это, разумеется, не приведет, скорее всего, направит сыщиков по ложному следу, но тут уж извините, так положено. Иначе вообще незачем было бы сочинять детективы.
Светлинский почесал затылок.
— Ага. Понятно.
Софья не сомневалась, что ее тонкий намек клиент скорее всего совершенно не понял и дальнейшие размышления на эту тему привели бы только к ненужной трате времени. А потому Соня сразу приступила к роли частного сыщика, роли, к которой она уже успела привыкнуть.
— Итак, кто мог быть врагом вашей покойной жены? — спросила она.
— М-м-м… Мне необходимо некоторое время, чтобы подумать.
— Думайте!
Светлинский сел в кресло, приложив руку ко лбу. При этом он стал сильно напоминать главного персонажа картины, точного названия которой Софья не помнила, но общий смысл могла бы свести к следующему: Ленин медитирует под музыку. Или что-то еще такое в этом роде.
— Ну как? — спросила Соня, когда сеанс был окончен.
— Так, — ответил Владимир. — Три врага могло быть у Нины.
— Любопытно, чрезвычайно любопытно.
— Во-первых, — начал загибать пальцы Светлинский, — это мог быть Павел Николаевич Кутузкин. Это бывший начальник Нины. Бывший по понятным причинам. Они работали в одном рекламном агентстве.
— Что мог Кутузкин иметь против вашей жены?
— Дело в том, что у Нины появился шанс занять его место. А для этого нужно было доказать высшему начальству инвалидность Кутузкина.
— Что?!
— Дело в том, что у Павла Николаевича отсутствует один глаз. Потерял еще в подростковом возрасте во время уличной драки. А сейчас у Кутузкина стремительно развивается близорукость. Сами понимаете, с подобными данными, да в рекламном агентстве, когда дела идут в безумно интенсивном темпе, что глаз да глаз нужен…
— Не совсем понимаю, но согласна.
— Ну так вот…
— Один глаз, значит, говорите. Это прямо как у Кутузова.
— Да. Правда, удивительные бывают совпадения?
— Говорят, совпадений не бывает. Все в мире имеет свои причины, все взаимосвязано.
— Да, пожалуй. А к тому же основания для подозрения имеются. В конторе, где работала Нина, прошел слушок, что Кутузкин активно увлекается коррупцией.
— То есть кутузка по нему плачет?
— Точно. Знаете, а я, кажется, начинаю верить в возможность неких мистических взаимосвязей…
— Это уж на ваше усмотрение. Что-нибудь еще интересное по этому Кутузову-Кутузкину?
— Пока все. Но он не единственный враг. — Я вас слушаю.
— Есть еще некая Надежда Любовьевна Верящая.
— Постойте, постойте! Я, конечно, понимаю, бывает всякое разное, но как это так, Любовьевна? Ведь это женское имя — Любовь!
— А чему вы удивляетесь? Мало ли загадочных имен на свете! Вот у нас, например, этажом ниже живет полусумасшедший старик, член компартии. Знаете, как его зовут?
Вопрос был, конечно, риторический, но автоматически Соня покачала головой.
— Коммунизм Степанович! Знаете, была такая мода в советское время — давать детям оригинальные имена. Сталина, Октябрина — это еще цветочки… А то назовут каким-нибудь Трактором или Пролетарием, и думай потом во времена демократии, как с таким личным кодом общественную жизнь вести!
— Ну это еще все понятно, но Любовь…
— А у Верящей дед был хиппи. Вот он и придумал сыну имя — Любовь.
— Дед — хиппи? Это ведь не так уж давно было!
— А хиппи, они размножаются быстро. Двадцать лет — и уже отец. А в сорок лет — дедушка! А так как хиппи еще в шестидесятых появились, то как раз в восьмидесятых Надежда Любовьевна на свет и родилась.
— Не может быть! Все это похоже на фантастику…
— Еще как может.
— Чем же эта Верящая так досадила вашей жене?
— Надя была влюблена в меня. Клялась, что в один прекрасный день избавит меня от жирной стервы. А потом…
— Что «потом»?
— Да так, ничего.
— Э-э-э, вы не темните! Раз уж решились стать моим клиентом…
— Да это все настолько неважно, настолько обыденно…
— Вы спали с Надеждой?
— Ну, я же мужчина, а она — симпатичная женщина…
— И отца ее звали Любовь.
— Вот-вот! То есть, тьфу, что я говорю, к делу это, конечно, никакого отношения не имеет…
— Ваша жена знала об этом?
— Ну, думаю, она догадывалась.
— Понятно. А какова была ее реакция?
— Достаточно неделикатная.
— То есть?
— Она угрожала Наде физической расправой.
— На полном серьезе? — заинтересовалась Соня.
— Нет, конечно! — возмущенно возразил Светлинский. — Ну подумайте, что Нина могла бы сделать в реальности?
— А Верящая могла бы принять на веру угрозы вашей жены?
— Ну, всякое может быть…
— Ладно. Возьмем на заметку. Кто-то еще?
— Алексей Приходкин. Бывший наркоман.
— Бывший?
— Конечно. Он не выдержал страстного натиска моей жены и решил, что куда благоразумнее слезть с иглы.
— Стоп-стоп-стоп! Что-то слишком много вопросов у меня накопилось. Во-первых, как связаны ваша жена и намерение наркомана слезть с иглы, а во-вторых, как ваша жена связана с наркоманом?
— Ну так это элементарно! Кто, кроме наркомана, мог повестись на мою жену? Это — раз. А во- вторых, даже наркоман не мог бы вынести мою жену! Это — два.
— Ничего не понимаю!
— Нина давала Леше деньги на наркотики.
— Так… Понятно. Но каким образом он оказывается в списке подозреваемых?
— Так ведь она могла угрожать ему, что если он порвет с ней отношения, то информация о его прошлом дойдет до одной очень милой девушки, очень приличной, которой Алексей серьезно увлекся, когда
