«Исповедью» Руссо. Он удачно называет первую (p. xxvii) лучшим из комментариев на Рим. 7 — 8. «Это пробуждение человеческого духа, которое приводит его в живую и ощущаемую связь со святым и вечным; это просвещение ума, позволяющее ясно понять настоящую природу истины и правды; это наделение волей, от борьбы к победе — весь процесс восстановления Божьего образа в душе человека, который обрисован в этой книге так ярко и реально, как никогда бы не удалось невдохновленному уму… Это жизнь Бога в душе сильного человека, который пользуется свободой в жизни природы. Тот, кто наблюдает, может увидеть рост; тот, кто слушает, может услышать постоянное движение; а тот, кто имеет симпатию, будет увлечен».
Нурриссон (l. с, tom, i, p. 19) называет «Исповедь» «уникальным произведением, которому часто подражают, которое всегда пародируют, в котором автор себя обвиняет, осуждает и унижает и в котором пылкая молитва, увлекательное повествование, несравненная метафизика, история всего мира отражаются в истории одной души».
Пр. 10:19. Этот стих (ex multiloquio поп effugies peccatum) пелагианин Геннадий применяет против Августина, оправдывая свои ошибочные учения о свободе и предопределении.
1 Кор. 11:31. См. ого пролог к двум книгам «Отречений».
J. Morell Mackenzie (в W. Smith, Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology, vol. i, p. 422) удачно называет «Отречения» Августина «одной из наиболее благородных жертв, когда либо возложенных на алтарь истины величественным интеллектом, который действует в согласии со своей чистой совестью».
В первом томе бенедиктинского издания, сразу после Retractationes и Confessiones, в конце тома. Об этих философских произведениях см.: Brucker: Historia critica Philosophiae, Lips., 1766, tom. iii, pp. 485–507; H. Ritter: Geschichte der Philosophie, vol. vi, p. 153 ff.; Bindemann, l. с, p. 282 sqq.; Huber, l. с, p. 242 sqq.; Gangauf, /. с, p. 25 sqq., Nourrison, i. с, ch. i?ii. Нурриссон делает справедливое замечание ii, р. 53): «Если философия есть поиск истины, то, без сомнения, никогда не встречалось души более философской, чем у святого Августина. Ибо никогда душа с большим нетерпением не страдала от тревог сомнения и не делала больше усилий, чтобы развеять призраки заблуждения».
Или ответ на вопрос: «Utrum omnia bona et mala divinae providentiae ordo contineat?». Cm. Retract., i, 3.
Августин в своей «Исповеди» (l. ix, с. 6) трогательно говорит об этом сыне от своей незаконной любви: «Мы взяли с собой [возвращаясь из селения в Милан, чтобы принять таинство крещения] также мальчика Адеодата, сына моего плотского греха. Ты хорошо сотворил его. Ему было всего пятнадцать лет, но по уму он превосходил многих солидных и ученых мужей. Я признаю Твои дары, о Господь, мой Бог, сотворивший все, Который может исправить наши недостатки; ибо я в этого мальчика вложил только грех. И когда мы привели его к Тебе, Ты, только Ты, побудил нас к этому; я признаю Твои дары. Есть у меня книга под названием De Magistro-, он говорит со мной там. Ты знаешь, что все, что я вложил в его уста, он думал, когда ему было шестнадцать лет. Эта зрелость ума пугала меня; кто, как не Ты, творит такие чудеса? Вскоре Ты забрал его жизнь с земли; теперь я более спокойно думаю о нем, больше не боясь за его отрочество, и его юность, и всю его жизнь. Мы взяли его к себе как ровесника в Твоей благодати, чтобы воспитывать его в Тебе; мы крестились вместе; и все тревоги о прошлом нас покинули».
Книги по грамматике, диалектике, риторике и о десяти категориях Аристотеля, в приложении к первому тому бенедиктинского издания, не принадлежат Августину. Подлинные труды Августина на эти темы были написаны в другой форме (диалога) и служили высшим целям, до нас они не дошли. См. Retract., i, с. 6. Несмотря на это, Prantl (Geschichte der Logik im Abendlande, pp. 665–674, цитируется в Huber, l. с, p. 240) считал подлинными Principia dialecticae, и Губер склонен с ним согласиться. Gangauf, l. с, р. 5, и Nourrisson, i, p. 37, считают их поддельными.