— Нет, — с явным сожалением ответил он. — Для этого ты должна сама этого захотеть, не вынужденно согласиться, а именно захотеть всеми фибрами души. Нет, есть другой путь.
— Какой же?
Он молча прошёлся вокруг столика, словно стараясь сформулировать то, что намеревался мне сказать, потом остановился и снова посмотрел на меня.
— Я, образно выражаясь, могу забрать твою жизнь, а потом частями отдавать тебе обратно. Это будет выглядеть так: я беру твои силы, но не до конца, так что сразу ты не умрёшь, но и долго жить уже не сможешь. Поэтому я поделюсь с тобой частью своих сил. Таким образом я отдалю твою смерть, однако этой заёмной силы надолго не хватает. Дня на три, максимум на пять.
— И если вы забудете или не захотите выдать мне очередную «порцию»…
— Ты умрёшь.
Я замолчала, стиснув палку и уставясь в пол. Перспектива был более чем ясна. Я действительно буду полностью зависеть от его прихоти. Окажусь прикованной к Королевской Опере и никогда не смогу загадывать дальше, чем на три дня вперёд.
— Решай, Анжела. Можешь подумать ещё пару часов, потом станет поздно. Делиться с ним я, сама понимаешь, не собираюсь.
— Я согласна.
— Вот как? — похоже, Леонардо слегка удивился, не то моему решению, не то скорости, с которой я его приняла. — Выходит, ты его и в самом деле любишь?
Я не ответила.
— Ладно. Я вынесу его к воротам парка. Там часто проезжают экипажи, кто-нибудь его заметит и подберёт.
— Я должна это видеть.
— Хм… Ладно, отправляйся. Но помни, единожды начав, я могу продолжить в любой момент. Так что, если ты передумаешь возвращаться, он умрёт.
— Не надо мне угрожать, — сказала я.
Подниматься по лестнице оказалось легче, чем спускаться, но всё равно заняло много времени. Утешая себя тем, что терпеть осталось недолго, я выползла из Оперы и через Райскую площадь проковыляла к воротам городского парка. Леонардо не солгал, я нашла Андреса почти сразу.
Слава Богу, он положил Андреса всё же не на тротуар, а на скамейку с наружной стороны ворот, так что его действительно могли увидеть из проезжающих экипажей. Я с трудом опустилась на колени рядом с неподвижным телом. Андрес был без сознания, его лицо не несло на себе отпечатка боли или страдания, и в свете парковых фонарей оно казалось высеченным из мрамора. Руки были холодными, и у меня на мгновение замерло сердце, но он дышал, и его сердце билось, медленно, но ровно. Вдалеке послышался цокот копыт и погромыхивание колёс, и я, поднявшись, поспешила навстречу подъезжающей карете. Это оказался пустой извозчик, и я отчаянно замахала рукой.
— Помогите! Пожалуйста!
— Что случилось, сеньора?
— Там человеку плохо. Помогите, я заплачу!
Извозчик, не задавая вопросов, перетащил Андреса в карету, и придержал передо мной дверцу:
— Садитесь, сеньора.
— Спасибо, я останусь.
— Вот как? Что ж, дело ваше. Куда прикажете его отвезти?
— В дом маркиза ди Ногара на Триумфальной. Знаете, где это? Вас наградят.
Проводив взглядом отъезжающий экипаж, я пошла обратно. Администратора на месте не оказалось, чему я искренне порадовалась: не пришлось объяснять, почему я то вхожу, то выхожу. Леонардо ждал меня у подвальной двери. Некоторое время он молча смотрел, как я сползаю по ступенькам, потом взбежал мне навстречу и легко подхватил меня на руки. Моё тело согнулось, и я молча дёрнулась, но боль тут же растаяла. Какое же это счастье, когда ничего не болит!
Он принёс меня в хорошо знакомую мне пещеру и уложил на кушетку.
— Тебе нужно снять платье, — сказал он. — Нет, не дёргайся, я сам всё расшнурую. Не жди, что всё пройдёт сразу, болеть будет ещё некоторое время. Выполняй рекомендации врача, и не спеши с нагрузками. Начинай занятия постепенно, и не прекращай лечение. Думаю, что на сцену ты сможешь вернуться уже через полгода. Всё поняла?
— Да.
— Хорошо. А теперь расслабься. Я тебя усыплю, так нам обоим будет удобнее. Сначала я тебя вылечу, а потом уже всё остальное.
Его руки прошлись по спине, вдоль позвоночника, и на меня тут же накатила сонливость. Ещё некоторое время я сознавала, на каком я свете, но потом его рука легла мне на затылок и сознание померкло окончательно. Кажется, мне даже что-то снилось. Хоровод ярких, но неясных образов мелькал перед глазами, а потом вдруг истаял, и я осознала, что лежу на чём-то мягком.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, где я нахожусь. Ещё сожалея об утраченном сне, я перевернулась на другой бок, мимоходом удивившись, что на мне нет одеяла, когда моего обоняния коснулся запах тления. Он-то и прочистил голову окончательно. Я села и огляделась по сторонам. Спину кольнуло, но ни в какое сравнения с тем, что было прежде, эта боль не шла. Даже не боль, а так, намёк на неё. Значит, Леонардо исполнил то, что обещал. А второе его обещание? Я не чувствовала никакой слабости, только голод, памятный мне по прежнему исцелению.
В пещере горели лишь несколько свечей, а потому здесь было темнее, чем обычно. На столике не было ничего, кроме моей шляпки, Леонардо куда-то ушёл, и стало очевидно, что немедленно еды я не получу. Мои платье и тальма лежали на ближайшем кресле. Поморщившись от неприятного запаха, я потянулась к нему, намереваясь встать, одеться и пойти искать Леонардо. Потом мой взгляд упал на пол… и я в голос ахнула.
Искать Леонардо было не нужно. Никуда он не ушёл, и теперь то, что от него осталось, лежало совсем рядом с кушеткой. Именно оно и было источником неприятного запаха. Я опознала Леонардо только по волосам и кожаной одежде… Ну и ещё по тому, что, кроме него, тут больше никого не могло быть. Давно умершее тело теперь разложилось окончательно, вернее, даже не столько разложилось, сколько высохло. Сморщенная кожа облезла с костей, плоти под ней практически не было. К счастью, он лежал лицом вниз, так что я не увидела, во что оно превратилось.
Как я вскочила с кушетки и оказалась в другом конце пещеры, я не помню. Я чуть было не выбежала из неё в чём была, но вовремя спохватилась, хотя мне пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы подойти к злосчастной кушетке, пусть и с другой стороны, и взять одежду и туфли. Туфли я надела сразу же, платье кое-как натянула в уже знакомом туннеле, прикрыв тальмой незатянутую шнуровку. И бросилась бежать. Туннель вывел меня в темноту, я проплутала в ней некоторое время, а потом вдруг оказалась перед открытой дверью подвала.
Наверху царил тусклый утренний свет, было, наверное, часа четыре утра. Театр был закрыт, но когда я для очистки совести толкнула дверь служебного входа, она, к моему величайшему изумлению, открылась. И я пошла по пустынным, ещё не проснувшимся улицам к себе домой.
Карла не спала и встретила меня так, словно уже и не чаяла увидеть. По её словам, она ждала лишь наступления утра, чтобы пойти в полицию, и я ощутила укол совести. Ведь можно было послать ей записку, но я не догадалась, попросту забыв о её существовании за всеми этими треволнениями.
Я послала её спать, но незадолго до полудня снова подняла и отправила в дом ди Ногара, справиться о здоровье молодого сеньора. Я должна была убедиться, что с ним всё в порядке, и мне пришлось приложить изрядное усилие, чтобы удержаться и не явиться туда самой. Карла вернулась довольно быстро и сообщила, что молодой сеньор болен, поэтому никого не принимает, но, по словам врача, опасности для его жизни нет, и я вздохнула с облегчением.
Вскоре выяснилось, что сходные опасения тревожили не меня одну. Через некоторое время ко мне пришёл лакей в цветах дома ди Ногара. Велев передать Андресу, что я дома, живая и здоровая, я не удержалась и спросила, как он там.
