— Вы лжете!
— Нет. Хотите взглянуть?
Я начал доставать телефон.
— Ваше Высокопревосходительство...
Морской пехотинец, стоявший позади меня, положил руку на плечо.
— Все нормально. Это всего лишь телефон.
Я купил его для того, чтобы записать записи оперативной съемки. Отличные сейчас телефоны делают — считай, синематограф в кармане.
— Извольте полюбоваться...
Жадно вцепившись глазами в экран, Серебрянский досмотрел пленку до конца.
— Что... что это такое?
— Это? Дело рук ваших. Точнее... не совсем ваших, но и вы приложили к этому руку. Вы ничтожество, Серебрянский. Неужели вы думали, что сможете поразить движущуюся цель с двухсот с лишним метров — даже из Маузера. Это даже я не факт, что сделаю, по крайней мере в такой обстановке не рискну. А вы... Вас просто использовали, Серебрянский. Использовали, как дурака — кто-то очень умный. И знающий, как работает система безопасности. Ваши выстрелы — были всего лишь выстрелом стартового пистолета. Как в синематографе — хлопает хлопушка, кто-то кричит «мотор» — и съемки начинаются. Вы выстрелили. В соответствии с правилами — охрана в этом случае должна немедленно переместить охраняемое лицо в безопасное место, в закрытое помещение. Именно это и было сделано: ближайшим закрытым помещением оказались конторы верфи. Его Величество втащили туда... вы даже не попали ни разу. Вместе с ними — вбежало еще много людей, создалась паника. Там были установлены детекторы металла. В нормальной ситуации — стоило аппарату зазвенеть — и человека, на которого прошла реакция, конечно, не впустили бы внутрь. Но тут — кого только не было... у охраны полно оружия, у кого-то связка ключей в кармане, телефон в стальном корпусе, массивные часы. В итоге — получилось так, что никакого досмотра не было. И каким-то образом — в холл удалось просочиться шахиду. Смертнику. У него был пояс — как мы установили, полкилограмма взрывчатки. И с пару килограммов керамических готовых поражающих элементов. Он все равно бы не прошел контроль, его выдали бы провода, их никак не сделать не металлическими. Или батарея питания. Но благодаря вам — он прошел. И подорвался. Это был исламский экстремист, смертник. Ничего общего не имеющий с вашей борьбой. Ненавидящий вас и готовый вас убить. Знаете... ваша классовая теория, о том, что существует класс рабочих, класс крестьян, класс буржуазии — для них и яйца выеденного не стоит. Для них нет классов, нет правды, нет справедливости. Даже нет врагов и друзей. Для них есть только свои и чужие. И ничего кроме этого. Если дать им волю — они убьют всех нас. Угнетаемых, угнетателей, им без разницы. Всех, Серебрянский. Они убьют всех. Потому что мы для них чужие. И то, что произошло — для них не революционный акт, не надейтесь. Для них это кровавая месть. Так кто, Серебрянский? Кто провел вас на заводскую территорию? Кто дал вам пистолет? Скажите — пока еще не поздно.
— Это месть за то, что вы делаете. Пусть так.
— Что?!
— Вы слышали. Придя в Персию — вы лишили крестьян земли, согнали их в города и заставили работать...
Я поднялся со стула.
— Все, хватит
— Правда глаза колет?
— Нет, не хочу слушать более идиота. Вы неисправимы, Серебрянский. Вы не были в Персии и не знаете, что там происходило — но в то же время вы пытаетесь спорить со мной, первым Наместником Персидским о том, что там происходило, и какими мотивами руководствуются люди, которые это творят. Вы и здесь так же себя ведете. Вы приходите к людям, и говорите, что знаете, что для них лучше. Хотя на деле — вы ни черта не знаете, что люди хотят и как люди живут. Вы — это ваша безумная теория, Серебрянский. Вы пытаетесь подстроить все мироздание Божие под ваше безумие, под ваши дикие теоретические выкладки. Отними их — и от вас ничего не остается и вы сами это знаете. И знаете что, Серебрянский? Террористов положено хоронить в безымянных могилах. Но если бы мне довелось писать вам эпитафию — я бы написал следующее: «Имя его забыто, подвиг его бессмыслен, дело его опорочено». Прощайте, Серебрянский. Вы не интересны ни мне, ни кому-либо другому...
Я поднялся и пошел к двери. Сегодня — день присяги. Придворные — присягали Его Императорскому Величеству Павлу Второму при регенте, Ее Высочестве Ксении Александровне Романовой...
— Как там, в прокламациях эсеров? Мелкими группами, под прицельным огнем — вперед, к светлому будущему. Так вот — и не мечтайте. Нас много — вас мало. Я есть — а вас — скоро больше не будет. Сегодня присяга. И дальше все будет по-прежнему. Ничего не изменится, Серебрянский, запомните это. По- вашему — никогда не бывать. Ваша жертва напрасна. Ничего не изменится. Ничего...
А на следующий день я узнал новость, от которой похолодело в душе. Так получилось — что я не нашел коменданта и не отдал распоряжения — все были на присяге, старшие офицеры — все за исключением дежурных. И я спешил, рассчитывая продолжить — поэтому не распорядился должным образом. А ночью — задержанный Серебрянский разбил стул, отломал от него острый кусок и вскрыл себе артерию на шее. Умер как самурай — хоть и был последней гнидой.
След был оборван.
Примечания
1
Франция на Африканском континенте возникла в двадцатом году, когда эвакуировавшиеся из Европы французские войска заняли оборону в Алжире, колонии Франции. Рейхсвер, переправившийся через Средиземное море в двадцать первом попытался взять Алжир — но безрезультатно. Поняв, что сопротивление серьезное — немцы ушли вглубь континента, за более значимыми территориальными призами. В двадцать втором году — была провозглашена Французская Республика, существования которой не признали ни Германия, ни Россия. Начиная с этого года — Священная Римская Империя и Французская Республика, возродившаяся волей судьбы на африканском континенте — находятся в состоянии временно приостановленной войны. Мирный договор так никогда и не был заключен, новая Франция не признала суверенитет Германии над континентальной Францией и заявила целью своего существования возврат на европейский континент и освобождение европейской Франции
2
Имеется в виду, что ни в какой другой одежде входить в «пузырь» не разрешалось. Современный жучок может представлять собой липкую маленькую полоску, иголку — не заметишь, как подцепят
3
