Ирлмайер решил не продолжать. Пожал плечами
— Какие-то у нас затянувшиеся посиделки. С инфернальным душком.
— Да, серой пахнет. Сел обедать с дьяволом — готовь большую ложку.
— Как вы предполагаете решать проблему? — Ирлмайеру все это надоело, но и сказал он немало — сколько мы будем так сидеть? Вы понимаете, что взлететь вам не дадут? Нас больше в двадцать раз...
— Ошибаетесь. Наверное, нас даже больше. Вы, вероятно, думаете, что вы до сих пор служите в полиции. Но здесь армия. Несколько крылатых ракет — нацелены на нас. Никто не уйдет.
— Добро пожаловать в новый мир, господин Ирлмайер. Мир, где никто никому не верит, все всем лгут и все готовы друг друга убить. Вы имеете самое непосредственное отношение к его появлению...
— Первым идет Младенович.
— Нет, первым идете вы, милорд.
Окончательно рассвело. Рассвет был хмурым, совершенно нетипичным для Адриатики — не хотелось думать, что эти тучи — напитались невидимой смертью над итальянским «сапожком» и сейчас идет в направлении нашего Востока.
Вертолеты — так и стояли на дороге. Были видны хорватские бронированные машины — но дальше они соваться не осмеливались. У Австро-Венгрии не было сильного авианосного флота, чтобы вмешиваться в разборку двух супердержав.
В результате переговоров — пришли к некоему взаимоприемлемому решению. Младеновича — будет судить международный суд в Гааге. Для этого — его должны туда доставить русские, предварительно — записав краткое признание и передав его германцам. Это гарантия того, что мы все же доставим Младеновича в Гаагу, где его будут судить по законам его страны в части, не противоречащей международным договорам и соглашениям.
Запись — я сделал на коммуникатор. Чертовски удобная штука — отправляясь куда-то, ты вряд ли возьмешь с собой диктофон, фотоаппарат и видеокамеру — а тут все это есть.
Теперь надо было оговорить моменты...
Граф Адриан Секеш больше не сомневался. Не в чем было сомневаться.
Это был тот человек, который был на Виа Консиллиационе. Тот самый, монах, который стрелял очень и очень ловко. Граф видел его в деле.
Значит, его первым и надо убрать.
Прошлое — диктовало решение: штурм при обмене, обычное решение — враг думает, что все уже позади — и тут его накрывает... бах и все. Две пули в голову. Обычное дело для девятой группы пограничной стражи.
Сложно — два вертолета, не один, а два, надо действовать синхронно. Но сложность небольшая, решаемая.
Сейчас — Секеш улыбаясь, оговаривал детали обмена с этим русским. Мысль его — неудержимо рвалась назад, в далекое прошлое. Казармы офицерского училища в Бад-Тельце. Настоящего офицерского училища[25]. Их преподаватель, говорящий им: главное — выполнить задачу. Все остальное побоку.
Он вспомнил и то, как впервые разработал собственную операцию — на бумаге, конечно. Преподаватель по тактике порвал его жалкие листки, а потом в качестве наказания — заставил писать похоронки на половину взвода — именно столько, по расчетам — должно было погибнуть при продвижении к объекту через контролируемую противником территорию. Хороший бой — сказал он — не похож на рыцарский поединок. Скорее, он похож на вооруженное ограбление в проулке у гамбургского порта. Сунул заточку под ребро, схватил бумажник — и бегом.
Именно поэтому — следующая операция предусматривала и занятие периметра патрулями на трофейном транспорте и ночную вертолетную атаку.
Если кто-то хочет считать себя дворянином — его право. Он солдат.
Наконец — договорились. Пожали руки. Он отошел.
Проверил оба своих пистолета — у него было два, одинаковые, оба — Кольты. Больше ему ничего не нужно. Оглядел отобранных им людей — штурмовые команды.
— Все готовы?
— Так точно.
Две группы по три человека в каждой. Больше — только будут мешать друг другу.
— Работаете по выстрелу. Не торопитесь, точнее цельтесь.
— Есть.
Он вышел на связь со снайпером. Главный их козырь.
— Цветок три. Готовы?
— Так точно.
— Первый, кто выйдет из вертолета один — противник.
— Вас понял.
— После этого прекращайте огонь. Штурмовики сделают остальное.
— Есть.
Все готовы.
— Все готовы?
— Так точно...
Секеш, как и было условлено — мигнул два раза маленьким, карманным офицерским фонариком — можно.
Появился Воронцов. Первым, как и было обещано, только с оружием в руках. И вместе с ним — был Ирлмайер, рядом — их было двое, и об этом не договаривались! Секеш — приготовился... нельзя было «перебивать» работу снайпера, нельзя было менять план на ходу. Оставалось надеяться, что снайпер отличит нужного человека.
Но выстрела не было. Что-то не то... прошло уже секунд десять, а выстрела — все не было. Выстрела не было, и все летело ко всем чертям.
Ко всем чертям...
Секеш выдернул пистолет из кобуры
— Вперед!
Прогремел долгожданный выстрел снайпера...
Немецкие морские пехотинцы проиграли еще до того, как был сделан первый выстрел.
Германский снайпер, приготовившийся стрелять, даже не подозревал, что два человека в нескольких метрах от него — слышат каждое слово, которое он произносит в рацию. В смысле этих слов — ошибиться было невозможно.
Немцы, сами того не понимая, подписали себе этими словами приговор.
Двоих — снайпера и наблюдателя — русские сняли надежно и быстро, по-старинке — ножами. Отпихнув тело, один из снайперов залег за трофейную винтовку — это была лицензионная версия Барретта, одной из самых распространенных снайперских винтовок в мире. Педантичный немец — на прикладе оставил эластичную ленту, на которой были вышиты поправки для этой винтовки с диапазоном на каждые сто метров.
Отличный подарок, спасибо...
Цели были там же.
Что-то ударило меня, но, бросив не назад, как это бывает, когда в тебя попадает пуля — а вперед и вправо, на Ирлмайера. Удар был сильным, но тупым, сбившим меня с ног.
Падая — я схватил Ирлмайера, чтобы не дать ему вырваться — потому что больше ничего сделать не мог. Как в замедленной съемке — я видел, как к склону, огромными, почти лосиными прыжками бежит
