Крымская. Обратим внимание, многие из них завершались для немецких войск окружениями. И Корсунь- Шевченковское сражение, и Крым стал, по сути, огромным «мешком». Особенно эффективной в данном отношении стала летняя Белорусская операция, когда возникло сразу несколько «котлов» — Витебский, два Бобруйских, Минский…
По последствиям это было примерно равнозначно германским операциям 1941 г. Если из окружений и удавалось просочиться или пробиться части личного состава, то терялось тяжелое вооружение и техника. Терялась и значительная доля старых, опытных кадров, заменяясь недоученными новобранцами. Для затыкания «дыр» приходилось вводить в бой новые, наспех сформированные части, попадавшие под удары и несшие повышенные потери. Как уже отмечалось, «посыпались» германские союзники, что вызвало дополнительные сложности. Прорыв в Белоруссии сделал возможными удары на флангах возникшей грандиозной «дыры». Последовала блестящая Львовско-Сандомирская операция. Последовали прорывы в Прибалтике, в результате чего на Курляндском полуострове оказались «запертыми» до конца войны 33 дивизии…
И если почитать впечатления самих немцев — нет, не приглаженные мемуары, а документы того времени, донесения, письма и дневники конца 1944–1945 гг., сохранившиеся в большом количестве, то они поразительно напоминают те же воспоминания Симонова 1941-го. Всюду, чуть ли не со всех сторон, «русские танки». В воздухе — только «русские самолеты», а своих нет как нет, русская артиллерия устраивает «настоящий ад». А советские солдаты начали поговаривать, что «немец стал не тот». Хотя германские войска сопротивлялись жесточайше, дрались за каждый рубеж, но нет, солдаты уже каким-то образом ощущали — «не тот». А советские полководцы — И. С. Конев, Г. К. Жуков и другие, отмечали ослабление оперативного искусства германского командования. Дескать, куда прежнее мастерство подевалось? Указывали, что немцы стали действовать по шаблонам, неуверенно, то и дело допускать ошибки.
Никуда оно, конечно, не девалось, военное искусство. Германской армией руководили те же полководцы, что в начале войны, или многие из них. Но на них напала та же беда, что на наших начальников в 1941–1942 гг. Приходилось оперировать уже не по собственному разумению, а вынужденно. Принимать решения импровизированно, без подготовки, без достаточной оценки обстановки. И не теми силами, как хотелось бы, а теми, что имеются. Это тоже не «неумение воевать», а объективная закономерность.
Стоит коснуться и «двойных стандартов», увы, бытующих в оценке тех или иных событий войны. Так, почему-то лишь в плоскости «тирании Сталина» делаются попытки рассматривать поддержание суровой дисциплины в тылу. В той же плоскости нередко преподносятся жестокие расправы над всеми, кто сотрудничал с оккупантами — и был за это расстрелян, повешен или сослан в лагеря. Но авторы этих обвинений почему-то предпочитают забыть, что во время любой войны мобилизация тыла и дисциплина — вполне нормальные и естественные меры. В Первую мировую Николай II (в отличие, кстати, от англичан и французов) таковых мер предпринимать не стал, при нем русский тыл продолжал жить по законам мирного времени — и что получилось?
А в годы Второй мировой не только Советский Союз, но и другие государства с лицами, угрожавшими их безопасности, обращались круто. Англичане без долгих разговоров вешали ирландских сепаратистов, которых немцы забрасывали к ним для подрывной деятельности. А в 1942–1943 гг. жесточайше подавляли национальные волнения, вспыхнувшие в Индии, без колебаний расстреливали мирные демонстрации — в военное время это расценивалось однозначно, как «удар в спину». Ну а во Франции за сотрудничество с немцами люди расплачивались не менее сурово, чем в СССР. Сразу после освобождения прокатилась целая волна кровавых расправ — по одному лишь доносу или устному обвинению в коллаборационизме многих линчевали самосудом, забивали насмерть, вешали. Женщин и девушек, объявленных германскими «подстилками», раздевали донага, обривали головы и возили по улицам на потеху толпе, подвергая при этом побоям и истязаниям.
Если же вспомнить депортацию Сталиным целых народов — чеченцев, ингушей, крымских татар, то я, прошу понять меня правильно, далек от каких-либо попыток оправдания подобных акций. Но почему же рядом с ними не вспоминают депортацию 3 миллионов судетских немцев в 1945 г.? Это куда больше, чем общее количество людей, переселенных Сталиным. Причем депортированным народам СССР все же отводили места для их «спецпоселений», предоставляли возможность работать и получать средства к существованию. А судетских немцев по одному лишь национальному признаку загоняли в поезда, не позволяя брать никаких личных вещей, и вышвыривали за границу, в Германию, предоставляя там умирать от голода или кончать самоубийством — что и случилось со многими тысячами. Проводилась эта акция еще не коммунистическим, а демократическим правительством Чехословакии. И не тайно, в глубине российских земель, а на виду у всей Европы, на глазах присутствовавших в Чехословакии американцев и англичан. Да и сейчас почему-то не слышно, чтобы хоть раз поднимался вопрос о восстановлении «исторической справедливости» и возвращении судетских немцев на исконные места проживания…
В 1980-х— 1990-х, при распаде социалистической системы, вовсю заговорили и о том, что вступление Красной Армии в сопредельные европейские страны было не освобождением, а новой оккупацией с хищными целями «коммунизации» этих государств. Позвольте не согласиться. Почему-то никакой «коммунизации» не было в Австрии, хотя она была занята советскими войсками. Почему-то никаких подобных попыток советская сторона не предпринимала и в Норвегии — хотя ее северную часть освободили наши солдаты. Что касается других стран, то дело происходило либо под влиянием местных движений, либо по договоренности с союзными державами Запада. Черчилль даже хвастает в своих мемуарах, как легко сумел договориться со Сталиным о разделе сфер влияния на Балканах. Дескать, пока ходили вокруг да около, ну ничего не получалось. А потом он взял и без обиняков, в открытую, написал на бумажке: в Румынии 90 % влияния получает Россия, а 10 % — остальные союзники, Англия и США. В Греции наоборот — 90 % остальные, а 10 % Россия. В Югославии и Венгрии — 50:50, а в Болгарии 75 % России — 25 % остальным. А Сталин бумажку повертел, попыхтел трубкой и галочку поставил. Мол, согласен. И Черчилль очень гордился тем, что сумел с ним договориться таким простым образом.
Если же взять широко нашумевшую историю о том, как Сталин не пришел на помощь Варшавскому восстанию, то напрашивается вопрос: а почему, собственно, он должен был помогать? И кому помогать? Сами западные державы, кстати, не стеснялись бросать в беде союзников, если этого требовали их интересы. В 1940 г. бросили норвежскую армию, в 1943 г. не пришли на помощь итальянцам. А Сталин, коли уж на то пошло, вовсе не отказал в помощи Словацкому и Пражскому восстаниям, хотя и в этих обоих случаях возглавляли выступления не коммунисты, а местные буржуазные лидеры. Они попросили о поддержке и получили ее по мере возможностей. Но ведь поляки из Армии Крайовой действовали наоборот! Для них как раз и важно было — захватить власть в Варшаве без Советской Армии!
Своих планов восстания они с СССР отнюдь не согласовывали. Напротив, специально выждали момент, когда советское наступление выдохнется на рубеже Вислы, чтобы русские не вмешались в их действия. Когда в ходе восстания к его руководителю Бур-Комаровскому были посланы для связи два советских офицера, он отказался их принять. Даже встретиться с ними не пожелал. А когда наши войска все же форсировали Вислу и захватили часть набережной, части Бур-Комаровского не стали пробиваться к ним на соединение. Потому что сама идея Варшавского восстания заведомо исключала советскую помощь. Она на том и строилась — овладеть польской столицей без такой помощи. Чтобы быстренько сформировать правительство и объявить суверенитет. Но с какой тогда стати на Сталина пенять, что не помог?
Кстати, если бы эдакое польское правительство возникло и удержалось у власти, очень сомнительно, чтобы оно разрешило проход советских армий через свою территорию. То есть или сорвалось бы наступление на Германию, или Москве пришлось бы воздействовать силой на новое правительство — ссорясь при этом как с поляками, так и со стоявшими за ними англичанами. Или, как это и случилось, реализовался третий вариант. Немцы восстание подавили, потопили в крови — а русские остались «крайними». Как видим, дело попахивает грандиозной и крайне грязной провокацией.
Что ни говори, а при исполнении тайных дипломатических и закулисных договоренностей Сталин действовал все же честнее. Обещал Черчиллю отдать «на откуп» Грецию — и отдал. Не стал вмешиваться, когда англичане в конце 1944-го — начале 1945 г. жестоко подавляли там партизанское движение и расстреливали активистов прокоммунистических отрядов ЭЛАС. Обещал после победы над Японией уйти из Маньчжурии — и ушел. Несмотря на то, что Чан Кайши очень просил оставить советские войска,
