обдумывая следующую фразу.
Данилов молчал.
– Ты больше не придешь...
– Наверное – да. – «Наверное» Данилов вставил из вежливости. – Не приду.
– Тогда я возьму от жизни все, что она способна мне дать, ладно? – Рука Ольги скользнула вниз по животу Данилова, проверяя, готов ли он к новым подвигам.
Для того чтобы немедленно встать и уйти, надо было быть святым праведником. «Семь бед – один ответ!» – рассудил Данилов и около получаса ни о чем больше не думал...
На обед Ольга разогрела в микроволновке пиццу, которую они мгновенно съели. Пришлось доставать из холодильника новую.
Данилов чувствовал себя неловко, а Ольга держалась естественно, без тени смущения. Шутила, интересовалась гастрономическими предпочтениями Данилова и рассказывала смешные случаи из жизни своего отделения.
Начала она с суеверного заведующего отделением, не выносящего идущих навстречу санитарок с пустыми ведрами, затем рассказала об одном из врачей, достававшем коллег своим поэтическим дарованием, которого на самом деле не было, и так постепенно дошла до санитаров.
– Наш санитар Юрий Ильич, который возит народ на рентген и прочие обследования, когда-то был художником. И вроде неплохим. Хорошо зарабатывал, много пил и в конце концов оказался на койке у нас в нейрохирургии. Пока лежал, присмотрел себе работу, правда, не в нейрохирургии, а у нас. Конечно же он любит, когда его благодарят – полтинником или там сотней. И как-то раз один то ли жадный, то ли выживший из ума дед отблагодарил Юрия Ильича белорусской сторублевкой, то есть по нашим деньгам дал ему рубль. Ильич обиделся и решил отомстить. Дома карандашами нарисовал полтинник, который с трех шагов, если не сильно приглядываться, можно было принять за настоящий, и на следующий день торжественно вручил его деду со словами: «Вы мне вчера много дали, вот вам сдача». Произошел скандал, в результате которого полтинник забрал себе наш заведующий, в свою коллекцию интересных вещей. Теперь все отделение пристает к Ильичу – то пятитысячную просят нарисовать, то сто долларов...
Данилов слушал, ел пиццу и, чтобы не казаться невежливым, травил в ответ свои байки – токсикологические и скоропомощные.
– Если что – заходи в гости, я буду рада, – сказала Ольга, целуя Данилова в щеку на прощание. – Можешь считать это постоянно действующим приглашением...
«Вроде абонемента», – чуть было не пошутил Данилов, но вовремя осекся, поняв, что это прозвучало бы по-хамски.
– ...В одинокой жизни есть свои преимущества и свои недостатки, – после небольшой паузы продолжила Ольга. – Я привыкла к одиночеству и иногда просто смакую его, но ничего замечательного в нем не нахожу. Как будто нет нитей, связывающих меня с миром... Это я к тому, что я действительно буду рада тебя видеть.
– Спасибо, все было замечательно, – ответил Данилов.
Телефонами они так и не обменялись.
«Мальчишка! Идиот! Казанова с музыкальными наклонностями! Искатель приключений на свою голову!..» Фантазия у Данилова была хорошей. Пока ехал в метро, наградил себя доброй сотней уничижительных эпитетов. Заодно подумал о том, как объяснить дома столь позднее возвращение с дежурства.
Собственно, вариантов было два – сказать правду и правдоподобно соврать. Правдивый вариант был хорош с точки зрения правдивости как таковой и плох во всех остальных отношениях.
Ну что может подумать женщина, муж которой только что признался в измене? Какие чувства она должна испытывать? Скакать от радости, вот, мол, он у меня какой мачо? Навряд ли... Радоваться тому, что у мужа от нее нет секретов? Да – и одновременно расстраиваться от того, что муж ей изменил. Дальше начнется анализ, то есть банальное «самокопание» – почему так произошло? Ведь раньше он так не поступал? И так далее, до полного разлада в семье. А может, просто впасть в ярость и устроить скандал. Если хорошо постараться, потом стыдно будет обоим. И больно...
Короче говоря, правда правде рознь, что бы там ни утверждали Сократ и Лев Толстой. Есть такая правда, от которой ничего, кроме вреда, не дождешься.
«Это был единичный случай, – убедил себя Данилов. – Можно считать, что ничего не было, а то, что было на самом деле, лучше поскорее забыть!»
Забывать в одиночку проще, чем забывать вдвоем, поэтому следовало придумать подходящий повод для оправдания. Данилов решил не мудрить и сослаться на то, что его подвел сменщик, доктор Агейкин, опоздавший на пять часов. Версия была простой, как правда, и безопасной, как искусная ложь. Провалиться она могла лишь в том случае, если бы Елена, обеспокоенная долгим отсутствием Данилова, в первой половине дня позвонила ему на работу по одному из телефонов приемного отделения и узнала, что он ушел вовремя. Но Елена прежде всего позвонила бы на мобильный. На мобильный же никаких звонков не поступало. Значит – версию можно озвучивать, все в порядке, комар носа не подточит.
Так оно и вышло. Елена только поинтересовалась в отношении Агейкина:
– Видно, погулял хорошо накануне?
– «Хорошо» – не то слово. – Данилов запнулся, возводя напраслину на ни в чем не повинного коллегу, однако – пронесло. Больше вопросов не последовало. Данилов скинул кроссовки и отправился под душ – смывать с себя грехи. Смывал обстоятельно, долго, но чистым себя так и не почувствовал.
Для пущего правдоподобия ему пришлось съесть обед, приготовленный Еленой, – грибной суп-пюре и свиную отбивную с гарниром из цветной капусты. Причем съесть не абы как, медленно действуя столовыми приборами, а с огромным аппетитом изголодавшегося человека. Ничего – справился, только от добавки наотрез отказался, потому что для добавки места попросту не было.
– Ляжешь спать?
– Нет, полежу и посмотрю телевизор, – ответил Данилов. – У нас, часом, нет никакой новой комедии?
– Есть одна о том, как три дамы грабят банк. Я ее уже смотрела, мне понравилось. Хочешь?
– Да я просто всю неделю мечтал увидеть, как три дамы грабят банк! – пошутил Данилов. – Надо же расширять кругозор, глядишь, и пригодится. Стрельбы там много?
– Нет совсем, разве что один взрыв в самом конце...
– Не рассказывай, умоляю! Где диск?
– Скорее всего, в плеере.
Фильм оказался хорошим – что называется, весело и со смыслом. Немного удивили отсутствие счастливого конца в заключительной части, но в последних кадрах все стало на свои места – прытким особам удалось остаться при деньгах.
Где-то на середине фильма к Данилову присоединился Никита. Когда фильм закончился, Никита спросил:
– А что такое «аберрацио иктус»?
– Насколько я помню, это юридический термин, – напряг память Данилов. – Что-то вроде того, когда хочешь убить одного, а случайно попадаешь в другого.
– А я думал, это из медицины, раз латынь.
– Латынь много где используется. А можно полюбопытствовать, откуда такой интерес?
– Ну... одна из наших девочек сказала... своему парню, что встречаться с ним – это «аберрацио иктус».
Без труда можно было догадаться о том, что этим парнем был Никита. Хотя бы по его пунцовым ушам.
– Какие у вас продвинутые девочки! – удивился Данилов. – Этот термин, кроме юристов, мало кто знает.
– А что она хотела сказать на самом деле?
– То, что парень ей не нравится, наверное.
– Я тоже так подумал, – «раскололся» Никита, – только не понял, что такое «аберрацио иктус», а она объяснять не стала.
«То, что произошло со мной сегодня, это тоже ведь своего рода «аберрацио иктус», – подумал Данилов. И тут же возразил себе: – Нет, неверно. «Аберрацио иктус» подразумевает изначальное стремление совершить преступление, а у меня такого намерения и в помине не было...»
Глава восьмая БОЛЬНИЦА ПРИ ИНСТИТУТЕ ИЛИ ИНСТИТУТ ПРИ БОЛЬНИЦЕ?
Данилов поначалу не придал значения шуму, доносившемуся из смотровой. Ну, голоса и голоса, может быть, к медсестре Маше заглянул кто-то из медсестер, и теперь девушки рассказывают друг другу анекдоты. Но очень скоро разговор перешел на крик, и Данилову пришлось покинуть диван в ординаторской и пойти наводить порядок. Орать в медицинском учреждении нельзя.
В смотровой давала волю эмоциям толстуха в розовом сарафане. Стояла в бойцовской позе скандалистки – левая рука упирается в бок (заодно и висящую на плече сумку оберегает от посягательств), правая протянута вперед и то грозит указательным пальцем, то потрясает кулаком, то машет ладонью. Со стороны может показаться, что женщина играет в «камень – ножницы – бумагу».
– Да я вас всех тут!.. – орала толстуха. – Вы еще не понимаете, с кем связались! Самому Целышевскому завтра же расскажу, что у вас здесь творится! Я не семечками на базаре торгую, я в городской администрации работаю!..
Стандартный набор фраз и угроз – ничего нового. Маша благоразумно стояла в трех метрах от посетительницы, возле открытой двери, ведущей в коридор (мало ли что психопатке в голову взбредет – еще с кулаками накинется), а за порогом переминался с ноги на ногу охранник.
Судя по тому, что охраннику не было велено выставить посетительницу за дверь, Данилов предположил, что ее гнев не беспричинен.
– А это – кто?! Ваш заведующий?! – Толстуха впилась глазками в Данилова.
– Я дежурный врач приемного отделения, – представился Данилов. – В вечернее время, когда начальство отдыхает, решаю вопросы вместо заведующего. Фамилия моя Данилов. Зовут Владимиром Александровичем.
– Вы, наверное, уже все слышали?!
– Я слышал, как здесь упоминали директора департамента здравоохранения, его здесь часто вспоминают, и еще слышал, что вы работаете в
