Ода близорукости

с кем не положено.
Солнце показалось и
спать залегло.

— Такой был мальчик жалостливый!
Ничего, прошло.

* * *

Собака лежит, как сфинкс —
наполовину в гостиной,
наполовину в прихожей.
Собака лежит, как метафора —
наполовину в Европе,
наполовину в Азии.
Служба её не трудна,
загадка её не сложна:
она затрудняет проход,
но будит фантазию.

Собака лежит в дверях,
протянувши лапы вперёд,
она улыбается Балтике,
хвостом виляет Китаю,
в ней чёрт-те сколько намешано
характеров и пород, —
вот вскочит! вот огрызнётся,
собьётся в стаю!

Но столько щенячьей дури
играет в её крови,
что она себя полагает
лучшей собакой на свете
и думает, что достойна
большой и чистой любви,
а за свои метафоры
только мы сами в ответе.

К ДРУГУ СТИХОТВОРЦУ

Мы вместе пили, мы вместе ели,
Но согласись, мои амур,
Что два поэта в одной постели —
Всё-таки чересчур.

Ну да, случаются исключенья,
Вот хоть Верлен и Рембо,
Но их любовные приключенья
Нам повторить слабо.

А вдруг к священной жертве некстати
Потребует Аполлон —
Как мы поймём в тесноте объятий,
Кого к ней требует он?

Не лучше ль двум разойтись поэтам
По койкам — да на покой,
И по стишку сочинить об этом?
Прочти, как закончишь свой!

* * *

Жалко Малеевки! Больше такого ковчега
Нам не обресть: всякой твари там было по паре.
Почвенник, западник там от жасмина до снега
Мирно в аллеях бродили и вирши кропали.

Жёлтого с белым советского жалко ампира:
Главного корпуса, тёртой морковки с капустой,
Серафимовича многострадального бюста
В чьём-то картузе, под лестницей, возле сортира.

Вольницы детской, компании той воробьиной —