расценивал их как вылазку мещанина-обывателя. И вот результат — проработки на собраниях и травля в газетах привели его, профессора Пунина, к изгнанию из Академии художеств и университета и даже за решетку… Великое русское наследие и соцреализм он не отрицал и советское искусство не дискредитировал.
Однако следствие парировало все возражения, подшив к делу целую подборку вырезок из газет с ругательными статьями — как доказательства вины. Газетный лай эхом копирует лай следователей и наоборот: «один из главарей антипатриотических отщепенцев», «проповедник реакционной идейки искусства для искусства», «лжекритик», «буржуазный эстет», «вздорный клеветник», «открытый и злобный враг реалистического искусства».
Был допрошен и дал обвинительные показания и главный противник Пунина на художественном фронте — официальный начальник ленинградских художников, лауреат Сталинской премии, автор многочисленных полотен о вождях революции — В. А. Серов. Борьба не на жизнь, а на смерть — Серов с праведным гневом клеймит этого махрового реакционера, формалиста и космополита и приводит вредные пунинские фразы из его учебника «История западноевропейского искусства»: «Футуризм — это поправка к коммунизму», «Реализм и бездарность — это одно и то же», «Форма — уже достаточное содержание для искусства»…
Интересно, что многие друзья Пунина, революционеры в искусстве, апологеты новизны, зачисляли Ахматову в консерваторы, в антиквариат. Живое воплощение классики не узнается в лицо. «Со мной дело обстоит несколько сложнее, — писала Ахматова Лидии Чуковской. — Кроме всех трудностей и бед по официальной линии (два постановления ЦК), по творческой линии со мной всегда было сплошное неблагополучие… Я оказалась довольно скоро крайне правой (не политически). Левее, следственно новее, моднее были все: Маяковский, Пастернак, Цветаева. Салон Бриков планомерно боролся со мной, выдвинув слегка припахивающее доносом обвинение во внутренней эмиграции».
В деле № П-22763, заведенном на Пунина, есть и материалы об Ахматовой и ее сыне. Протокол допроса 22 сентября. Пунина заставили подписаться под ответом на каждый вопрос.
В конце концов все обвинения, предъявленные Пунину, он «признал», назвал Ахматову и Льва Гумилева своими сообщниками, подписал показания об их антисоветской деятельности. И осуждать его за это мы не вправе. Так поступали почти все жертвы сталинской карательной машины. В нечеловеческих условиях человек уже не может отвечать за свои поступки — «против лома нет приема».
За грехи перед Советским государством Пунину было уготовано наказание, равносильное расстрелу: «25 лет» — вписала чья-то недрогнувшая рука. Особое совещание при МГБ СССР, решавшее его судьбу 22 февраля 1950-го, все же смягчило кару — до десяти лет и предписало — в Минеральный лагерь. Но вместо лагеря он очутился в Москве, на Лубянке, потом в Бутырской тюрьме. Там, в камере № 83, он написал заявление, сохранившееся в деле, — документ столь же трагический, сколь обличающий бесчеловечную власть. Объявленный «безродным космополитом» русский ученый, профессор, уже за шестьдесят лет, вдребезги больной, после изматывающего дознания — пишет следователю:
«Прошу Вас разрешить мне свидание с женой Мартой Андреевной Голубевой… в частности, так как в виду болезни мочевого пузыря (недержание мочи) мне совершенно необходимо, чтобы жена доставила мне резиновый или пластиковый прибор, чтобы мне не просыпаться ночью в мокрой постели».
И лаконичная приписка на заявлении: «Отказано».
Почему же Пунина сразу не отправили в лагерь? Объяснение может быть только одно: он еще нужен. Тюрьма готовилась проглотить птицу покрупнее. Уже 23 ноября принято постановление: выделить из дела Пунина «материалы в отношении преступной деятельности Ахматовой A. A.» и направить в оперативный отдел «для дополнительной проверки».
Есть там, в отдельном пакете, и другой документ:
Ясно: ведут интенсивную слежку, готовят арест — потому и не трогают, боятся спугнуть!
Ученые сажали ученых
Лев к тому времени уже снова в тюрьме. Его взяли 6 ноября, накануне великого советского праздника. Зашел домой пообедать, и тут ввалилась тройка чекистов. Изъяли все его рукописи, в том числе подготовленный труд «История срединной Азии в средние века», прихватили и медали — за победу над Германией и за взятие Берлина. Копию протокола вручили Ахматовой, на то есть ее подпись. Перекрестив сына на прощанье, она потеряла сознание. А старший из чекистов, уходя, бросил дочери Пунина Ирине потрясающую фразу:
— Пожалуйста, позаботьтесь об Анне Андреевне, поберегите ее…
Придя в себя, Ахматова предала сожжению весь свой архив, включая и ненапечатанные рукописи, уже без разбора и сомнения. Она переживала это как крах всей жизни.
В послевоенные годы, вплоть до ареста, Лев Гумилев жил очень интенсивно, на пределе сил, стараясь наверстать время, упущенное в тюрьмах и лагерях. Вернувшись в Ленинград после взятия Берлина, он на победном подъеме экстерном закончил университет, поступил в аспирантуру Института востоковедения Академии наук, подготовил к защите диссертацию. Это уже был серьезный,
