порту. На «Алеуте» Шмидт обошёлся уже всего недельной службой!
С 4 ноября 1894 года по 1 января 1895 года Шмидт уже вахтенный начальник на портовом судне «Силач», которым командует опытнейший дальневосточник капитан 1-го ранга П.С. Павловский. Разумеется, что и «Силач» находится в тот момент «во внутреннем плавании». На портовом судне Шмидт задержался несколько подольше, чем обычно, аж два месяца и даже получил повышение по службе. С 1 января по 31 декабря 1895 года он числится уже штурманским офицером на том же «Силаче» (судном к этому времени уже командовал капитан 2-го ранга А.Я. Соболев). Разумеется, новая должность звучит куда солидней, хотя, честно говоря, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы «штурманить» на портовом судне, находящемся «во внутреннем плавании», когда весь район этого плавания ограничен исключительно акваторией порта. Отметим, что 1895 год в жизни Шмидта был самым морским, так как он в течение него был при деле. Впрочем, насколько реально служил Шмидт на буксире, мы не знаем. Анализируя военно- морскую биографию нашего героя, скажем, что именно портовый буксир «Силач» был тем судном, на котором Шмидт прослужил дольше всего в своей жизни. Это, так сказать, вершина его военно-морской карьеры.
Отметим и то, что повышение в должности Шмидта скорее всего преследовало вполне конкретную цель, штатная категория штурмана даже на портовом судне позволяла присвоить племяннику известного адмирала следующий чин. При этом согласно требованиям того времени в должности офицер должен был пробыть не менее 11 месяцев. Поэтому совсем не случайно именно 1 декабря 1895 года Шмидт 3-й был произведён в лейтенанты. Разумеется, что больше ему делать на буксире было уже нечего, и Шмидт опять устроил скандал.
Контр-адмирал Энгельм, думается, к этому времени уже устал переводить строптивого офицера с корабля на корабль и улаживать бесконечные скандалы. Однако он обещал заботиться о Петре Шмидте адмиралу-сенатору и старался сдержать своё слово. Именно он, несмотря на сопротивление офицеров, добивается присвоения Шмидту и очередного лейтенантского звания.
С присвоением Шмидту лейтенантского чина связана одна любопытная история. Дело в том, что, узнав о том, что он стал лейтенантом, у Шмидта сразу же от перевозбуждения начался сильный нервный приступ. Свежеиспечённый лейтенант упал на палубу и начал биться в конвульсиях, изо рта его пузырилась пена. От греха подальше командир буксира сразу же свёз Шмидта на берег в местную психушку. И на этот раз Энгельм замял дело. Отлежавшись в больнице, Шмидт возвращается на свой буксир. На «Силаче» Шмидт числится по Владивостокскому порту до 15 марта 1886 года, но фактически всё время лечится от психических заболеваний.
Далее в морской биографии Петра Шмидта происходит нечто вообще непонятное. 22 апреля 1896 года Шмидта переводят вахтенным начальником на транспорт «Ермак Тимофеевич». Это уже получше, чем портовый буксир. Транспорт совершает рейсы по всему Дальнему Востоку, поэтому на нём можно приобрести и реальный опыт плавания, и какой-то авторитет. Казалось бы, уж теперь-то Шмидт покажет всем, какой он моряк! Но не тут-то было! Уже 25 апреля (т. е. всего через какие-то три дня!!!) Шмидта изгоняют с «Ермака». Что же там могло произойти? Думаю, что выбор версий случившегося невелик: или очередной приступ эпилепсии, или очередной скандал с офицерами и командиром. Впрочем, мы не знаем, исполнял ли Шмидт новую должность вообще.
С 25 апреля по 1 июля 1896 года наш герой — вахтенный начальник брандвахты владивостокского рейда на блокшиве «Горностай», под командой престарелого капитана 1-го ранга А.А. Новаковского, выслуживающего свой плавательный ценз перед уходом на пенсию. Несамоходный блокшив — это самое последнее прибежище, которое могло быть в службе корабельного офицера. В блокшивы определяются самые старые и ветхие суда, их ставят в самом дальнем углу гавани на мёртвый якорь, превращая то в плавучую тюрьму, то в какой-либо склад. Поэтому служба на блокшивах всегда презиралась настоящими моряками. Назначение на блокшив после ходового транспорта — это явное понижение, причём понижение существенное и демонстративное. Что же надо было такого натворить Пете Шмидту, чтобы безмерно уважающий его дядюшку контр-адмирал Энгельм вынужден был пойти на такой шаг! Увы, офицерская среда в ту пору была весьма закрытым корпоративным клубом, и мусор из этого клуба старались лишний раз не выносить…
Находясь в этой должности, которая ему явно не нравилась, Шмидт написал рапорт исполнявшему должность помощника по строевой части командира Владивостокского порта капитану 2-го ранга Александру Яковлевичу Максимову. Приведу его полностью: «Доношу Вашему Высокоблагородию, что здоровье моё позволяет мне нести службу на судах заграничного плавания, так как в настоящее время я совершенно здоров. Лейтенант Шмидт. Июня, 25 дня, 1896 г.». На обороте этого рапорта имеется резолюция Энгельма: «К делу». Судя по рапорту Шмидта, возможно, что в данном случае всё же имело место обострение его психических недугов. Такое положение вещей объясняет назначение Шмидта на блокшив. Психически ненормальному офицеру сложно доверить самостоятельную должность даже на портовом буксире, бог весть, что он может там натворить. На блокшиве же опасность от психа минимальна, при этом он числится в корабельном составе и ему идёт плавательный ценз. Но служба на блокшиве, при всей своей несложности, позорна и обидна для любого мало-мальски самолюбивого офицера, тем более для столь амбициозной личности, как Шмидт! И он, разумеется, негодует, пишет письмо дяде. Дядюшка адмирал наивно полагает, что романтика настоящей морской службы, её боевые будни заставят Петра одуматься, снова просит о содействии бывшего подчинённого.
Надо отметить, что контр-адмирал Энгельм и на сей раз не оставил без внимания слезницу Пети Шмидта. Уже 30 июня лейтенант Шмидт приказом командира Владивостокского порта был назначен вахтенным начальником канонерской лодки «Бобр», которая в это время находилась во Владивостоке, придя туда 22 июня из Иокогамы. Это назначение могло стать поворотным в судьбе нашего героя. «Бобр» был вполне приличным боевым кораблём, много плавающим и укомплектованным перспективными офицерами. На «Бобре» перед Шмидтом открывались перспективы настоящей военно-морской службы с походами и штормами, ходовыми вахтами, боевыми стрельбами и заходами в иностранные порты.
Однако командир лодки «Бобр» капитан 2-го ранга Михаил Павлович Молас 2-й, по-видимому, не рискнул сразу доверить самостоятельную вахту новоиспечённому лейтенанту. Упрекнуть Моласа за это нельзя. Любой болеющий за своё дело командир, ознакомившись с прохождением службы Петром Петровичем и с его послужным списком, решил бы вначале получше присмотреться к такому офицеру, прежде чем доверять ему управление своим кораблём. Да и как назначать Шмидта вахтенным офицером, когда вскоре после прихода на корабль с ним происходит очередной приступ, и командир канонерки лично перевозит больного офицера в местную психиатрическую лечебницу, где Шмидта уже знают и принимают как родного.
Именно поэтому в своём послужном списке Шмидт значится не вахтенным офицером канонерской лодки «Бобр», как подобало бы офицеру в его годы, а всего лишь «ротным командиром на лодке „Бобр“ в заграничном плавании». Впрочем, по сравнению с блокшивом «Горностай» — это всё равно было серьёзное продвижение по служебной лестнице.
К этому времени приезжает на Дальний Восток и жена Шмидта. Во Владивостоке Шмидты жили на Абрековской улице. Любопытно, что психиатрическая лечебница располагалась совсем рядом, несколько выше в сопках, на улице Ботанической. Ночью Шмидт сбежал из клиники и заперся дома. Врачи доложили об этом начальству, но начальство решило не связываться и объявило Шмидту «домашний арест». Впрочем, капитан 2-го ранга Молас пришёл к его дому и пытался поговорить со Шмидтом, но услышал о себе много интересного… Затем была снова дикая истерика, сопровождавшаяся дикими воплями, судорогами и катанием по полу. Зрелище это было настолько жуткое, что маленький сын Евгений, увидев этот ужас, остался заикой на всю жизнь.
Небезынтересно, что это был тот самый М.П. Молас, который впоследствии станет начальником штаба Порт-Артурской эскадры и геройски погибнет вместе с вице-адмиралом С.О. Макаровым на броненосце «Петропавловск». Все современники единодушно отзывались о Моласе как об исключительно порядочном и благородном человеке. Поэтому говорить о неком предвзятом отношении к психопатическому лейтенанту со стороны командования здесь не приходится.
Среди офицеров «Бобра» Шмидт сразу же зарекомендовал себя как абсолютно неуживчивый человек. В своё время историки объясняли эту неуживчивость исключительно демократическими взглядами Шмидта и реакционностью всего остального офицерства. Думается, на самом деле всё выглядело несколько иначе.
