показаться Оленья Тропа, имение ади Питри Фроггана.
Хотя Радпурс и был лёгок на подъём, но неожиданно возникшая перед ним необходимость долгого путешествия не могла его не тревожить: шутка ли, отправиться аж на самый юг-восток Атурии! Тем более, что к долгой дороге ещё добавлялась и какая-то удивительная тайна. Уж в чём-чём, а в тайнах Радпурс, прожив столько лет в услужении у волшебника, разбирался достаточно, и потому, готов был отдать голову на отсечение, что с такой, как эта, ему сталкиваться ещё не доводилось.
— Запомни, Радпурс, — Дэдэн был очень взволнован, хотя и пытался скрыть это, но несмотря на спокойное лицо, его выдавал голос — напряжённый, словно натянутая тетива, и, поневоле, немного приглушённый. — Передашь ади Питри Фроггану вот это! — чародей протянул Радпурсу украшенный изящными кружевами белый платок. — Пусть расстелет его на столе, три раза возложит на него левую ладонь… вот так! — Дэдэн показал слуге, как это делается, — и произнесёт «Отэра са инута!» Лишь тогда он сможет увидеть то, что я ему пишу… Он должен поговорить с Рином — сыном нди’а Буни, и всё тому объяснить. Будет лучше, если парень будет знать, что от него требуется и почему… После этого, ты, вместе с ним отправишься в Адэрн, там разыщешь корабль, идущий до Люннеля, и немедленно отплывайте. Если вдруг не будет до Люннеля, садитесь на любой, идущий в Атурию, а там уже пересядете на тот, что сможет доставить вас в Люннель. В Люннеле ты должен разыскать Инхару — придворную волшебницу тамошнего барона. Скажешь, что ты от меня. Она знает, как поступить дальше… — Дэдэн сунул руку в карман и протянул Радпурсу скомканную бумажку. — Когда доберёшься до Оленей Тропы, разверни это… Там муха… — Радпурс понимающе кивнул и Дэдэн продолжил. — Вот тебе деньги. Этого более чем достаточно, — волшебник взвесил в руке увесистый кошель и положил его перед приятно удивлённым слугой. — Ещё раз напоминаю, никогда не называйте друг друга своими настоящими именами! Никто не должен вас узнать. Это очень важно! И пусть Рин из своих доспехов возьмёт лишь самое необходимое и, до поры, спрячет их, чтобы никто не видел… Иногда, всё зависит лишь от случайности, и вы не должны допустить, чтобы она обернулась против вас… Это может стоить вам обоим жизни… А то и похуже…
Радпурс, испуганно сотворил на груди знак круга, а затем, схватив кошель с деньгами, торопливо запрятал его под куртку. Лишь после этого он рассовал по карманам платок-послание и завернутую в клочок бумаги муху.
Конь обеспокоенно фыркнул, и Радпурс отвлёкся от своих воспоминаний. Миновав поворот, он увидел причину недовольства животного: в сотне ранов перед ним, в ту же сторону, что и он, двигалась довольно живописная толпа. В основном это были крестьяне, но, насколько с такого расстояния мог судить Радпурс, среди них были и городские жители, а кроме того, несколько странствующих монахов и даже один из инторов пятерицы: из-за яркого, зелёно-оранжевого облачения его невозможно было с кем-либо спутать. Так как интор шёл впереди всех, то Радпурс решил, что именно он и возглавляет эту странную процессию.
Заслышав конский топот, люди с любопытством оглядывались, а затем поспешно отходили к обочине дороги.
— Добрый день тебе, путник! Куда путь держишь? — окликнул его добродушного вида крестьянин.
— В Бегген, добрый человек! — слегка поклонился в его сторону Радпурс. — А вы куда направляетесь? И что за причина побудила такое количество добрых тхалиан двинуться в путь?
— А мы идём в Пьерт, к истинно благочестивому и непреклонному защитнику церкви нашей, верховному квистолу Имрийскому, дабы ещё больше укрепить дух его и веру его! — Радпурс слегка попридержал коня, чтобы ехать вровень с крестьянином, а тот воодушевлённо продолжал, и многие, идущие поблизости от него, одобрительно кивали головами. — Вся земля Имрийская, да и не только, поднялась на защиту своего духовного пастыря! Говорят, что предстатель давно уже спутался с Тёмным и спит и видит, как бы отдать в его проклятую власть и церковь, и саму истинную веру, дабы навеки сокрушить её! Наступили ужасные времена — времена, когда сбываются самые страшные предсказания. Одержимые колдовством и всяческим чародейским искусством, в своё время коварно подаренное им самим Тёмным, ныне тоже хотят вернуть долг своему истинному господину. Сговорившись с Предстателем Воли Игуна, они, с помощью злых своих чар, привлекают к себе множество доверчивых, но слабых духом и верой тхалиан, и готовятся, вооружившись своими самыми страшными заклинаниями, обрушиться на квистола Имрийского! Ибо сокрушив его — единственный и последний оплот истинной веры — они навеки ввергнут мир во власть Тёмного! — борода крестьянина воинственно встопорщилась, лицо его раскраснелось, а глаза горели мрачной решимостью. — Если ты истинный тхалианин, то присоединяйся к нам! Господь наш, Игун, возблагодарит тебя за это, и призванный, после смерти на небеса, ты вкусишь вечное блаженство, из уст его!
Радпурс грустно улыбнулся:
— Я бы рад, добрый человек, но дела призывают меня в Бегген! Вот выполню, порученное мне, и тогда, возможно, и сам направлюсь в Пьерт. А пока, прощайте! — и немного помедлив, тихо добавил. — Пусть наш всесущный Господь, не оставит вас даже на пути вашем, и не даст свершиться неправедному!
Затем Радпурс ещё раз кивнул крестьянину и пришпорил коня. Проехав до середины процессии, он услышал, как его вновь кто-то окликнул.
— …стой, небеса Ривлана!.. Стой, всадник!.. Дай стой же!
Радпурс подумал, что благоразумнее было бы побыстрее ускакать, но чувство достоинства, не позволило поступить ему подобным образом. Натянув поводья, он остановил лошадь и оглянулся.
К нему подбежал запыхавшийся горожанин, в истрёпанном светло-коричневом камзоле, с широкой чёрной полосой, идущей от правого плеча и до самого низа, что свидетельствовало о том, что он принадлежал к цеху каменщиков.
— Скажи-ка мне, незнакомец, ведь ты — прислужник герцогского чародея? — вопросил тот, одной рукой хватая лошадь под уздцы, а другой — вызывающе упёршись себе в бок. Он с недобрым прищуром взирал на Радпурса и, время от времени, сплёвывал на землю.
— Ведь я вспомнил твою наглую харю! — вдруг зло процедил он сквозь зубы, в перерыве между очередными плевками. — Вспомнил, как тебя завсегда приставлял к нам твой богомерзский господин, когда мы, почитай целую неделю, перестраивали в замке стену, как раз супротив его покоев!
— Не твоего ума дело, кто я такой и куда еду! — рассердился Радпурс и, выдернув у каменщика из рук поводья, оттолкнул его прочь коленом. Тот, по инерции, попятился, но, сделав несколько шагов, остановился.
— Ты, как и твой господин, прислужник Тёмного, и должен понести, за все свои злодеяния, заслуженную кару! — вскричал каменщик и вновь бросился к Радпурсу. Радпурс, теперь уже со всей силы, пнул того сапогом в голову, и каменщик, не успев увернуться, отлетел назад и растянулся поперёк дороги. Стоящий вокруг народ, угрожающе загудел и тут же сомкнулся вокруг Радпурса, тем не менее, всё ещё не решаясь к нему приблизиться. Видимо, звание прислужника герцогского волшебника и, возможно, даже самого Тёмного внушала им должный страх и уважение. Радпурс про себя выругался: ведь надо же было так влипнуть! Выхватив из-за пояса короткий меч, он чуть привстал на стременах и потянул на себя уздечку. Конь тотчас же взвился на дыбы, отчаянно замахав перед собой копытами. Толпа в испуге отшатнулась, и Радпурс тотчас же воспользовался этим: вонзив в бока лошади шпоры, он устремился в сторону от дороги.
— Глупцы! — что есть силы закричал он, обернувшись к оставшимся позади людям. — Это вы, сея среди всех никому не нужные раздоры, льёте воду на мельницу Тёмного! Вы — не истинные тхалиане, а всего лишь заблудшие отступники!.. И пусть Господь покарает вас за ваши глупость и упрямство!
Затем Радпурс снова пришпорил коня, но, в тоже мгновенье, раздался глухой стук, и увесистый камень угодил слуге Дэдэна прямо в голову. Тяжко охнув, он вылетел из седла. Толпа у дороги радостно взревела и бросилась к поверженному врагу.
Его долго били: руками, ногами, тяжёлыми деревянными посохами, а затем, уже бездыханного, привязали к наскоро сделанному подобию тахилы, и, подняв её и воткнув в землю, так и оставили стоять вблизи дороги, выложив, прямо под его ногами, надпись из камней — «колдун».
— Ваша Верность! — самодовольно сказал каменщик, подводя к интору пойманного коня. — Смотрите, что мы у него нашли!
