Кет рассмеялась. — Твои вещи я привезла сюда.
— Единственная хорошая новость, — облегченно вздохнул Рони. — А с чего это она вдруг стала такой доброй?
— Шериф — ее знакомый, я его тоже знаю. Он ей сказал, что будет гораздо дешевле просто выгнать тебя. Если она возьмет деньги, ты не съедешь, а значит, ее снова могут закидать гранатами или еще что- нибудь похуже сделают.
— Спасибо шерифу, — улыбнулся Флэйд. — Кстати, откуда тебя знает Аржу?
— Он воевал вместе с папой, — опустила голову Кет.
— Он посоветовал немедленно исчезнуть, — обнял ее Флэйд. — Мы сегодня же, сейчас же…
— Я остаюсь и доиграю эту игру, — перебил его Рони. — Я не буду работать ни на кого, просто я хочу дойти до конца.
— Конец может быть очень скоро, — с тревогой заговорил Флэйд. — Неужели ты еще не понял?
— Именно поэтому я и остаюсь, — улыбнулся Рони. — Потому что понял почти все. Почти. А хочу выяснить все до конца.
— Слушай, — опустился Флэйд в кресло, — ты не оставляешь мне шанса. Неужели я так и не смогу назвать себя семейным человеком?
— Ты бросаешь меня? — тихо спросила Кет.
— Я не хочу оставлять его, — вздохнул Флэйд. — Он дважды спасал мне жизнь.
— Мы не можем, — со слезами на глазах сказала Кет.
— Ты плачешь! — Флэйд вскочил и обнял ее.
— Она любит тебя и решила, что ты остаешься со мной, чтобы избавиться от нее, — сказал Рони.
— Ну конечно же нет! Просто может быть очень опасно…
Флэйд вложил в руку Кет платок.
— Ая не хотел бы…
— Без нее ты мне не нужен, — не дал ему договорить Рони.
— Спасибо тебе. — Кет благодарно взглянула на него и ушла в соседнюю комнату.
— Ты с ума сошел, — зашипел Флэйд. — Нас запросто могут…
— Лучше физическая смерть с любимым, — покачал головой Рони, — чем знать, что человек не любит тебя. Так говорили в Японии жены умерших самураев.
— А если ее убьют раньше?
— Этого мы не допустим, — решительно сказал Рони. — Обещаю, пока живы мы, и она будет жива.
— Успокоил, — усмехнулся Флэйд. — Кто знает про это твое логово?
— Никто.
— Это успокаивает, — хмуро пробормотал Флэйд. — А теперь ответь на главный вопрос. Почему ты не оставишь это дело? Тем более, как я понимаю, работать мы будем бесплатно. Или я что-то не знаю и тебя, точнее нас, нанял какой-то…
— Кет! — позвал Рони. Она вошла. — Я хочу выяснить все. Денег у нас не так уж и много, поэтому…
— Насчет денег ты ошибаешься, — весело возразила Кет. — Есть двести тысяч долларов. Я получила заработанное у Бергмана.
— Это надо отметить! — в один голос воскликнули Рони и Флэйд.
— Значит, он отказался от услуг детективов? — уточнила Элизабет.
— Отказался, — кивнул профессор О’Бейли. — Бергман всегда был жаден. Убит его сын, а он не желает воспользоваться услугами тех, кто выведет его на виновных.
— Признаться, я не понимаю, почему детектив остался жив, — задумчиво проговорила Элизабет.
— Ему повезло. Собственно, это ничего не меняет, все пока идет, как надо. Как надо мне, — подчеркнул О’Бейли. — Меня занимает вот какой вопрос. Как я понял, Бергман не хочет проверять информацию Тома из России. Странно, почему?
Элизабет вздохнула.
— Я не совсем понимаю, что происходит. Думаю…
— Ты делай то, что я говорю! — оборвал ее О’Бейли. — Думать и принимать решения буду я. Кто устроил шумовое шоу около дома Бергмана?
— Полиция задержала троих индейцев, — ответила она. — Что-то связано с вождем племени…
— Где детективы?
— Сейчас, — она взяла телефон и набрала номер.
— Слушаю, — отозвался голос на французском.
— Где частные сыщики? — спросила она.
— К сожалению, мы потеряли их, — виновато отозвался абонент.
Отключив телефон, Элизабет прищурилась.
— Они их потеряли. — И вызвала другой номер.
— Не надо, — остановил ее профессор. — Когда вернется наш человек? — помолчав, спросил он.
— Послезавтра.
В кабинет ворвался Джуй.
— На кладбище были русские. Фотографировали…
— Значит, все-таки проверяют, — профессор хмыкнул.
Боцман, мордатый верзила, и его напарник по кличке Артист, стройный молодой мужчина в светлом костюме, закончив порученное им дело, вышли за ворота кладбища.
— А ты, кстати, неплохо говоришь по-английски, — заметил Артист. — Я этому всерьез так и не научился.
— Я с детства мечтал в мореходку, чтоб в загранку ходить, — вздохнул Боцман. — Поэтому и нажимал на английский. Первый в школе был, — похвастался он. — Но в училище не приняли, а тут частники появились. И я устроился на один торгаш. Был в Китае и Японии. В Японии троих каратэков поломал по бухаре, и кончилась моя морская жизнь. Я самбо занимался и боксом, вот меня Слепой и приметил. Под следствием с ним в Чите были. Мне гоп-стоп шили, но хрен полезло. Слепой, кстати, и помог. Выпустили меня, а через два дня и он вышел. Вот так я к нему и попал. Когда он про Канаду зачирикал, я думал шутит. А выходит, в натуре, Валек Боцман в Канаде! — хохотнул он.
Артист заметил удивленные взгляды идущих навстречу и прошипел:
— Ты не в цирке. Еще раз загогочешь, познакомишься с канадской полицией. Поверь, туда лучше не попадать.
— Понял, — кивнул Боцман. — А когда мы в Москву?
— Через пять часов.
Князь, отпив из бутылки, полил водкой могилу Моржа и выдал длинную тираду мата. Проходившая мимо старушка, перекрестив его, что-то прошептала.
— Падло гребанное! — не унимался Ваныч. — Так и ушел, ничего не сказав. А ведь знал, сто процентов даю, знал. Не верю я, что Аляска дочь свою похоронил. Бумаги эти… Твою мать и ихнюю тоже. Кто-то воду мутит, а на кой хрен, не понять. — Он еще отпил из бутылки. — Надо Умку шарить. И шкуру эту. Зойка Вензель, кажется. Ну шкура-то наверное ни хрена не знает, а вот Умка…
— Но ведь она звонила, — напомнил Поп. — Получается, есть у нее что-то. Только мы с тобой тут одни, нас запросто могут в вечной мерзлоте закопать. Сам знаешь, не любят туточки на вопросы отвечать. Уезжать надо.
— Есть желание город посмотреть, — возразил Ваныч. — И с Умкой перетереть кое-что. А насчет того, что могут в вечную мерзлоту… Чукчей бояться — на Чукотку не летать. Чукчи, они только в анекдотах смешные и придурковатые. Когда я с Ангарки ушел, меня один на собаках почти сутки вез. И все время пел. — Князь засмеялся. — Я спросил, что за песня такая? А он говорит, что, мол, что вижу, про то и пою. Зарезали его, бедолагу. На всякий пожарный, чтоб ментов навести не мог. Правда, он сумел одного
