— Да вы сами не помните, что говорили, а что нет! — разозлилась Анисья. — Как вы ее только не крыли! И сукой черномазой, и дрянью крашеной, и по матушке.
— А в самом деле, Зинаида Андреевна, вы умеете материться? — развеселился вдруг следователь.
— Как бы я ее ни называла, смерти ей я никогда не желала, — твердо сказала я.
— Врет! — вмешалась Анисья. — Еще как желала! Да вы сами посудите: ее на улицу выкинули, а она работать не привыкла. Даже посуду за собой никогда не мыла! Вот и решила довести мужа до инфаркта, пока он по закону с ней не развелся. А как узнала, что он все наследнику отписал, так и взбеленилась: убей!
— Вроде все сходится, — усмехнулся следователь.
— Я не желала Анжеле смерти, — твердо повторила я. — Ни ей, ни ребенку. Когда узнала о беременности, просто хотела получить с мужа выкуп. Мне же надо на что-то жить? Моя бывшая служанка все не так поняла. Анисья, скажи наконец правду! — Я посмотрела на нее в упор.
— А я и говорю правду! — Она поспешно отвела глаза и умильно посмотрела на следователя. — Она — убийца! По ее приказу я действовала!
— Царева, это так?
— Ложь!
— Значит, не договорились, — подвел итог он. — Гражданка Перевезева, можете быть свободны. Пока. А с вами, Зинаида Андреевна, мы продолжим.
Анисья ушла, и мы остались вдвоем.
— Вроде бы все сходится, — повторил он. — И в то же время что-то не то. Я впервые вам посочувствовал и сам не пойму почему.
— Еще один прием? — усмехнулась я. — Теперь вы прикинетесь моим другом и станете по-дружески уговаривать меня признаться в убийстве.
— Да можете не признаваться. Против вас улик — вагон! Почему-то эта Переверзева мне неприятна, хотя я вроде бы должен сочувствовать ей, а не вам.
— Потому что она врет, а я говорю правду.
— Но улики-то против вас, Зинаида Андреевна!
— Вы мне тоже кажетесь порядочным человеком, — усмехнулась я. — Признаюсь, я думала о вас хуже. Скажите, если я найду свидетеля в свою защиту, вы мне поверите?
— Смотря что это будет за свидетель, — осторожно сказал он.
— Я признаю свою вину. Но хочу справедливости.
— Какая разница, кого вы хотели убить, мужа или его любовницу? Вы все равно планировали убийство.
— То есть от перестановки мест слагаемых статья не изменится?
— Абсолютно, — заверил он.
— Вся соль в трупе. В первом случае его нет, а во втором он есть.
— Вы это о чем?
— Мой муж жив-здоров. Следовательно, и статья другая. Я буду отрицать, что планировала его убийство. Да кто вам это сказал? Я просто хотела его развести на деньги!
— Я вижу, новые подружки вас подковали. Соседки по камере. Будете бороться за лишние пару- тройку лет свободы?
— А как же! Мне больше нравится та часть статьи Уголовного кодекса, где от четырех до восьми. И первая цифра меня привлекает гораздо больше, чем вторая. У меня еще есть шанс выйти на свободу молодой и красивой.
— Крепкие у вас нервы, Зинаида Андреевна, — уважительно сказал он. — Тогда мне придется устроить вам очную ставку с братьями Паниными. Я тоже буду бороться.
— Чтобы мне дали побольше?
— Это моя работа.
…Второй раунд я прошла чуть легче. Потому что братья вообще не помнили, как они убивали Анжелу. Не помнили, как везли ее тело в лес и закидывали ветками. Они почти ничего не помнили с того момента, как получили от меня первые деньги, аванс за похищение девушки. В тюрьме у них начался алкогольный психоз, и соображали они теперь с огромным трудом. Это была самая настоящая ломка. К тому же у обоих братьев открытые части тел, которые я видела, все были в синяках, и я гадала, сокамерники устроили им такой перформанс или служители закона постарались?
Но результат оказался налицо: Коля-и-Толя были полностью сломлены. И морально, и физически. Они могли говорить только «да» и «нет». В основном — «да».
— Вы признаетесь в том, что убили гражданку Свиридову?
— Да, — хором.
— И что приказ вам передала Переверзева?
Молчание.
— Анисья Переверзева.
— Ах, эта… Да!
— И пистолет тоже передала она?
— Да, — это Коля.
— Николай, вы мне кажетесь человеком более разумным. — «И мне тоже», — подумала я. — Объясните внятно: как это случилось?
— Да не помню я. Пили мы…
— Но что-то же вы помните?
— Вот она, — кивок в мою сторону, — позвала нас. Велела девку украсть. Денег много пообещала. Ну мы и того… этого…
— Согласились?
— Да, — хором.
— После того как вы получили от гражданки Царевой деньги, вы стали на них пить?
— Ну.
— И долго вы пили?
Пауза.
— Когда ты, Коля, приходил ко мне, ты был трезвый, — напомнила я. — Я тебе еще виски налила.
— Николай, это вы принесли в квартиру Царевой пистолет?
— Видать, я.
— Вы что, этого не помните?
— Э-э-э… Вроде как помню. С похмелья я был.
— Я дала вам небольшой аванс, — напомнила я. — Как вы умудрились пить на него почти две недели?
— Так Анисья заходила, — заморгал Коля. — Ну, когда с пистолетом. Денег еще дала.
— Я ей не приказывала, — удивилась я, — чтобы она дала вам денег. И ничего ей для вас не передавала.
— Ну, дык… она, видать, сама. Для храбрости нам чтобы.
— Но…
— Царева, помолчите. Граждане Панины, в вашем доме нашли вещи, принадлежащие гражданке Свиридовой.
— Кому?
— Анжеле. Это имя вам знакомо?
— А как же!
— Вы ее раздели до того, как убить, или после?
— Да не помним мы… Пьяные были.
— Согласно экспертизе, на одежде, найденной в вашем доме, не обнаружено пятен крови.
Они оба заморгали. Я вздохнула. Это все равно что допрашивать платяной шкаф. Шкаф, откуда в
