столом. Доставались красивые чашки, варенья, что-нибудь из выпечки, а она у хозяйки всегда получалась и была одним из ее «ноу-хау». Алла Васильевна зажигала свечи с ароматом апельсина, который так любили все члены семьи, и начиналась неспешная беседа. В такие минуты время словно сбавляло обороты, давая возможность собравшимся насладиться общением друг с другом. Когда во время традиционного вечернего чаепития по каким-либо причинам отсутствовал Артем, речь шла о нем, о его успехах, напряженном графике, о том, что у него практически не остается времени для личной жизни.
— Представь себе, Тарас, он до сих пор не забыл ту девушку, с которой познакомился на свадьбе Пырьева, — вскоре после разговора с Артемом сказала она мужу за чаем.
— С чего ты взяла?
— У него ни с кем не было серьезных отношений вот уже больше четырех лет. Она не выходит у него из головы. Артем даже провожать Олега на вокзал не поехал, потому что знал — она будет там. Это какой-то кошмар, — с дрожью в голосе заключила Алла Васильевна.
— Не утрируй, Аллочка. Хотя. Кажется, он решил проститься с Пырьевыми, заскочив к ним домой накануне отъезда? Да, да, припоминаю. Мне тогда это показалось очень странным, но Артем сказал, что у него скопилось много работы, и он не сможет выбрать другого времени, — поставив чашку с чаем на маленький столик, медленно произнес Тарас Викторович. — Потвоему, он не поехал на вокзал по другой причине?
— Конечно, я уверена, он не захотел встречаться там с Дашей. Она давно вышла замуж и живет себе, даже не предполагая, как повлияла на будущее моего сына. Мерзавка!
— Ну зачем ты так? — Тарас Викторович укоризненно посмотрел на жену. — Ты не знаешь, почему так случилось. И вообще, дорогуша, это для тебя Артем — идеальный выбор, а у девушки были свои взгляды на жизнь.
— Защищаешь ее? А впрочем… Сердцу не прикажешь, здесь ты прав. Мне просто очень обидно за Артемку. Знаешь, мне рассказали, что сейчас он встречается с какой-то замужней женщиной, которая на много лет старше его, — грустно сказала Алла Васильевна.
— Ну, он, в конце концов, мужчина.
— Наверняка у нее есть дети, — вздохнула Тропинина. — Не хватало еще воспитывать чужих отпрысков.
— Алла, мы сегодня говорим не о том, о чем нужно, ты не находишь? — наливая еще заварки в чашку, заметил Тарас Викторович. Как человек науки, он высказывался обычно четко и кратко. — Меня, например, больше волнует другой аспект.
— Интересно, какой?
— Скажу банальную, но очень емкую фразу. Чтобы он, наконец, нашел свою вторую половину. Только его, понимаешь? Вот я в свое время увидел тебя и понял, что ты — та самая, — улыбнулся Тарас Викторович. — Важно, чтобы и Артем получил именно такую подругу жизни.
Алла Васильевна долила заварки, чуть не перелив через край, потому что мысли ее витали далеко от стола. Она вспомнила давний разговор с сыном, когда он, совершенно отчаявшись завоевать Дашу, грустно сказал: «Если бы ты только видела ее глаза. Даша первая и настоящая. Она так нужна мне!» Артему не повезло. Первое сильное чувство оказалось безответным. В его жизни не было Даши, она не пожелала занять достойное место рядом с ним. А у него никак не получалось увидеть в другой то, что так поразило его в Даше. Да он и не пытается. Он страдает, и именно отсюда это рвение в работе.
— Ты что, Аллочка? — Тарас Викторович уже в который раз обращался к жене, а она не отвечала. Ее глаза задумчиво смотрели куда-то поверх его головы, а рука все еще размешивала сахар в чашке. — Аллочка, очнись.
— Да? Извини, — выдохнула она и виновато улыбнулась.
— Ты не изводи себя. Артем обязательно встретит ту, которая нужна ему.
— Ты так уверенно говоришь, мне бы твое спокойствие. Знаешь, с тех пор, как я вышла на пенсию, все мои мысли только о его будущем. Не то чтобы я раньше не думала об этом, но сейчас — это просто не дает мне покоя. Меня больше ничего не волнует. Я смотрю на него, и мне страшно. Вдруг он останется один?
— Ты то чужих детей боишься воспитывать, то одиночество сыну пророчишь, — Тарас Васильевич недовольно заерзал на стуле. — Перестань. Наш сын стал на ноги. Именно теперь он, как настоящий мужчина, серьезно подойдет к вопросу о семье, детях. Он созревает для этого, понимаешь? Кто-то еще в институте женится, бездумно возлагает на себя заботы, а потом не выдерживает ответственности. Наш сын не такой. Почему я должен каждый раз тебя успокаивать? Оставь глупости, хорошо?
— Хорошо.
— Обещай не трогать его и не нервничать, — твердо произнес Тропинин-старший.
— Обещаю.
— Смотри, мы договорились.
Остаток вечера Алла Васильевна честно пыталась перейти на другие темы. Она внимательно слушала рассказ мужа о том, как его аспиранты разучились работать, как раньше в институте строго относились к каждому проявлению халатности, а сейчас на все приходится закрывать глаза. Он говорил, а Тропинина никак не могла понять, откуда у него столько энергии. Тарас Викторович мог часами рассказывать о своей работе, искренне думая, что его собеседнице так же интересны все подробности, как и ему. Он не замечал, что она давно автоматически поддакивает, лишь время от времени вставляя короткие восклицания — видимость поддержания диалога. Все мысли ее были об Артеме. Стрелки часов приближались к одиннадцати, а его все не было. И хотя он предупредил, что вернется поздно, Алла Васильевна переживала. Она всегда волновалась до той самой минуты, пока за Артемом тихонько не закрывалась входная дверь. Тогда можно было выключать бра над кроватью и спокойно закрывать глаза.
— Да ты не слушаешь меня, — с мягким укором сказал Тарас Викторович. — Заболтал я тебя.
— Нет, нет. Я с удовольствием слушаю. Ты всегда так красочно все описываешь, — поспешила заметить Алла Васильевна.
— И все-таки на сегодня достаточно. Давай я помогу тебе убрать со стола. Уже поздно.
— Не беспокойся, я сама. Иди ложись.
— У меня завтра первая пара в университете, — словно оправдывался Тропинин. — И несколько зачетов. Но я тебя не оставлю в одиночестве бороться с посудой.
Оба принялись энергично убирать со стола. Алла Васильевна выключила висящий низко над столом абажур и зашла на кухню. Быстро вымыла посуду. Только сейчас она почувствовала, что действительно хочется поскорее оказаться в кровати, но сна не будет, пока она не услышит, как вернулся Артем.
Она вошла в спальню и усмехнулась: муж упорно боролся со сном, пытаясь прочитать новости в свежей газете. Увидев жену, он принялся еще серьезнее всматриваться в напечатанное, но очень скоро понял, что засыпает и бороться с наступающим сном больше нет сил.
— Будешь бодрствовать, пока не явится светило юридической мысли? — добродушно съязвил Тропинин и, увидев обиженный взгляд жены, повернулся и поцеловал ее. — Ну пошутил я. Ты же знаешь, что я все понимаю.
— Один ребенок — это ужасно, — со вздохом произнесла Алла Васильевна, подтягивая одеяло повыше. Она ворочалась, пытаясь найти удобное положение. — Это одни нервы.
— Можно подумать, что за троих ты бы волновалась меньше, — газета зашуршала у него в руках.
— Может быть, и больше, но я чувствовала бы себя более уверенной, что ли.
— Не вижу логики.
— Зачем во всем искать логику? Я тебе о чувствах говорю. В этой области логика нужна не всегда.
— Да-а? — удивленно протянул Тарас Викторович и посмотрел на жену поверх очков. — Ты меняешь точку зрения. К чему бы это?
— Наверное, старею.
— Что ты еще придумала?
— Ничего. Мне ведь скоро шестьдесят. Ты представляешь, Тропинин, что через два года мне стукнет шестьдесят?!
— Аллочка, что на тебя нашло сегодня? — обнимая жену, спросил Тарас Викторович. Он нежно коснулся волос жены, чуть жестковатых от постоянного окрашивания.
— Когда мне было двадцать, тридцатипятилетние женщины казались мне невероятно старыми, — тихо продолжала Алла Васильевна. — Я была уверена, что в таком возрасте у них не может быть никаких желаний. Ну о пятидесятилетних страшно было даже подумать. А сейчас я уверена, что и на седьмом десятке у меня должна быть нормальная, полноценная жизнь. Только мне бы хотелось поскорее увидеть внуков, нянчиться с ними, смотреть, как они взрослеют. Ведь только это и продлевает жизнь. Что скажешь?
— Завтра же поговорю с Артемом, чтобы женился как можно скорее, — Алла Васильевна, негодуя, попыталась вырваться из объятий мужа. — Да я пошутил. Ты сегодня совсем не в юморе.
— Я давно не в юморе, Тарас.
— Тогда я не смогу тебе ничем помочь.
— А я не прошу у тебя помощи, просто слушай меня и не говори, что в моих словах мало здравого смысла, хорошо?
— Договорились, — Тропинин чмокнул жену в щеку. — Все, я отключаюсь. Надеюсь, наше чадо скоро вернется. Спокойной ночи.
— Доброй ночи, дорогой.
Тарас Викторович уснул моментально.
Алла Васильевна включила телевизор на самую малую громкость и принялась переключать один за другим каналы кабельного телевидения. Она всматривалась в лица ведущих ночных программ, не понимая, на кого рассчитаны их жеманность и пустословие. Порой речь ведущих была полна откровенной пошлости и глупости. Алла Васильевна нашла музыкальный канал — современная композиция в исполнении извивающихся и невероятно довольных собой негров тоже не привела ее в восторг. Выключив телевизор, Тропинина подумала, что Артему пора было бы вернуться. И действительно, ей не пришлось долго ждать. Вскоре щелкнул замок входной двери. Артем осторожно прошел через длинный коридор, мимо закрытой двери их спальни в свою комнату. До полуночи оставалось десять минут — на часах секундная стрелка отсчитывала очередной круг в своем бесконечном движении. Выключив ночник, Алла Васильевна закрыла глаза. Теперь можно было спокойно спать. Но она чувствовала, что ей не удается. Ее одолевали мысли о том, что сын почти постоянно приходит в пятницу поздно, рассчитывая на то, что ему не придется ни с кем разговаривать. Последнее время он стал очень замкнутым. Обычно откровенный, не имевший от нее никаких секретов, он перестал делиться с ней тем, что происходит в его жизни. Он был по-прежнему вежливым, уверенным, подтянутым, но в его глазах застыли тоска и усталость. Даже улыбка не оживляла их. Алла Васильевна понимала, что с сыном что-то происходит. Она не знала чем ему помочь. Артем отдалялся, а она по-прежнему хотела быть ему близкой. Извечная дилемма матерей повзрослевших сыновей. Они незаметно расширяют вокруг себя пространство, вторжение в которое запрещено даже близким. Любую мать такое не может радовать. Но Алла Васильевна знала, что не должна ни на чем настаивать. Она будет ждать
