В ставке Гитлера в это же время прорабатывались и возможности сепаратного мира с русскими. Геббельс 4 марта 1945 г. отметил в своем дневнике: «Фюрер прав, говоря, что Сталину легче всего совершить крутой поворот, поскольку ему не надо принимать во внимание общественное мнение». Министр пропаганды писал и о том, что в условиях катастрофы Гитлер «ощутил еще большую близость к Сталину», называл его «гениальным человеком» и указывал, что сталинские «величие и непоколебимость не знают в своей сущности ни шатаний, ни уступчивости, характерных для западных политиков». И 5 марта дневник Геббельса сообщает: «Фюрер думает найти возможность договориться с Советским Союзом, а затем с жесточайшей энергией продолжить войну с Англией. Ибо Англия всегда была нарушительницей спокойствия в Европе… Советские зверства, конечно, ужасны и сильно воздействуют на концепцию фюрера. Но ведь и монголы, как и Советы сегодня, бесчинствовали в свое время в Европе, не оказав при этом влияния на политическое разрешение тогдашних противоречий. Нашествия с Востока приходят и откатываются, а Европа должна с ними справляться».
Что ж, насчет «советских зверств» остается лишь прокомментировать — «чья бы корова мычала». Но надежды на то, что сепаратный мир с Москвой возможен, были, конечно же, чистейшей утопией. Одной из «утопий бункера». За исключением критических моментов 1941 и 1942 гг. Сталин не согласился бы на это ни за что. Во-первых, Гитлер нападением 22 июня обманул его лично. Ситуация мира и даже союза с русскими и войны на западе уже существовала в 1939–1941 гг. И разрешилась она для России трагически. А Иосиф Виссарионович был не из тех людей, кто дважды наступает на одни и те же грабли. Во-вторых, выше приводились примеры, что Сталин очень строго относился к своим союзным обязательствам, намного строже, чем западные лидеры (а если готов был отступиться от них в 1942-м, то полагая, что они первые нарушили союз, не открыв второй фронт). А в 1945-м в союзе с англичанами и американцами при послевоенных переделах сфер влияния Сталин рассчитывал получить (и получил) гораздо больше, чем в гипотетическом альянсе с разгромленными немцами.
И наконец, после всего, что нацисты натворили на советской территории, совершить новый поворот к «дружбе» было никак не возможно/Геббельс правильно отмечает насчет того, что советской стороне не требовалось учитывать «общественное мнение». Да и многие другие авторы писали об отсутствии такового в России. Забывая, что вместо «общественного мнения» в России всегда существовало нечто другое. Вера или неверие народа в своего лидера. И часто данный фактор оказывался посильнее «общественного мнения», которое можно сформировать или скорректировать потоками массовой информации. Когда народ переставал верить Борису Годунову или Николаю И, известно, чем это кончалось. Ельцин, изначально имевший огромный кредит веры, но растерявший ее, вынужден был уйти сам. Сталин такой веры к 1941 г. не имел, но обрел ее в ходе войны. Стал уже не просто партийным, а общенародным вождем. Это не мешало ему пересажать и перестрелять еще тысячи людей — но он и сам считал их отщепенцами, «врагами» народа. А вот предать народ в целом, как таковой, он не мог. Да и подобного желания наверняка не имел. Не зря же он провозгласил войну не политическую, не революционную, а Отечественную.
В ставке фюрера, вероятно, это осознали. Во всяком случае, никаких реальных шагов или даже попыток по установлению связей с СССР в 1945-м до смерти фюрера не зафиксировано. Гитлер, кстати, и свои взгляды на русский народ вынужден был изменить. Поручая Шпееру уничтожать германские заводы и фабрики, он сказал, что «в результате войны немецкая нация лишь докажет, что она слабее, а будущее будет принадлежать более сильной восточной нации». Не считаю нужным комментировать взгляды фюрера насчет «сильных» и «слабых» наций, но сам факт признания им ошибки относительно русских знаменателен…
Ну а те переговоры о сепаратном мире, которые легли в основу книги и телесериала «Семнадцать мгновений весны» — между обергруппенфюрером СС Карлом Вольфом и Алленом Даллесом, Юлиан Семенов, видимо, взял из-за того, что о них сведений сохранилось больше всего. Их описали в своих мемуарах как Вольф, так и Даллес. Хотя автор допустил ошибку. Потому что именно к этим переговорам Шелленберг и Гиммлер имели мало отношений. Их главным покровителем был Кальтенбруннер. В остальном же вся эта история происходила на самом деле. Только из сюжета приходится убрать штандартенфюрера Штирлица, радистку Кэт, пастора Шлага и профессора Плейшнера. В реальности роль Штирлица в ней сыграл Генрих Мюллер, а радистки Кэт — Паннвиц и Сукулов.
Карл Вольф был доверенным лицом рейхсфюрера СС, долгое время являлся его начальником штаба и практически определял многие решения. К концу войны он, как и его шеф, попал на фронт. Был назначен главным уполномоченным СС и полиции и представителем Гиммлера при штабе группы армий «С» — оборонявшей Северную Италию. Командовал ею фельдмаршал Кессельринг. Итальянских промышленников отнюдь не устраивало, что Милан, Турин и прочие индустриальные центры могут превратиться в зону боев с вполне предсказуемыми последствиями для их заводов и фабрик. Поэтому представители этой касты Маринетти и Оливетти еще с ноября 1944 г. выступили посредниками в наведении контактов между германским и англо-американским командованием.
В штабе Кессельринга самой подходящей кандидатурой для переговоров итальянские магнаты сочли Вольфа. Он имел сильного покровителя, мог вести себя более независимо. Связи установились. Постепенно через промышленников удалось выработать компромиссные условия, вроде бы выгодные обеим сторонам. Согласно этим условиям, немцы должны были сдать Северную Италию без боя, но и без капитуляции. А американцы и англичане за уступку Северной Италии позволили бы германским войскам беспрепятственно уйти за Альпы. И таким образом Германия получала возможность использовать дивизии Кессельринга на Восточном фронте.
25 февраля 1945 г. камергер папы римского Л. Парилли через капитана швейцарской разведки Вайбеля сумел увидеться с Геверницем — помощником представителя американской разведки в Швейцарии Аллена Даллеса. Состоялся предварительный обмен мнениями и договоренность о прямой встрече Вольфа с американцами. Однако Вольф рисковать шкурой не стремился, подставляться под возможные удары начальства и конкурентов не хотел. Поэтому решил сперва подстраховаться и согласовать свои действия с Гитлером.
6 марта он прилетел в Берлин и имел беседу с Кальтернбуннером. К этому моменту даже твердолобый шеф РСХА убедился, что дело идет к полному краху. Фронт на Висле рухнул, русские армии вышли к Одеру и громили фланговую германскую группировку в Померании. Англичане и американцы форсировали Рейн, овладели Рурским бассейном…
И Кальтенбруннер тоже вслед за Гиммлером и Шелленбергом ударился в закулисную дипломатию. Встречался с президентом Международного Красного Креста доктором Бурхардтом. А уполномоченному СД в Вене Хеттлю, чьи переговоры с Западом он прежде провалил, Кальтенбруннер уже по своей инициативе велел возобновить их. И говорил «о своей готовности поехать в… Швейцарию и лично начать переговоры с американским уполномоченным» — чтобы «предотвратить тем самым дальнейшее бессмысленное кровопролитие» (из показаний Хеттля Нюрнбергскому трибуналу). Поэтому инициативу Вольфа шеф РСХА поддержал, устроил ему аудиенцию у Гитлера. Тот сделал доклад фюреру в присутствии Кальтенбруннера, убеждая в пользе контактов. Гитлер отнесся к идее скептически, но действовать разрешил. Точнее — махнул рукой. Дескать, валяйте, но все равно у вас ничего не получится.
8 марта в Цюрихе состоялась первая встреча Вольфа с Даллесом. Обе стороны первоначальных условий, выработанных через промышленников и Парилли, придерживаться не стали. Американцы стали закидывать удочки не о выводе, а о возможности капитуляции группы армий «С». А Вольф втайне от фюрера и Кальтенбруннера повел вдруг свою собственную игру. Принялся вентилировать вопрос о сепаратном мире или даже союзе с американцами, если удастся избавиться от Гитлера. Причем своего давнего покровителя Гиммлера он тоже заведомо отправлял «за борт» как фигуру слишком одиозную. Даллесу идея понравилась, он ее подхватил, развил, и партнеры до такой степени увлеклись в своих фантазиях, что даже принялись составлять списки будущего германского правительства! Во главу кабинета прочили Кессельринга, министром иностранных дел — Нейрата, а себе Вольф «скромненько» застолбил пост министра внутренних дел.
Эту поездку засекло гестапо, имевшее в Швейцарии свою агентуру. И Мюллер доложил о состоявшейся встрече Кальтенбруннеру. Тот, в общем-то, и сам был в курсе. Но считал, что Вольф работает на него. И проинформировал «своего» делегата о гестаповской слежке, предупредил, чтобы он был осторожнее. 19 марта состоялась вторая встреча Вольфа и Даллеса. На ней стороны условились, что на следующем этапе к переговорам должны подключиться представители военного командования, германского
