свободы, равенства и братства, чтобы он не достался в чужие руки. Чёрное море было свидетелем наших слёз и горя, когда бросили его за борт! Как было тяжело смотреть, когда он то опускался, то поднимался на гребнях волн, как будто приглашал всех матросов продолжать борьбу». Данное мероприятие можно, разумеется, называть и похоронами, но факт остаётся фактом — перед приходом в Констанцу красный флаг был выброшен за борт.
Из воспоминаний потёмкинца И. Лычёва: «Позднее, уже в Румынии, матрос Афанасий Дмитриенко признавался мне: „В последнюю ночь перед сдачей 'Потёмкина' группа матросов, человек сорок — пятьдесят, собрались тайком в укромном местечке. Мы решили перевязать всех членов судовой комиссии и запереть их в трюме. А если они будут сопротивляться, то перебить всех и выбросить в море. Затем мы собирались направить броненосец в Севастополь, сдать его главному командиру Черноморского флота и тем самым заслужить себе прощение и награду“. На вопрос, почему же не был исполнен этот план, Дмитриенко ответил: „Мы не смогли этого сделать, так как вы все не спали в эту ночь, и у вас было оружие, а мы были безоружны“».
О чём говорит признание Дмитриенко? Не только о том, что власти Матюшенко над кораблём к этому времени уже, по существу, пришёл конец, но и о том, что, боясь теперь мятежа против себя, Матюшенко и его сторонники обезоружили команду и, вооружившись сами, старались теперь не спать по ночам, боясь нападения. Только благодаря этой предосторожности на «Потёмкине» не вспыхнул антимятеж, в котором жертв могло быть намного больше, чем 14 июня.
25 июня около полуночи «Потёмкин» и миноносец № 267 прибыли в Констанцу. На этот раз уже без всякого салюта и почётного караула. К этому времени на «Потёмкине» уже царил полный разброд и анархия. В 2 часа ночи на берег съехала группа матросов для переговоров о сдаче броненосца. Они спросили у коменданта порта Негру, заходил ли в Констанцу «Синоп». Узнав, что тот не появлялся и последняя их надежда рухнула, потёмкинцы заявили о желании сдаться и пригласили коменданта на броненосец. 25 июня в 8 часов утра он прибыл на «Потёмкин», выступил перед командой и огласил условия сдачи: корабль передаётся румынским властям в хорошем состоянии, команда сходит на берег только с личными вещами, команде гарантируется свободное проживание на всей территории Румынии, потёмкинцы обязуются не заниматься в Румынии политической деятельностью. Из порта на шлюпке на «Потёмкин» прибыл социалист Раковский, старый знакомец Березовского. Он стал предлагать свои услуги посредничества в доставке угля и провизии, но, увидев толпы пьяных озлобленных матросов, «понял, что восстановить прежний революционный дух на „Потёмкине“ невозможно», и тихо съехал на берег. Посредничество с румынскими властями и потёмкинцами осуществлял некто Константин Кац (Гернеа- Доброджану), весьма тёмная личность в русском революционном движении.
В 12 часов 30 минут «Потёмкин» вошёл в порт и опустил Андреевский флаг. В полдень 25 июня вся команда покинула борт броненосца. А вот миноносец № 267 отказался спустить Андреевский флаг. Покинув порт, он направился в Севастополь. Там команда заявила, что на судне никакого бунта не было, а они лишь подчинялись силе. Разумеется, в столь наивный обман никто не поверил, и команда миноноски также была арестована.
Историк Р.М. Мельников в своём труде «Броненосец „Потёмкин“» пишет: «25 июня, около часа дня, после переговоров комиссии с властями на борту румынского крейсера „Елизавета“ броненосец „Потёмкин“ и миноносец № 267 вошли в гавань. Румыны гарантировали потёмкинцам свободу и невыдачу царским властям. Члены комиссии приступили к передаче корабля румынскому военно-морскому командованию, на броненосце спустили Андреевский флаг и вместо него подняли румынский. Сжившиеся со своим замечательным броненосцем и теперь обречённые на годы скитаний на чужбине, с болью покидали матросы палубу родного корабля. Последний раз в едином строю прошли матросы по улицам города. Цепи солдат ограждали колонну от проявлений чрезмерного, по мнению властей, энтузиазма и радушия жителей. Об этом же с недоуменным раздражением доносил один из русских консулов, потрясённый поведением публики, которая принимала потёмкинцев „как настоящих героев, а совсем не как разбойников, как это надлежало“. К покинутому на рейде „Потёмкину“, блиставшему, как всегда, чистотой и порядком, вскоре после ухода команды устремились толпы народа. Интерес был настолько велик, что местные власти устроили массовую экскурсию на опустевший и теперь беззащитный броненосец».
Когда деморализованную команду свезли на берег, на борт «Потёмкина» поднялись румынские солдаты и на радостях подняли свой флаг. Спустя два дня флаг, разумеется, спустили, а румынский король извинялся перед российским царём за столь бестактную выходку, уверяя, что это сделали местные власти без его ведома. Командиру всё ещё стоящего в Констанце транспорта «Псезуапе» капитану 2-го ранга Банову пришлось урегулировать с румынами технические вопросы. Сдавшихся мятежников румынские власти разделили на группы и отправили из Констанцы в отдалённые деревни. 48 матросов решили вернуться в Россию, чуть позднее к ним присоединились ещё 62 человека. Таким образом, из 763 человек в Россию вскоре возвратилось 110 человек. Разумеется, это были те, кто не принимал активного участия в мятеже и на которых не было офицерской крови.
Из сообщений прессы: «Бухарест, 25 июня. Броненосец „Князь Потёмкин“ в сопровождении миноносца пришёл сегодня около двух часов утра в Констанцу. Власти предложили экипажу сдаться на тех условиях, которые были сообщены ему во время первого посещения Констанцы, то есть сойти на берег без оружия и признать себя дезертирами или же покинуть румынские воды».
Из телеграммы Санкт-Петербургского телеграфного агентства Бухарест, 25 июня: «Экипаж „Князя Потёмкина“ и миноноски сдался сегодня в час пополудни на предложенных ему условиях. Матросы передали румынским властям оба находившихся в их распоряжении судна, выставив на них румынские флаги. Высадившиеся матросы отправлены небольшими группами в различные местности Румынии».
Из письма министра иностранных дел Ламсдорфа товарищу министра внутренних дел Трепову, 28 июня 1905 г.: «Считаю долгом уведомить ваше превосходительство, что румынское правительство не располагало к сожалению достаточными силами, чтобы принудить команду „Князя Потёмкина“ к безусловной сдаче и обещало сдавшимся рассматривать их как военных дезертиров, не подлежащих выдаче России. При таком положении дела предъявлять королевскому правительству требование о выдаче мятежников было бы в настоящее время бесполезно, но можно не сомневаться, что присутствие в стране столь опасных элементов явится крайне обременительным для Румынии, и правительство оной впоследствии, при известных условиях, охотно постарается от них избавиться, сдав их постепенно нашим властям…»
Из донесения Бессарабского жандармского управления в Департамент полиции, 12 июля 1905 года: «…Капитан Банов просил [румынские власти] возвратить ему сигнальные книги [составляющие большой секрет каждого государства] с броненосца, но по розыску их на броненосце не оказалось. Через некоторое время к капитану Банову явились три матроса с броненосца и заявили, что хотят передать Банову сигнальные книги, унесённые ими с броненосца, каковые и передали ему в целости… По снятии с броненосца русской команды, туда вошли румыны и начали безобразное хищение всего, что только представляло хотя какую-нибудь ценность: все запасные части машин, всевозможные морские приборы и инструменты, всё было похищено румынами, а когда вопрос был решён о возвращении броненосца России, то румыны привели в негодность некоторые части машин и затопили машинное отделение… По выходе команды с броненосца им были выданы машинистом Матюшенко по 32 рубля каждому, после чего румынские власти разделили всю команду с броненосца на группы и разослали по разным городам… Большинство из матросов страшно удручены и были примеры покушений на самоубийство. Все они страшно жалеют убитых офицеров, во всём обвиняют машиниста Матюшенко и бывших на броненосце каких-то двух студентов, фамилий которых никто из них не знает. Положение команды с броненосца „Князь Потёмкин“ в Румынии ужасное, они пропили и проели полученными ими 32 рубля и теперь, не находя работы, не зная местного языка, положительно голодают; так что надо полагать, что большинство из них возвратится в Россию…»
В дележе денег из корабельной кассы «Потёмкина» встречаются расхождения. По одним воспоминаниям, Матюшенко якобы разделил имевшиеся деньги поровну между всеми членами команды. Есть сведения, что он всю кассы забрал с собой. Думается, что истина, как всегда, посередине. Деньги Матюшенко скорее всего всё же разделил, но не между всеми (зачем ему обеспечивать деньгами тех, кто поднял против него мятеж в Феодосии?), а между своими единомышленниками.
Отношение Русского консульства в Галаце в Бессарабское губернское жандармское управление, 4
