%D0%98%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87'>Валерия Ускова.
— Актриса она высший класс, да и женщина красивая, — закончил разговор Анвар.
Проходили дни. Я работал над эскизами в своей мастерской. Режиссер и оператор приходили ко мне по работе, актеры также любили заходить ко мне просто поболтать, посмотреть, как я работаю, обсудить готовые эскизы, поделиться впечатлениями, узнать, в каких местах выбрана натура, где им придется побывать на съемках, поговорить об общих знакомых по кино, рассказать актерские байки, выпить по рюмочке. Мне нравилось общение с людьми, не выношу я одиночества. В процессе работы мне помогают наши разговоры об искусстве, о фильмах. Так было всегда. Это мой стиль работы. И если это не помогает мне, то уж точно, не мешает. Заходила Валя Титова, заглядывал Владимир Басов. Оказалось, что у нас с Игорем Дмитриевым общие знакомые по Ленинграду, где я учился и служил на Балтийском флоте, так что было о ком поговорить и что вспомнить.
Однажды в дверь постучали, и вошла Тамара Логинова. Она извинилась и попросила разрешения посмотреть эскизы:
— Я очень люблю изобразительное искусство и всегда на фильмах стараюсь познакомиться поближе и подружиться с художником. Я снималась на «Беларусьфильме» в картине «Улица без конца» режиссера Игоря Добролюбова. У них на студии собрался хороший коллектив кино-художников: Женя Игнатьев, Володя Дементьев, Слава Кубарев. Они мне показывали свои работы.
— Да, я хорошо их знаю. Несколько лет тому назад я приезжал в Минск по приглашению режиссера Юры Цветкова, но работа не состоялась, а с Игорем мы встретились, так что ваш фильм «Улица без конца» я смотрел, мне его показывал Игорь. Вы там играете молодую маму, и очень хорошо смотритесь, хотя ваша дочь, по фильму, на выданье.
— Спасибо. Можно посмотреть ваши эскизы? Хотя, я понимаю, что на полдороге работу не показывают.
— Да, пожалуйста, я буду очень рад.
Я отошел в сторонку, давая Тамаре возможность спокойно посмотреть работы. Она очень внимательно разглядывала уже законченные эскизы, развешенные на стенах. Иногда задавала вопросы, на которые я с удовольствием отвечал, а сам любовался фигурой и лицом Тамары, и думал, что в жизни она не хуже, чем на экране. Это продолжалось довольно долго, такого внимательного зрителя, стоящего у каждой работы и задающей вопросы по существу, редко можно встретить. Она спрашивала, где будет построена та или иная декорация, что в павильоне, а что на натуре, будут ли эпизоды сняты в натуральных интерьерах, в каких краях будет сниматься фильм. Я подробно отвечал на все ее вопросы. Она слушала, не перебивая меня, что не очень характерно для большинства актрис, которых я знал. Она действительно хорошо разбиралась в работе художника кино. Я подумал, что годы, прожитые с выдающимся режиссером Александром Аловым, который работал совместно с не менее выдающимся Владимиром Наумовым не прошли даром. Ее вкус и понимание кинематографа были очевидны. Мои сверстники по кино обожали этих режиссеров, которые буквально ворвались в послевоенное советское кино совершенно новым, мощным направлением высокого искусства. Зритель горячо принимал их, пресса ругала, а в Госкино с трудом сдавались их фильмы, но, вопреки всему, в конечном итоге, их признавали, отмечали наградами и призами. Это было новое веяние в советском кино, близкое по направлению итальянскому неореализму, оставаясь при этом русским искусством. Они стали в один ряд с такими мастерами, как Григорий Чухрай и Марлен Хуциев. Мне вспомнилась финальная сцена из их фильма «Мир входящему», где высоко поднятый сильными руками малыш писает на груду оружия. Это — апофеоз окончания войны!
Тамара серьезно относилась к костюму, в котором ей предстояло сниматься, и доводила его до совершенства, не ущемляя достоинства автора. Мне рассказала об этом наш художник по костюмам Надя Павлова, которая очень ревностно относилась к переделкам. В данном случае Логинова изменила костюм настолько, что вызвала восхищение костюмера. Тамара произвела на меня впечатление очень образованного человека, знающего европейское и русское искусство. Особенно она любила творчество Серова, Репина, Врубеля и Передвижников.
— Я многое черпаю из произведений этих художников для своей актерской работы. Вглядываясь в женские портретные образы этих мастеров, чувствую, как многое они рассказывают зрителю о времени и о себе.
Пока Тамара находилась у меня в мастерской, ни один раз стучали в дверь, кто-то хотел войти, но я всем говорил, что занят. Уходя, Тамара наговорила мне много комплиментов, что эскизы ей понравились, и что она зрительно увидела будущий фильм. Мои щеки горели от смущения. Я старался перевести разговор на других художников, режиссеров, чтобы остановить эти, на мой взгляд, ненужные похвалы. Она довольно долго пробыла у меня. Наконец, мы расстались, и она взяла с меня слово взять ее с собой, когда я поеду на натуру, где будут строиться декорации, и она пальчиком показала мне на эскизы «Пограничная застава» и «Мельница». Мы расстались.
Несколько минут спустя опять постучали, и вошел Латиф.
— Я к тебе три раза стучался, ты мне говорил через дверь, что занят. Извини, я не осмелился сказать, что пришел твой режиссер. Конечно, я знал, что у тебя Тамара, я рад, что ты мог побеседовать с ней и послушать ее. Она не только замечательная актриса, тонкий ценитель искусства, но и прекрасный человек, мы дружим давно.
— Тамара просит взять ее с собой на первый объект, Латиф, как ты на это смотришь?
— Положительно, обязательно возьмем ее с собой, будет не так скучно. А то одни мужики в машине, я не возражаю. Так что, бери!
Закончилась работа над эскизами. Относительно за непродолжительное время мне удалось придумать, сочинить и написать шестьдесят эскизов. Здесь были вещи и по объектам, в большинстве из них я, как всегда, показывал направление съемок с двух точек — главной и обратной. Эта необходимость обусловлена спецификой кинематографа, в отличие от театральной сценографии. Когда я работал в театре над спектаклем, там, естественно, эскиз подается с точки зрения зрителя, сидящего в центре зала. Художник в кино делает эскизы декораций и показывает их с двух, трех точек — главной и обратной, для того, чтобы режиссер и оператор имели точное представление о том, как выглядит та или иная декорация с одной стороны и с другой, как будет вписываться актерская мизансцена. Артиста могут снять в фас, профиль, со спины, общим, средним и крупным планом — как угодно, и мизансцена расписывается таким образом, что все построение идет в основном в глубину кадра, а не фронтально, как это мы видим на подмостках сцены.
Худсовет прошел с пристрастием, но доброжелательно. Присутствовал и сам знаменитый поэт Мирзо Турсун-заде, Лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического труда, один из главных авторов сценария. После художественного совета он подошел ко мне, поздравил с хорошим изобразительным решением фильма и сказал, что ему очень понравился эскиз, где я изобразил мельницу.