понадобится.
Выйдя на Краковское предместье, он невольно свернул с Беднарской налево, в сторону дома, где жили Миложенцкие. Но остановился.
Нет! Она сказала, чтобы он пришел под вечер. Сейчас слишком рано. Впрочем, лучше всего прийти, точно разузнав, куда нужно отнести негативы. С таким ценным и хрупким грузом нужно идти уже наверняка.
Он повернул в противоположную сторону. И теперь, опираясь на костыль, переходил Замковую площадь.
Недавние события настолько отдалились во времени, что казались теперь почти нереальными. Если бы не негативы, оставленные им на подоконнике у Антека, он бы не поверил, что еще позавчера был там, внутри обгоревшего пятиугольника замковых стен, сумел уйти живым от напавшего на его след Бруно.
Мимо прошел солдат в форме полевой жандармерии с характерной бляхой на груди. Сердце сжалось от страха.
Неужели падение и случайно полученная рана и в самом деле укротили опасного преследователя? Трудно в это поверить… Во всяком случае, проходивший мимо солдат — не Бруно.
Станислав остановился, засмотрелся на остовы стен — в прямоугольники оконных проемов заглядывало светлое небо.
Он закрыл глаза. Перед ним возникла пульсирующая светом картина — светлые до яркости стены с темными прямоугольниками окон. Негативы только что наблюдаемой им картины.
Исполненный радостного спокойствия, Станислав подумал о том, что именно такие негативы закреплены на его стеклянных кассетах. Теперь они находятся в полной безопасности — на окне в комнате Антека. Ждут той минуты, когда будут приобщены к остальным документам — свидетельству подпольной борьбы за польскую культуру.
«Отец бы сказал: „Чисто сработано“», — подумал Станислав.
Он свернул на Свентояньскую. Дошел до собора. Друзья по факультету архитектуры много раз критиковали фасад, построенный в неоготическом духе, утверждая, что линии должны быть здесь более суровыми и строгими — кирпичная стена без всяких ухищрений, но он-то как раз больше всего любил эти бесконечные ниши, углубления, это нагромождение больших и маленьких колонн и опор, уходивших в вышину и придающих собору легкость.
Он направился к Рынку.
Здесь, в Старом Мясте, жизнь шла своим ходом. Казалось, что оккупация его не коснулась.
— Эй, парень, давай сюда газетенку! Посмотрим, что там брешут! — раздавался чей-то зычный бас, обращенный к мальчишке, продавцу официального «Нового Курьера Варшавского».
А газетчик бежал дальше с громким воплем:
— Первоклассная утка всего за десять грошей! Покупайте на жаркое!
Во двориках и в переулках кружили бродячие музыканты и певцы, во все горло распевавшие антифашистские песенки. Одни уходили, и тут же песенку подхватывали другие.
Тут редко можно было встретить немцев в мундире, услышать немецкую речь. Они не отваживались поодиночке бродить по шумным кривым переулкам, с их темными подворотнями и переходами, известным всем варшавским мальчишкам и бродягам. Немец, в одиночку предпринявший такое путешествие среди старых домов, обычно обратно не возвращался. Да и вдвоем или втроем немцы тоже не любили сюда заглядывать, предпочитая не рисковать.
Облавы случались в Старом Мясте нечасто. Немцы понимали, что в путанице переулков, сплетении проходов легче удрать, труднее преследовать.
И все же Станислав не мог избавиться от чувства мучительной тревоги и даже вздрогнул, неожиданно почувствовав чью-то руку на своем плече.
Резко обернулся.
Увидел добродушную, толстощекую физиономию с близорукими, прищуренными глазами, глядящими поверх съехавших на кончик носа очков.
Станислав уже где-то встречал этого спокойного, невозмутимого человека, но все же не мог припомнить сразу, кто же это его остановил, как его зовут и чем он занимается. Он подумал, что, быть может, это кто-нибудь из тех, кого он видел после концерта в доме Миложенцких.
Но человек, коротко поздоровавшись, сказал доверительно, как старый знакомый:
— Пан Станислав, у меня тут для вас кое-что есть… — и помахал в воздухе чемоданчиком и портфелем, черная кожа которого порыжела от старости. — Сейчас покажу, давайте только зайдем куда- нибудь.
Как Станислав ни упирался, он затащил его в какой-то подъезд и там открыл чемоданчик, полный книг.
Тут только Станислав догадался, что перед ним Тобиаш Ротула, библиофил-фанатик, которого до войны он помнил за книжным прилавком и любил перекинуться с ним словечком. Раза два он встречал Тобиаша и в первые месяцы оккупации, но потом военные невзгоды придавили Станислава, и он больше не заглядывал в книжную лавку.
Теперь, стоя в старинном подъезде, пан Тобиаш вынимал из чемоданчика книжку за книжкой, ни на минуту не умолкая:
— «Непобежденная песня»!.. «Военные шутки и анекдоты»!.. Стихотворения…
Он умолк на мгновение, чем-то озабоченный. Затем продолжил:
— Некоторые считают, что в таком мире, как этот, когда вокруг столько крови, смертей, заниматься поэзией — нелепость. Бумага, мол, годится только на то, чтобы завернуть свиную косточку. А ведь все дело в том, что мы народ, который достоин жизни, потому что даже в пылающем лесу ищем роз. Мы способны думать и чувствовать. Потому что мы люди.
Он порылся в чемоданчике.
— Нельзя поддаваться. Нужно готовиться к будущим временам, которые придут, не могут не прийти.
Пан Тобиаш закрыл чемоданчик и раскрыл снова.
— А вот тут кое-что поинтересней. В этой коробке фотокопии. Это «Дивизион 303». У одного из заброшенных на парашюте был при себе такой экземпляр. Его пересняли, страничка за страничкой, и теперь с негативов делают многочисленные оттиски, передают из рук в руки, они говорят о борьбе, поддерживают бодрость, вселяют надежду!
— «С негативов делают многочисленные оттиски»… — машинально повторил Станислав, думая о своих снимках.
— Люди охотятся за такими экземплярами. Стоит это недешево, такие оттиски — вещь дорогая, но покупают, и еще как. Если вы услышите о таком любителе, конечно, чтоб человек был надежный, то присылайте в книжный магазин Арцта.
— Арцт не боится рисковать? Ведь гестапо забрало у него сына…
— …и одного из сотрудников. Мы старику не обо всем докладываем. Но он наверняка догадывается о многом. Впрочем, каждый настоящий издатель знает, что сейчас носить с собой книгу так же опасно, как и оружие. Риск ничуть не меньше. Но совершенно очевидно, что, если бы мы сегодня читали только то, что дозволено, нашей духовной пищей стали бы порнографические журнальчики вроде теперешней «Фали»!..
Станислав взял в руки продолговатую коробку. Любопытство не давало ему покоя. Приподнял крышку.
— «Дивизион 303», — прочел он.
Станислав с волнением разглядывал белые твердые кусочки картона. Перед ним был оттиск — две сфотографированные рядом страницы текста с белыми полями вокруг каждой. Страницы эти напоминали распростертые крылья птицы, соединенные узкой белой полоской хребта — бумажного поля.
— Может, купите? — спросил пан Тобиаш.
— С деньгами плохо, — засмеялся Станислав, возвращая коробку.
— А вы возьмите пока просто так, бесплатно. Сами прочтете. И знаете что?.. Ведь вы знакомы с пани Ядвигой Жерто из университетской библиотеки? Она, кажется, живет от вас поблизости. Дайте ей по
