тебе вещи? И почему ты шкаф, а, скажем, не холодильник? Да откуда он знает, почему он именно шкаф?
— Кто стрелял? — задал прямой вопрос следователь.
Братья переглянулись.
— Кажись, я, — сказал Коля.
— Вы точно это помните?
— Ну, дык… все говорят.
— А сами вы не помните, как стреляли в девушку?
— Не-а…
— Сколько же вы выпили?
— Ну, литра два.
— Литра два чего?
— Водки, само собой.
— На двоих? В этот день или в совокупности?
— Чего?
— Вот сколько уже раз! — с досадой сказал следователь. — Напьются так, что себя не помнят! Просыпаются рядом с трупом и за голову хватаются. Что? Как? И — в тюрьму на пятнадцать лет. Может, Анатолий стрелял, а не вы, Николай?
Молчание. Они действительно ничего не помнили. А после того как Коля приехал от меня с деньгами, вообще вошли в штопор. В затяжное пике, во время которого их и без того неповоротливые мозги совсем отключились. Их, насколько я поняла, задержали в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения и грузили в машину, как дрова.
— Зачем же вы так пили? — спросил следователь.
— Видать, того… Девку поминали.
Точка.
Тут можно биться долго и с одинаковым результатом. Братья полностью признавали свою вину, но не помнили ничего из того, что случилось. Все решали показания Анисьи, которая как раз была трезвая. И отпечатки пальцев на оружии тоже являлись веской уликой. А еще найденные в доме у братьев женские вещи, указывающие на то, что несколько дней Анжела жила там.
— И как вас угораздило связаться с такими людьми, Зинаида Андреевна? — спросил следователь, когда братьев увели. — Вы не производите впечатления глупой дамы.
— А как же показания Анисьи? — усмехнулась я. — Она ведь сказала, что я тупая как пробка.
— Я ей не очень-то поверил. Но суд поверит. Он не будет разбираться, умная вы или нет. Важно, отдавали вы приказ о том, чтобы убить девушку, или не отдавали.
— Я такого приказа не отдавала.
— На сем и закончим. — Он развернул ко мне толстую папку. — Прочитайте и подпишите. А завтра продолжим.
— С кем мне еще предстоит очная ставка?
— Ваш супруг хочет вас видеть.
— Иван?
— Ведь он пока еще ваш супруг?
— Полагаю, теперь он точно подаст на развод. Не опасаясь больше, что я затаскаю его по судам, — горько сказала я.
— Возможно. Но перед этим он хотел бы с вами побеседовать.
— Что ж…
Утопающий хватается за соломинку. Я прекрасно знала, что не стоит ждать помощи от человека, предложившего нищенское пособие жене, с которой прожил почти четверть века. Но повторяю: утопающий хватается за соломинку.
И царица у окна села ждать его одна
Я ждала его два дня. Видать, мой Иван Иваныч собирался с духом. Не так-то просто сидеть лицом к лицу с убийцей любимой женщины, даже если эта злодейка — твоя бывшая жена, брошенная тобою и униженная. И у нее есть право мстить. Само собой, себя Иван Иваныч виноватым не считал. Конечно, это не он довел меня до такого состояния, что я решилась на отчаянный шаг: достала отрубленную кисть мулатки, которая вследствие рокового стечения обстоятельств оказалась рукой Анжелы. Я уже начала бояться, что он вообще не придет. А если придет, как мне себя вести?
— Ты поплачь перед ним, покайся, — советовали товарки. — Сердце не камень. Авось он тебе поможет. Адвоката хорошего даст.
— Да нет у него сердца!
— Все равно поплачь. Господь милосерден.
— Да не верю я в Бога! То есть знаю, что ему не до нас. Он занят мироусовершенствованием в целом. Мой плач он вряд ли услышит.
— Вон ты какая…
— Уж какая есть. Да муж, похоже, и не придет.
Он все-таки пришел. Уж не знаю, как Иван Иваныч этого добился, но в комнате для свиданий мы были одни. Разговор состоялся с глазу на глаз. Сначала мы просто молчали. Первая фраза, которую он сказал, была:
— Не ожидал от тебя, Зинаида.
Я чуть было не огрызнулась по привычке: «А чего ты ждал? Что я утрусь и отползу в пещеру, в убитую однушку в глубокой провинции, дожидаться своего конца, жуя сухари и запивая их морковным чаем? И буду утешаться старыми фото, вздыхая о былом величии. Об этом ты мечтал? Извини, что я тебя разочаровала».
Именно эта фраза вертелась у меня на языке: «Извини, что я тебя разочаровала». Но я сдержалась, сказала смиренно:
— Я не желала ее смерти. Это какое-то недоразумение.
— Недоразумение?! — Иван Иваныч, не моргая, уставился на меня. — Ты велела отрубить ей руку! Ты… ты чудовище! Я всегда это знал, но чтоб так… — сказал он потрясенно.
— Я не приказывала рубить ей руку! И вообще не приказывала ее убивать! Наоборот! Лелеять и холить! Это все два идиота, Коля и Толя! И третья идиотка — Анисья! Которая все не так поняла, а потом меня слила, чтобы самой остаться чистенькой!
— Как ты вульгарна, — поморщился он. — Что за жаргон? Во что ты превратилась?
— Тюрьма, Иван, не лучшее место, — усмехнулась я. — Уж прости, что перед твоим приходом я не вымыла голову.
— Я вижу, что самообладание тебе не изменило. Ты даже не раскаиваешься в содеянном.
— Раскаиваюсь, и еще как! — горячо сказала я. — Прости, что все так вышло.
— Ты хотела меня убить! О! Я все теперь знаю! Знаю, к чему затевалась эта комедия с похищением!
— Скорее, трагедия.
— Ты еще в состоянии шутить!
— А что мне остается? Это юмор висельника. Меня ждет публичная казнь, и я не могу это изменить. Остается только шутить над моим печальным положением.
— Плакать надо, — сурово сказал он. — Вот до чего ты докатилась, Зинаида! Спланировала убийство собственного мужа! Это же надо додуматься! И у тебя почти получилось!
— Если бы при разводе ты дал мне денег, я бы оставила тебя в покое. Ты же мне выбора не оставил.
— Выбор всегда есть, — с пафосом сказал он. — Ты предпочла тюрьму.
