манер «барбузов» — киллеров полицейских романов. Заодно «асассины» превратились чуть ли не в учителей и парагонов шевальерии.
Все это не имеет отношения к тамплиерам и к истории их пребывания в Святой земле.
Не существовало в мусульманском мире ничего похожего на шевальерию Тампля (кроме военной дисциплины, возможно) и на статус военно-религиозного ордена.
Военные группы, особенно у суфиев, входили в секту равно с теологами, мудрецами, учеными. Военное братство тамплиеров, по крайней мере орденский центр, составляли монахи. Не воины, при желании могущие стать духовными лицами, но воины призванием святым…
Хотя куртуазность — не специальная добродетель шевальерии, отношения тамплиеров и мусульман во время довольно редких перемирий отличались политесом и респектом — надо учесть, в ту эпоху не знали расовой или национальной розни, исключая Верхнюю Германию.
Вероятно, простая вежливость порой переходила в дружбу, но это еще не повод для далеко идущих выводов некоторых историков.
Да и что особенного, если христианские воители по возвращении на родину привозили восточные украшения, обычаи, рецепты блюд?
И разве не доставляли нам из Северной Африки нечто подобное? И разве стоит расценивать любителя кускуса или мешуа как посвященного в коранический эзотеризм?
В любопытной поэме «Шевальерия» (XIII век, пикардийский диалект) рассказывается, как в 1187 году Гуго Тивериад познакомил Саладина с канонами рыцарства. Имеет ли смысл рассуждать о восточном происхождении шевальерии?
Очень вероятны контакты тамплиеров и суфиев. Равно вероятна трансмиссия тех или иных эзотерических знаний.
Что это доказывает?
Христианские и мусульманские братства строителей также могли контактировать, и не только профессионально. Все это не меняет сути дела. Устав святого Бернарда определил шевальерию Тампля без всякой подсказки с Востока.
Курьезный момент: в ориентализме почему-то всегда обвиняли Тампль, подобные упреки никогда не адресовали иоаннитам, хотя они раньше прибыли на Восток и благодаря менее жесткой дисциплине могли более тесно общаться с мусульманами.
Богатым — богатство, верно, однако инициация Тампля слишком основательна — вряд ли все это досталось от посторонних «учителей».
Тампль и светское рыцарство появились приблизительно одновременно: фундаментальный акт цивилизации, если учесть варварские нравы дворянства.
Кавалерия превратилась в «шевальерию» под влиянием эпосов и сказаний, равно как сочинений бенедиктинцев. Одновременно развились ремесла, коммерция, агрикультура.
Касательно военной целесообразности ордена святой Бернард писал Тибо де Шампань: «Меч тебе дарован для защиты слабых и обездоленных…» Миссию Тампля напоминает апостроф приора Англии Генриху III Плантагенету: «Повелеваешь, пока справедлив!»
Нечто вроде «кодекса служения» вне вассальных отношений циркулировало в дворянской среде. В сказках, легендах, притчах излагалась идея посвящения, «новициата», очередности испытаний моральных и физических. Посвящение в рыцари завершалось обрядом «ночной стражи во всеоружии».
В принципе, чаще всего только в принципе, новый шевалье способен «оседлать кобылу» (омоним: cabale — кобыла, каббала), то есть понимать язык и символику геральдики.
Вступление в цеховое братство также сопровождалось рядом испытаний, освоением терминологии, выраженной в символах, ребусах, анаграммах, музыкальных невмах.
Обряд и сопутствующие явления перевернули социальный хаос, именуемый «высоким Средневековьем». Это был извечно присущий людям поиск логической структуры бытия.
Святой Бернард, надо полагать, хотел сделать Тампль связующим центром, организатором, арбитром новой активности.
Но для этого необходимо иметь влияние, силу, богатство, что так или иначе оговаривается в уставе.
Богатство предполагалось изначально.
Земли, постройки, люди — наемные и крепостные, — церковные доходы.
Разумеется, духовенство свободно распоряжалось доходами церковных угодий.
В Тампле ситуация иная.
Никто не располагал средствами без санкции капитула.
И здесь были свои тонкости.
Капитул действовал в интересах ордена, но члены капитула не имели права тратиться на себя.
Шевалье не просил пощады на поле битвы (как и в кельтской «Красной Ветви») и, попав в плен, не предлагал выкупа: «ни камня, ни горсти земли».
Попадая в плен, тамплиеры, за редким исключением, честно соблюдали параграф устава.
Однажды пленный Великий магистр объявил: предлагаю пояс и кинжал. Он хотел сказать: обещаю не сражаться против вас.
Когда другого Великого магистра освободили под его слово, ему пришлось сложить оружие и стать «великим визитором».
От хрониста Жуанвиля известен такой эпизод: когда святой Людовик угодил в плен под Мансурахом, за него потребовали огромную сумму, которую невозможно было тотчас собрать. Но король Франции — это король Франции. Жуанвиль обратился к трезорьеру Тампля в городе Сент-Жан-д' Акр с просьбой о помощи. «Не имею права без санкции Великого магистра, — ответствовал трезорьер, — но у меня нет возможности защищаться, и я уступлю грубой силе».
Жуанвиль поднял алебарду, трезорьеру ничего не оставалось, как отсчитать выкуп за короля.
В этой шутке есть доля серьезности касательно строгой регламентации денежных средств ордена.
Святой Бернард хотел видеть орден богатым и богатым неисчислимо.
После основания Тампля Бернард препятствовал цистерцианским аббатствам приобретать земли, постройки, людей.
Подобное всячески обходилось, но факт знаменательный: аббат Клерво хотел ограничить богатство и влияние клерикального духовенства в пользу военно-монашеского ордена.
Богатый орден, бедные шевалье — это имелось в виду с самого начала. Любопытная амбивалентность. Вряд ли Гуго де Пейенс страдал особой бедностью или, к примеру, Годфруа де Сент-Омер, который отказал Тамплю обширные земли из своего феода. Да и Пейен де Мондидье, Аршамбо де Сент- Аман, не говоря уже о графе Гуго де Шампань, были состоятельными людьми.
Это не бедность, но отказ от собственности. Обездоленный, понятно, вызывает сочувствие. И
Такой изначальный и преднамеренный дуализм сыграл в будущем роковую роль.
Амбивалентность, дуализм, двойственность: братья гуляют по двое, вдвоем едят из одной тарелки.
Даже знаменитая печать Тампля — двое шевалье на одной лошади — напрашивается символом бедности, хотя здесь, возможно, манера ведения боя. Всадник в доспехах хорош на прямой атаке, но маневра ему не хватает: сидящий позади скрадывает «мертвые углы», отлично защищает партнера, особенно при четком взаимопонимании.
Вполне легитимны герметические аспекты «двуликого Януса», частые в религиозной иконографии. На королевских порталах соборов Шартра и Реймса изображение двух шевалье, скрытых одним щитом, — две фигуры за круглым ординаром о восьми лучах, согласно геральдике.
Богатство оправдано щедрой милостыней, меч и золото в помощь слабым и обездоленным. Служение — высшая добродетель.
