Бурелом непроходимый. Не таким ли ты прослыл? Не такого ль ждем в пути мы? Демон милый, голубой, Мефистофеля племянник, – Вот и я лечу с тобой. И земля, и небо тянет. И я, падая, лечу И горю, горю, сгорая. Шлю проклятия мечу Оскандаленного рая. В синий вечер упаду. Звезд мозгами синь обрызну. Горы черные в аду Справят огненную тризну.
31
Упал и крылья изломал И лег на жестком опереньи. И мир ему как прежде мал, И кто-то мир как лодку кренит. И он глаза, лавины глаз Швырнул лиловыми руками. И где-то буря поднялась И в бездну кинула свой камень. И закипела глубина, Волнами злобствуя и тужась. И в черном мире застонал, Как чайка беленькая, ужас. А он до сей поры лежит. Не мертв, но, словно мертвый, нем он. Влюбленный в звездные ножи, Влюбленный безнадежно демон.
32
Ты, как бокалы, черепа До их бездонной смертной глуби. В горах вечерних откопал Твою печаль лиловый Врубель. И саркофага тонкий меч От перьев желтых зорь очистил. И ребра все до синих плеч Изрезал лотосами истин. И через край хватил златой И в сумасшедшем доме умер. Но, горькой жаля красотой, Живет прекрасное безумье.
33
Не надо нам добра, не надо… И дней золы не надо нам. Многовековым звездопадом Родная Русь удобрена. Кругом, как войско, перелески К боям готовые стоят. А грусть гармошки деревенской По сердцу льет вечерний яд.
