Через полчаса бешеной скачки, от которой у него сладостно захватило дух, Рин достиг развилки и выехал на индэрнскую дорогу. Тут он немного попридержал Динглина и дальше уже поскакал не столь резво: надо было дать коню немного отдохнуть.
Вдруг впереди, справа от дороги, он увидел что-то странное: высокий столб, чем-то напоминающий тахилу, а на нём — человек. Чтобы это могло значить? Рин вгляделся. Поза человека была какая-то неестественная, словно бы тот не сам сидел на этом столбе, а был прикреплён к нему помимо своей воли. Динглин недовольно всхрапнул, и Рин успокаивающе потрепал его по холке, после чего слегка ударил коленями, вновь заставляя того скакать быстрее. Через несколько мгновений Рин уже не сомневался — столб был ничем иным, как огромной тахилой, а человек, привязанный к ней — мёртв, или же без сознания.
Что же это? Кто мог такое сотворить? Разбойников тут уже, пожалуй, со времён Лоддера Длинные руки не было. Да и не стали бы они тратить время и силы на то, чтобы привязывать свою жертву к столбу! — Рин озабоченно насупился. В первое мгновение ему стало немного не по себе, а затем он почувствовал, как его сердце закипело от негодования, и жаркая кровь прихлынула к голове.
— Хей! Хей! — вскричал он, и Динглин рванул вперёд. Не прошло и минуты, как он поравнялся с этой огромной тахилой и поспешно соскочил с коня.
— Эй, вы живы? — крикнул он останавливаясь у ног несчастного. Рин потормошил того за ноги, и, так и не услышав ответа, вгляделся в лицо висящего. И тут же вздрогнул, ибо оба глаза того оказались выклеваны птицами.
— Да что же это! Что за негодяи сотворили такое?! — гневно вскричал Рин, и стремительно выхватив меч, разрезал верёвки, опутывавшие ноги мертвеца. Затем он вновь вскочил в седло и, подъехав вплотную к столбу, приподнялся на стременах и перерезал верёвки, удерживавшие руки несчастного. Бережно подхватив падающее тело, он положил его поперёк седла. И похолодел под взглядом пустых глазниц… Несмотря на то, что лицо несчастного было ужасно изуродовано, он узнал убитого. Это был слуга Дэдэна, придворного волшебника герцога имрийского.
И тут только он заметил, уже наполовину скрытую пылью и землёй, надпись из камней, что была выложена у основания столба — «Колдун». И сразу же вспомнил о тех тревожных слухах, что изредка доходили до Оленьей Тропы в последнее время — о верховном квистоле Имрии, о новой распре между волшебниками и церковью, о том, как всё новые и новые толпы верующих стекались в Пьерт. Даже в глуши поместья ади Питри они представлялись Рину чем-то пугающим и грозным. Но только сейчас он, со всей отчётливостью, осознал истинное значение этих событий. Лишь сейчас, видя перед собой мёртвое тело человека, которого он когда-то знал, пусть даже и не очень хорошо, Рин внезапно и очень остро ощутил, что столь привычный мир вокруг него вновь бесповоротно изменился. Точно так же, как это уже случилось с ним однажды, когда он вдруг понял, что, по какой-то неведомой ему прихоти Божьей, ему уготована необычайная судьба. В то же мгновение всё его тело покрылось бисеринками пота, а тело охватила какая-то немощь, словно члены его стали из ваты, а воли в сердце осталось не более, чем в тряпичной кукле. Однако длилось это не дольше нескольких секунд, ибо новые тревоги с ещё большей яростью нахлынули на него. Рин вспомнил об отце, который водил знакомство с Дэдэном, и которого многие жители города и самого по себе почитали за волшебника. Раз уж вокруг такое творится, не случилось ли чего-нибудь ужасного и с его семьёй? С отцом? С мамой? С Ликом и Ашей?.. Рин зарычал и заскрежетал зубами от охватившего его отчаяния, на что Динглин недоумённо фыркнул. Рин хотел было немедленно скакать в Индэрн, но бросить у дороги непогребённое тело было бы для него святотатством, и он, пересилив себя, вновь соскочил на землю.
Торопливо копая мечом могилу, он неустанно молился, прося Всесущего защитить его близких от всевозможных бед и напастей. Но здесь, возле холмов, земля была каменистая и поддавалась с трудом, отчего дело двигалось не очень быстро. Капельки пота, стекали по лбу Рина на его нос, или, пощекотав брови, устремлялись прямо в глаза, отчего те немилосердно щипало. Он то и дело утирался рукавом, и уже очень скоро лицо его перепачкалось и стало более походить на лицо крестьянина, чем нежели блестящего оруженосца. Наконец, Рин посчитал, что глубина могилы вполне достаточная, и уложив в неё несчастного слугу Дэдэна, опустился перед могилой на колени и наспех прочитал прощальную молитву. Сотворив знак круга, он поспешно засыпал её землей, и вскочил на Динглина.
Огромная тахила зловеще возвышалась над небольшим холмиком земли. Зрелище было и пугающим, и торжественным одновременно.
— Я запомню это!.. Обязательно запомню!.. — едва слышно прошептал Рин и дёрнул поводья.
— Хэй! Хэй! — в следующую секунду закричал он, и Динглин стрелой сорвался с места.
Глава 2
Пыль на дороге, поднятая Динглином, после того, как Рин покинул деревню, давно уже осела, а ади Питри всё стоял на стене и смотрел в ту сторону. На сердце у него было неспокойно, словно сами орхаты, невидимыми тенями, завели вкруг него свой зловещий танец. Ади Питри перегнулся через стену и посмотрел вниз, а затем неторопливо спустился на двор.
— Таркуд!.. Таркуд!.. Седлай Заронда! — ади Питри уселся на каменную скамью, перед входом в главную башню и стал ждать, когда оруженосец подведёт к нему скакуна. Камень раскалился на солнце, и довольно скоро рыцарь ощутил, что его ноги покрылись капельками пота. «Да сколько же ещё ждать?!» — раздражённо подумал он и в нетерпении поднялся со скамьи.
— Если вы вознамерились скакать вслед за Рином, то, готов побиться об заклад, что Динглина Заронду нипочём не догнать! — весело ухмыльнулся Таркуд, подводя, наконец, к рыцарю коня.
— Нет, я не за Рином… Мне надо в деревню… — обронил Питри Фроган, вскакивая в седло.
— Хотите образумить дочку Йоргла-молчуна? — хитро прищурился старик.
Ади Питри недовольно поморщился:
— Нет, Таркуд… Хотя, наверное стоило бы!
— Может и стоило, да только, я так думаю, вряд ли бы из этого что-нибудь получилось! — сказал Таркуд и обнажилв довольной улыбке свои редкие, наполовину сгнившие зубы.
Ади Питри ничего не ответил и лишь слегка дёрнул поводья, на что Заронд повёл ушами и нехотя направился к воротам. Проехав через небольшой подъёмный мост, рыцарь оказался на обширном лугу, с небольшим уклоном спускавшимся в сторону деревни, раскинувшейся в половине иля от замка. Чуть правее дороги, немного вдали от неё, возвышался островерхий шатёр Рхани, в который кахт всегда перебирался, когда бывал свободен. Вот и сегодня, едва Рин уехал, как Рхани вскочил на своего скакуна и вновь умчался туда. Как с удивлением открыл для себя Питри Фрогган, у кочевников было несметное количество религиозных обрядов, которые и стремился соблюдать поступивший к нему на службу кахт. Дорога вильнула вокруг росшего, в одиночестве, мощного дуба и уже почти по прямой устремилась в деревню.
Рыцарь подъехал к дому старосты и спешился. Под окном, затянутым бычьим пузырём, на маленькой деревянной скамеечке сидел белый, как лунь, старик и, опёршись ладонями о колени, смотрел на дорогу.
— Старик, где Лэмрит? — окликнул того ади Питри. Старик безучастно посмотрел на него и ничего не ответил.
— Папа на дальнем поле! — пискнул тоненький голосок, и рыцарь увидел, как из-за дома боязливо выглянул мальчуган, лет пяти.
— Передай ему, что когда вернётся, то пусть сразу же явится ко мне в замок! — повелительно сказал ади Питри и развернулся, чтобы идти обратно к лошади.
— А зачем? — ещё более испугано пискнул малыш.
— У меня к нему дело! — улыбнувшись ответил рыцарь и, вытащив из кармана мелкую монету, метнул её мальчишке. — Держи!
Мальчуган бросился вперёд и ловко поймал её, после чего вновь стремглав убежал за угол дома, где его уже поджидала целая ватага ребятишек.
