Ничего антисоветского он в эти годы не писал. Напротив, «средь народного шума и спеха» мог убедиться, что советские люди живут всё лучше. Единственно тревожная строка начинает стихотворение «Если б меня наши враги взяли», которое завершается:
О каких врагах он писал? Этот вопрос задал К. И. Чуковский. Ответ был не на словах, а на деле: Осипа Мандельштама арестовали через год после того, как закончился срок ссылки, — 2 мая 1938 года. «Особое совещание» НКВД 2 августа приговорило его к пяти годам лагеря. Как писал историк и литературовед В. В. Кожинов: «Подписавший постановление «ответственный секретарь ОСО тов. И. Шапиро» был арестован всего через три с небольшим месяца… и позднее расстрелян».
Та же участь постигла утвердившего постановление Глебова (Зиновия Юфу) и распорядившегося об аресте Мандельштама замнаркома Фриновского.
В 1933 году был арестован о. Павел Флоренский. А в ноябре 1937 года был приговорён к расстрелу «тройкой» Ленинградского УНКВД во главе с комиссаром ГБ 1-го ранга Заковским (Штубисом), которого расстреляли в следующем году. Приводя подобные примеры, В. В. Кожинов сделал вывод, что если говорить о «терроре» 1937–1938 годов, то это «было всё же трагедией определённого социально-политического слоя, а не народа — то есть бытия всей страны».
В руководстве партии, армией, органами госбезопасности сражались сторонники и противники сталинского направления развития государства и общества, завершая революционный период. Начался быстрый подъём промышленности, сельского хозяйства, науки, образования. Страна с огромным напряжением готовилась к неизбежной войне.
Академия наук фактически не пострадала, сохранив самостоятельность и дореволюционные кадры. В. И. Вернадский не был даже привлечён к дознанию, несмотря на своё кадетское прошлое, участие во Временном правительстве и прочие «тёмные пятна» в биографии. Хотя в лице одного из новых академиков- болыпевиков он приобрёл опасного врага.
Анатомия одной дискуссии
В «Отчёте о деятельности АН СССР за 1929 год» говорилось: «Не может быть сомнения, что диалектический материализм, переступивший в отчётном году пороги кабинетов и лабораторий Академии, окажет животворящее и созидающее влияние, какое он оказывает в тех областях, куда вступает как воинствующая сила нашей эры, эры социальной революции».
Владимир Иванович испытал это влияние на личном опыте. 26 декабря 1931 года он прочёл доклад «Проблема времени в современной науке», чуть позже опубликованный в «Известиях АН СССР». Говорил о новом осмыслении понятия «время» с позиций геохимии. Затронул общие проблемы научного метода и дал исторический очерк представлений о времени в науке.
Заканчивалась статья оптимистично: «Мы стоим на границе величайших изменений в познании мира, оставляющих далеко за собой эпоху создания новой науки в XVII веке… Мы только начинаем сознавать непреодолимую мощь свободной научной мысли, величайшей творческой силы человеческой свободной личности, величайшего нам известного проявления ее космической силы, царство которой впереди».
В том же номере журнала была опубликована статья недавно введенного в состав академии А. М. Деборина, идейного соратника Н. И. Бухарина. «Акад. Вернадский, — писал Деборин, — не делает никакого различия между материалистической и идеалистической философией». «Совершенно чуждо сознанию акад. Вернадского правильное представление о процессе познания», и он дает неправильную картину структуры науки во взаимоотношениях отдельных ее частей, оставаясь на почве «ползучего эмпиризма, открывающего двери мистицизму». «В. И. Вернадскому чуждо историческое понимание развития научного знания».
Общий вывод Деборина: «…нам преподнесли окутанное густым мистическим туманом «новое» религиозно-философское мировоззрение, согласно которому в мире обитают бесплотные духи («духовные начала»), существуют явления вне времени и пространства… Все мировоззрение В. И. Вернадского, естественно, глубоко враждебное материализму и нашей современной жизни, нашему социалистическому строительству…
Он чрезвычайно ярко подтверждает глубочайший кризис, переживаемый буржуазной наукой, выражающийся в резком разрыве между великими достижениями науки и враждебным ей мистически- идеалистическим мировоззрением… Преодоление этого гибельного для науки разрыва, устранение этого противоречия, оздоровление научной атмосферы, настоящий невиданный подъем научной мысли возможны лишь сознательным поворотом к философии диалектического материализма… Победа пролетариата в капиталистических странах явится гарантией и необходимым условием дальнейшего расцвета науки».
Философский разнос оборачивался политическим доносом, призывом избавить среду ученых от «чуждых элементов», глубоко враждебных «нашему социалистическому строительству».
…Первая волна «самой прогрессивной» философской установки ударила по биологическим наукам в 1923 году после выхода книги Л.C. Берга «Номогенез, или Эволюция на основе закономерностей». Автора ее заклеймили как идеалиста и мистика (в кампании активно участвовал Деборин).
Вернадского поначалу критиковали «мягко». В 1927 году журнал «Под знаменем марксизма» опубликовал рецензию И.
Бугаева на его книгу «Биосфера». Указав, что в книге есть и «дурные стороны», критик сделал вывод: «Довольно интересная книжка Вернадского требует все же к себе критического отношения».
Через четыре года в том же журнале выступил Д. Новогрудский. Суть и тон этой статьи отражает эпиграф: «Необходима еще неустанная работа по искоренению существующих и возникающих в различных научных областях теорий, отражающих буржуазное и социал-демократическое влияние» (Постановление ЦК ВКП(б) от 15.III.1931 г. по докладу Президиума Комакадемии).
Признав практическое значение геохимии, Д. Новогрудский добавил: «Эта же наука служит для некоторых ученых основой для развертывания самых реакционных идей и теорий. Таковы биогеохимические идеи акад. В. И. Вернадского».
Многие концепции Вернадского, по мнению критика, — «образцы поповской мудрости», написанные «фанатичным религиозником, во что бы то ни стало стремящимся очернить и разбить ненавистный ему материализм». Надо «обезвредить» реакционные идеи Вернадского, ибо «объективно они отражают и укрепляют позиции классовых врагов, позиции международной буржуазии, с ненавистью стремящейся выбить из рук пролетариата основные рычаги науки, необходимые для социалистического преобразования общества».
Вывод Новогрудского: «Работы и мировоззрение акад. Вернадского в целом являют собою поучительный пример того жалкого состояния, в которое повергается наука, находящаяся в плену буржуазной идеологии… Поражает тот низкий теоретический уровень, на котором ведется обсуждение принципиальных вопросов методологии научного познания», при сочетании экспериментальных исследований «с жалким эклектическим и реакционным бредом в области теории».
Выступая «под знаменем марксизма», критик дал политическую оценку научных взглядов Вернадского, употребляя такие выражения, как «тормоз перестройки академии», и утверждая, что мировоззрение ученого «непосредственно приводит к реакционнейшим выводам в области практики нашего строительства».
Деборин продолжил обличение идеологического и классового противника, каким уже был представлен Вернадский. Теперь критику перенесли на страницы специального научного издания. Это должно было показать научный характер «полемики» и укрепившиеся позиции идейных противников
