данных смогли бы раздобыть по своему положению реальные агенты Треппера. Если бы речь действительно шла о радиоигре, одно это должно было насторожить гестаповцев. Поскольку явно показывало Центру, что сеть действует не сама по себе, а под контролем, и информацией ее снабжают извне. Но зондеркоманда продолжала «функшпиль», по-прежнему передавая запросы в штаб Западного фронта и требуя точных ответов.
Сам главнокомандующий фронтом фельдмаршал Рунштедт начал возмущаться. Указывал, что «подкормка» противника далеко перешагнула пределы разумной необходимости. И каждый раз, передавая запрошенные сведения, напоминал, что они строго секретны, что их раскрытие может нанести реальный и серьезный вред операциям вермахта и интересам рейха. Тем не менее эти сведения сразу же отпрявлялись в Москву — шли донесения о перебросках германских соединений на восток для предстоящих сражений, их численности, оснащенности техникой, пунктах следования. О переформировании на западе дивизий, отведенных в тыл после боев и степени их готовности… И тут же Центр присылал новые приказы и инструкции, что еще надо узнать, уточнить, проверить.
У специалистов из абвера начало складываться впечатление, что «завоевание доверия» Москвы превратилось чуть ли не в самоцель операции! Наконец, дошло и до открытого конфликта. 30 мая 1943 г. советский Центр передал задание раздобыть сверхсекретные данные о наличии у немцев химического оружия и местоположении складов, где оно сосредоточено. Задавались вопросы о количестве химических боеприпасов, их калибрах, какие именно отравляющие вещества состоят на вооружении у немцев и степень их токсичности (подобный запрос подтверждается материалами американской разведки, полученными путем радиоперехвата). Тут уж фронтовая служба абвера сказала: «Хватит!» Гирингу принялись разъяснять, что продолжение «игры» в том же духе не лезет ни в какие ворота и чревато стратегическим ущербом для рейха. А в Берлин доложили: «Военное командование имеет мнение, что на протяжении некоторого времени московское руководство задает слишком конкретные вопросы… Командование больше не может давать точные ответы на вопросы Москвы, касающиеся, например, количества дивизий или полков, имен командующих и т. п. Военное командование считает, что больше не может предоставлять подобную информацию, не сталкиваясь с серьезными проблемами безопасности».
Впрочем, к мнению, что советская разведка давно раскусила обман и теперь беззастенчиво «доит» немцев, пришел и один из заместителей Гиринга — Г. Райзер. Точно такое же заключение сделал и адмирал Канарис. И 5 июня зондеркоманда получила официальный ответ на свою очередную заявку: «Главнокомандующий Западным фронтом придерживается мнения, что противник в Москве уже разгадал игру, и по причинам военного характера главное командование Западного фронта уже не в состоянии передавать требуемый материал».
Но бдительного Райзера тут же откомандировали из зондеркоманды и перевели в другое место. На восток, с партизанами воевать. Что ж делать, если человек теплое место в Париже не ценит и горит рвением с врагами бороться? А для оказания давления на фельдмаршала Рунштедта Мюллер предпринял экстренные меры. Доложил Кальтенбруннеру, причем изобразил дело под углом межведомственных противоречий — вот, мол, эти армейские свиньи и чистоплюи из СД нам палки в колеса ставят. У Кальтенбруннера взыграло, и он обратился к Борману. Представив ему, ясное дело, те материалы, которые подсунул ему Мюллер. В них целью операции изображалась заброска в Москву стратегической дезинформации. С задачей — поссорить русских и их западных союзников. То есть с одной стороны, всучить Сталину компромат на англичан и американцев. А с другой — установив контакт с Россией, потом «засветить» эту связь, подбросив сведения о ней Западу.
Борман был суперспециалистом по интригам. Но вполне соответствовал характеристике Мюллера: «Он слишком мелкая личность и не может думать как государственный деятель». В делах разведки он понимал не больше, чем Кальтенбруннер. Зато именно в духе интриги идея ему очень понравилась. Он ведь и сам плел в точности такие же штучки, когда хотел поссорить тех или иных людей. К тому же под него сама «ложилась» мощная ветвь спецслужб, и он получал дополнительный противовес Гиммлеру. Партайгеноссе согласился оказать покровительство Кальтенбруннеру, в удобный момент и в нужном свете подъехал к Гитлеру, и тот дал «добро». 9 июля Рунштедт вдруг получил приказ из Берлина — игру продолжать, а все запросы зондеркоманды удовлетворять и впредь в полном объеме. Словом, получалось, что подборкой и составлением разведданных для Москвы профессионально занимались штаб фронта и германские спецслужбы! И очень сомнительно, чтобы такой объем сведений сеть Треппера могла поставлять в Центр до провала.
Кстати, вовсе даже не исключено, что деятельность Мюллера и зондеркоманды «Роте капелле» оказалась связана с одной из блестящих операций, проведенных знаменитым разведывательным партизанским отрядом Д. И. Медведева на Волыни. В июле 1943 г., примерно в то время, когда Рунштедту приказали давать исчерпывающие ответы на запросы Паннвица, и военным пришлось предоставить, в том числе, сверхсекретные сведения о складах химического оружия, Медведев получил от Центра информацию, что один из таких складов расположен в г. Луцке. Москва дала задание разузнать о нем поподробнее, а при возможности похитить образец боеприпаса с отравляющими веществами. Это удалось осуществить. Луцкие подпольщики А. Д. Ткаченко, П. И. Савельева и партизаны сумели установить местонахождение хранилища, организовали наблюдение за ним, а при перебазировании склада, убив часового, дерзко выкрали химический снаряд-баллон, он был переправлен в отряд, а оттуда в Москву (А. Ф. Федоров, «Последняя зима». М., 1981).
Внешняя разведка СД и абвер к лету 1943 г. предприняли новые усилия по налаживанию связей с Западом. Шелленберг предпринял поездку в Турцию и через посла в Анкаре фон Папена вентилировал вопрос, не может ли он использовать прежние связи в Ватикане? Папен, очевидно, тоже не доверял этой лисе и ушел в сторону от ответа. Дескать, во внешней политике наломали уже столько дров, что трудно что-либо предпринять. А Канарис стал действовать через своего итальянского коллегу, начальника разведки генерала Аме. Начальник генштаба Италии маршал Бадольо контакты с англичанами и американцами уже установил, подспудно готовя почву для выхода своей страны из войны. А Аме при поддержке Канариса водил за нос Германию. Хотя военная разведка доносила о готовящейся измене итальянцев, адмирал этим сведениям ходу не давал, докладывал Кейтелю совершенно обратное.
Разведка СД представляла куда более тревожную информацию. Гитлер обратил внимание на диаметральное расхождение. И Кейтель, чтобы подтвердить репутацию своего ведомства, послал Канариса в Италию для встречи с Аме. Выяснить на месте действительное положение дел, а заодно повлиять на итальянцев, чтобы поддержать их верность союзу. Конечно, адмирал в командировку поехал с радостью. Но обсуждалось не поддержание верности, а меры, которые надо предпринять, чтобы Германия не смогла помешать Италии «сменить ориентацию». Что могло потом подтолкнуть аналогичные процессы и в рейхе.
Шелленберг о содержании переговоров узнал. Шофер Аме, исполнявший и обязанности домашнего слуги, был гомосексуалистом. А его любовник являлся агентом СД. И хотя Шелленберг сам занимался закулисной дипломатией в аналогичном направлении, а в мемуарах изобразил себя искренним другом Канариса, он, получив доказательства измены адмирала, тут же составил на него исчерпывающее досье и представил Гиммлеру. Который сказал: «Оставьте досье у меня, при случае я ознакомлю с ним фюрера». И… положил под сукно. Дело в том, что он сам уже колебался между верностью и изменой. Данных о заговорщиках к нему стекалось много, из гестапо, например, представили подробный отчет о встрече, происходившей у отставного фельдмаршала Бека. Но рейхсфюрер СС прикидывал: чья возьмет? Вдруг оппозиция окажется сильнее Гитлера? Вдруг это внесет изменения в международную расстановку сил? Наконец, он знал и то, что в определенных кругах заговорщиков в качестве лучшей кандидатуры на пост главы государства называют… самого Гиммлера.
Любопытно отметить, что в это же время, в июне 1943 г., Рим посетил и Мюллер. Официальной причиной его визита было выяснить у итальянской тайной полиции, почему в их стране до сих пор не решается «еврейский вопрос»? Во взрывоопасной обстановке, которая сложилась в Италии, это было, по меньшей мере, глупо. Государство Муссолини и без того бурлило и разваливалось по швам, чтобы добавить масла в огонь — неизбежное возмущение при арестах и вывозе в концлагеря евреев. Подобную командировку шефу гестапо мог разрешить и одобрить только тупой и прямолинейный Кальтенбруннер. Какова же была истинная цель Мюллера, нам остается только гадать. Она могла быть именно провокационной. Требованием крутых мер подтолкнуть итальянцев к обратному. Могла быть и иной. Не
