одному Антисфепу, враждовал со Спевсиппом и не всегда доброжелательно отзывался о своем учителе Исократе. Одно время Феопомп жил в Пелле, но постоянно был чем-нибудь недоволен. Правда, он поставил Филиппа в центр своего исторического труда и назвал его величайшим человеком в Европе, но со всем сарказмом, присущим ему, не пощадил ни гетайров, ни других близких к царю люден. Феопомп писал, что они подвержены всем порокам, да и самого царя называл пьяницей, игроком и мотом[25]. Иногда создается впечатление, что движущей силой всех его обвинений явилось оскорбленное тщеславие.
Филипп спокойно терпел при дворе всех этих чванливых литераторов, но не делал их гетайрами, как землевладельцев и воинов. На пирах они никуда не годились, и там он не желал их видеть. Своими постоянными спорами эти тщеславные всезнайки могли бы испортить пирующим настроение. Конечно, каждый из них с удовольствием сыграл бы роль Евфрая. Но Филипп не был Пердиккой и не хотел приглашать нового Евфрая, ему не хотелось такого застолья, где бы дебатировались вопросы высшей математики или философии.
Филипп не походил также и на Архелая, для которого греческое искусство было важнее всего на свете. Правда, он охотно привлекал ко двору эллинских актеров, певцов и других служителей муз, но по натуре своей был скорее трезвым практиком и широким, великодушным человеком, чем мечтательным поклонником художественного творчества. Он не брал с собой на войну Гомера, не участвовал в разыгрывании пьес и не декламировал Еврипида.
Несмотря на то что мир искусства был ему чужд, он хотел, чтобы подрастающая молодежь воспитывалась в духе любви к прекрасному. Больше, чем кто-либо прежде, он привлекал сыновей знати на службу при дворе. Он создал для них нечто вроде придворной школы «пажей». «Пажи» общались с царем, греческие учителя обучали их риторике, знакомили их с мифологией, с Гомером, но больше всего с Еврипидом. Поэтому офицеры Александра отличались необычным знанием мифологии, философии и литературы. Посев, произведенный Филиппом, дал впоследствии богатый урожай.
В не меньшей степени Филипп признавал служение музам, когда речь шла о пирах в Дионе. Он устраивал эти празднества с необычайным блеском, приглашал на них людей искусства и щедро вознаграждал их. Его уважение к науке ярче всего характеризует тот факт, что в учителя к своему сыну Александру он взял Аристотеля, в котором безошибочно признал гения философии.
Когда консервативные ранние культуры вступают в тесную связь с динамическими и развитыми соседними цивилизациями, древние устои рушатся, а не заменяются новыми. В результате народ оказывается без опоры как в старом, так и в новом. Для отдельных людей открывается широкое поле деятельности: одни начинают вести безнравственную жизнь, полную пороков, а в других проявляются огромные творческие возможности. Так было с варварскими вождями времен переселения народов и с Меровингами, когда они попали под влияние римского образа жизни.
В древности Македония, Эпир и Фракия были расположены между статичным миром Балканского полуострова и динамично развивавшейся Элладой. Старые связи становились неустойчивыми. Эллинская культура не ограничивала стремления к власти отдельных честолюбцев: она всегда защищала автономию индивидуума. Так, подобно тому как ветер раздувает покрытые пеплом угли, разгорались тлевшие на Балканах страсти. Открылись дороги между двумя мирами, был дан толчок развитию как порочных, так и великих личностей. Однако в Македонии простой народ не ощущал греческого влияния и быт по-прежнему уходил своими корнями в глубокую старину; только знать и князья оказались как бы в свободном пространстве между Балканами и Элладой. Появились такие яркие личности, как Архелай, Евридика и Пердикка III, однако Архелай принудил своего фаворита стать его любовником, а Евридика, движимая жаждой власти, приказала убить собственного сына. Если они и обрели черты величия, то это было величие мрачных страстей.
И тут на историческом небосводе засияли еще три яркие звезды: Филипп, который порвал с традицией лишь в том, что касалось его личных пристрастий; Александр, принципиально отказавшийся от всего традиционного, унаследованного от предков; Олимпиада, безудержная и демоническая в своих увлечениях.
Хотя ее страсти были типичны для иллирийско-балканских женщин, однако полное отсутствие сдерживающих центров делало ее не похожей на своих земляков. Она могла преступить любые границы, для нее не существовало ни каких-либо моральных принципов, ни традиций. Только любовь, ненависть или жажда мести могли побудить эту гордую и властолюбивую женщину к действию. Олимпиада была эпирской княжной, т. е. происходила из области, расположенной между двумя мирами. Она стала женой Филиппа и родила Александра Великого.
Как уже говорилось, склонности Филиппа носили сугубо индивидуалистический характер. Он нередко напивался, что было вполне в традициях его рода, и часто увлекался женщинами. Решительно во всем этот пышущий здоровьем властитель преступал традиционные рамки. Он требовал такой свободы в области любви, которая далеко заходила за границы старинных представлений о нравственности. По своей природе он больше, чем кто-либо другой, был склонен к полигамии и не ограничивал себя женщинами, ибо ему казалось, что это может способствовать и его политическим интересам. Злые языки говорили, что все его свадьбы были связаны с очередными войнами. Историк Сатир, античный Лепорелло, насчитывает семь жен Филиппа, однако не все браки последнего считались одинаково законными.
Можно назвать трех жен, которых имел Филипп в первые два года правления. Фила, княжна из элимиотийских горных районов, македонянка, стала женой Филиппа еще до прихода его к власти. Аудата, иллирийка по происхождению, была захвачена после победы над Бардимом наряду с лихметийскими пограничными землями. Став женой Филиппа, она назвала себя Евридикой. От брака с Филинной, фессалийской красавицей простого происхождения, на которой Филипп женился в интересах проведения греческой политики, родился Арридей. Как заключались браки, источники умалчивают.
Женился ли царь последовательно сперва на одной, потом на другой или одновременно, мы не знаем.
На третьем году правления Филиппа, который теперь уже стал не опекуном-регентом, а царем, был заключен его четвертый брак, имевший огромные последствия как для Македонии, так и для всего мира. Бракосочетание с Олимпиадой, осиротевшей дочерью эпирского царя, было совершено торжественно и вполне официально. За несколько лет до этого Филипп увидел эту едва расцветшую девочку на острове Самофракий, в святилище кабиров, когда они оба в праздничных одеждах совершали культовые обряды. Олимпиада, совсем еще ребенок, всей душой отдавалась чудесам таинственных церемоний. На впечатлительного юношу эта девочка произвела более сильное впечатление, чем сам торжественный культовый обряд[26]. В 357 г. до н. э. были закончены дипломатические переговоры об этом браке. Избранница Филиппа прибыла в Македонию, и было совершено торжественное бракосочетание.
Для Олимпиады брак с Филиппом был избавлением от мучительного положения. Она происходила из молосского царского рода Эакидов, владевших Эпиром и возводивших свое происхождение к Ахиллу. Ее отец умер очень рано; Олимпиада не могла стать наследницей, а брат ее был еще моложе. Власть захватил дядя Олимпиады — Арибба, который вообще не хотел считаться с детьми умершего царя. Девочку обижали и унижали. Теперь же, благодаря браку с молодым победоносным царем, она достигла высочайшего положения. Нет никаких сомнений, что это был брак по любви и что вначале обе яркие личности неудержимо тянулись друг к другу с такой же силой, с какой впоследствии отталкивались друг от друга. Но Филипп не был бы самим собой, если б этот брак не отвечал одновременно и его политическим целям. Македония наконец получила избранницу «царской крови», которая способна представлять страну и чей сын мог стать достойным наследником престола. Нам неизвестна судьба предыдущих жен Филиппа: развелся он с ними или они остались побочными женами-наложницами. Их детей причислили к знати, но о том, чтобы признать их наследниками царя, не могло быть и речи.
Мы не знаем, хотел ли Филипп возвести Олимпиаду на почетный пьедестал. Но царица, казалось, была рождена для того положения, которое она заняла. Филипп и Олимпиада прожили несколько счастливых лет, но самым счастливым был год рождения наследника — 356 год до н. э. В честь Александра Филэллина, жившего во время персидского нашествия, наследник получил имя Александр. Вскоре родилась его сестра (354 г. до н. э.), которую назвали Клеопатрой.
