красной физиономии пациента и исходящему от него запаху было ясно, что употребил он прилично. Даже очень.
– И самые дорогие коньяки подделывают, – успокаивающе сказал доктор, придерживая пациента. – Осторожнее... Миша, помоги-ка!
Вдвоем с фельдшером они переложили пациента на кушетку, рядом фельдшер поставил портфель. Переложили, конечно, преждевременно, не дожидаясь, пока Данилов скажет, что принял его. Данилов возражать не стал – с кушетки свалиться труднее, чем с каталки. И не так опасно. А в случае чего – переложат обратно, никуда не денутся. Прошли те времена, когда «скорая» могла внаглую оставить привезенного больного в приемном покое, послав дежурного врача с его возражениями на три веселые буквы. Нынче за один такой эксцесс вылетишь с работы ласточкой. Вольной, беззаботной птицей.
– Взяли из офиса, праздник у них растянулся на несколько дней, – сказал врач «скорой» и, не дожидаясь, пока Данилов поинтересуется, с какой стати ему под видом отравления привезли банальный запой, добавил: – Также жаловался на преходящее резкое ухудшение зрения, вплоть до полной потери, кровь в моче, неукротимую рвоту. Так ведь, Алексей Елизарович?
– Так, – подтвердил Алексей Елизарович. – И еще вкус во рту неприятный, металлический, вроде ржавую железку сосал.
– А обычно какой? – поинтересовался Данилов.
– Что, не знаете, каково во рту с похмелья? – Взгляд пациента из снисходительного стал удивленным. – Как кошки насрали!
«Да, действительно, – подумал Данилов. – Ну ты и спросил, Вольдемар».
– Диабета в анамнезе нет, – добавил толстый врач. Данилов был склонен подозревать, что преходящее ухудшение зрения, если таковое имелось, вызвано не столько качеством спиртного, сколько его количеством. Кровь в моче может оказаться последствием поедания винегрета – свекла, как известно, окрашивает мочу в красный цвет, ну, а насчет вкуса ржавого железа и говорить нечего. Но с другой стороны, нельзя отказывать в госпитализации, если ты на сто двадцать процентов не уверен в своей правоте. А вдруг и зрение пропадало, и кровь в моче была и есть? Действительно, разве мало подделывается дорогого алкоголя? Если вдуматься, то его подделывать не менее выгодно, чем гнать «паленую» водку. Объемы, конечно, меньше, но и навар с каждой бутылки не в пример выше. Да и сотрудники в супермаркете могут умело снять пробку, не откручивая ее, не деформируя и не царапая, выпить двадцатилетний французский коньяк (все ведь в жизни хочется попробовать, не так ли?), налить в опустевшую бутылку какой-нибудь бурды, закупорить по новой и выставить на стеллаже. Что – не бывает такого? Да сплошь и рядом!
– Оставляйте, Данилов принял.
– Автограф, пожалуйста.
Данилов расписался, подождал, пока Таня задаст несколько положенных при оформлении истории болезни вопросов, попутно узнал, что Алексей Елизарович работает генеральным директором на некоей фирме, в названии которой на полдюжины согласных звуков приходится один гласный, и приступил к осмотру.
– Татьяна, ты очень занята? – в смотровую заглянула старшая сестра приемного отделения. – Можешь зайти ко мне на минуточку?
– Иди, – разрешил Данилов. – Кардиограмму я сам сниму.
Налет на языке, слегка учащенный пульс, незначительное повышение давления, болезненность при пальпации в левом подреберье... Больше ничего при осмотре выявить не удалось. На кардиограмме ничего крамольного тоже не было – нормальная такая кардиограмма, дай бог каждому.
Вернулась Таня.
– Сколько можно перекраивать график! – возмущенно сказала она, но Данилов сделал вид, что ничего не слышит. Он не любил обсуждать посторонние проблемы, как рабочие, так и нерабочие, при пациентах.
Даже не то чтобы не любил, а считал недопустимым.
– У меня к вам такое предложение, Алексей Елизарович, – сказал он, когда пациент оделся и сел на кушетку.– Полежите сутки у нас в приемном отделении. Понаблюдаем за вами, «промоем» организм, окончательно определимся с диагнозом и решим, что делать.
– Какие могут быть варианты?
– Или положим вас в отделение, или, что наиболее вероятно, выпишем домой, убедившись, что вашему состоянию ничего не угрожает.
– Вы только убедитесь, – попросил пациент. – Я ведь приехал к вам не потому, что мне жить негде, а потому, что в этот раз почувствовал себя не так, как прежде. Реально – хуже почувствовал...
– Непременно убедимся, – пообещал Данилов. – И кардиограмму снимем в динамике, и вообще сделаем все, что требуется. Иначе для чего вас оставлять?
– Я вас отблагодарю! – пообещал пациент.
– Благодарности принимаются исключительно в словесной форме, – строго сказал Данилов.
– Как знаете. – Алексей Елизарович пожал плечами, словно хотел сказать, что набиваться со своей благодарностью не станет, его дело предложить.
– Тогда – пока все. – Данилов обернулся к Тане: – Проводите Алексея Елизаровича в палату, а я пока распишу назначения.
От кресла-каталки пациент наотрез отказался, сказав, что дойдет сам.
– Только в коридоре не падайте, – попросила Таня. – А то мне достанется...
– Падать я буду только на койку, – ответил Алексей Елизарович, подхватывая левой рукой свой портфель.
Смотровую он покинул твердым шагом, не шатаясь и не цепляясь за стену.
«Если не выкинет какого-нибудь фокуса – вечером выпишу, – решил Данилов. – Что ему у нас «в отраве» делать? Ну – перебрал, ну – запаниковал, бывает. Состояние стабильное, видит нормально, сейчас анализ мочи будет готов...»
Совместный осмотр с заведующим, контрольное снятие ЭКГ, повторные анализы... В обеих порциях мочи не оказалось ни белка, ни эритроцитов. Еще один довод за скорую выписку. Когда Данилов в очередной раз заглянул в палату, то увидел пациента спящим. Александр Елизарович негромко похрапывал, безмятежно раскинув руки. «Когда больной спит, и доктору спокойнее», – подумал Данилов, тихо закрывая дверь.
Вроде бы все было хорошо, но какая-то неясная тревога, предчувствие беды не покидало Данилова. Даже голова начала побаливать, сначала немного, а потом все сильнее...
Предчувствие сбылось около семи часов вечера, когда Алексей Елизарович проснулся и вздумал пересчитать имевшуюся при нем наличность. Гневно сверкая глазами из- под нахмуренных бровей, он появился на пороге ординаторской, в которой Данилов совмещал питье чая с чтением руководства по судебно-медицинской токсикологии, и заявил:
– Вы украли у меня деньги!
Вот так сразу, без предисловий. И еще указал на Данилова пальцем, будто в ординаторской был кто-то еще.
– Много? – поинтересовался Данилов, ставя на стол кружку.
– У вас еще хватает наглости спрашивать?! – заорал на весь коридор Алексей Елизарович. – Или вы забыли, сколько взяли?! Так я напомню – тридцать тысяч!
– Почему вы решили, что это сделал я? – так же спокойно спросил Данилов.
– Потому что больше некому! Кто мог залезть ко мне в карман, кроме вас или вашей помощницы!
– Что случилось? – на шум подошла Таня.
– Ничего не случилось! – передразнил ее пациент. – Только вот деньги мои украли!
– Кто украл? – не чуя подвоха, спросила Таня.
– Кто-то из вас, – усмехнулся обокраденный. – Больше ведь некому, посторонних вы сюда не пускаете.
– А когда вы в последний раз видели эти деньги? – спросил Данилов, продолжая сидеть за столом. – Сегодня у нас в отделении?
– Достаточно того, что я их вообще видел! Я держал их в руках! Они лежали в моем бумажнике! – Бумажник был немедленно вынут из внутреннего кармана пиджака и продемонстрирован. – А теперь их нет!
– Может, вы пройдете внутрь, присядете и мы спокойно побеседуем? – предложил Данилов. – Кстати, а вы не могли переложить ваши деньги в другое место? Например, в портфель?
– Я не собираюсь больше ни минуты оставаться здесь! – Алексея Елизаровича просто трясло от злости, и к конструктивному диалогу он был не только не расположен, но и не способен. – Я ухожу!
Он убрал бумажник обратно в карман, но с места не двинулся. Сверлил Данилова взглядом и чего-то ждал.
– Но ведь ваша одежда была при вас, – Данилов попытался воззвать к голосу разума, – так же, как и портфель. Когда же мы могли...
Одежда, обувь и кожаный портфель действительно оставались при своем хозяине.
– Вы могли сделать это, когда меня принимали, когда я ходил в туалет, когда я спал! Мало ли возможностей! Как будто вы не знаете!
– Я не брал ваших денег, – сказал Данилов.
– И я не брала! – дрожащим голосом сказала Таня. – И вообще – как вы можете так вот, без доказательств, обвинять людей в краже? Вам не стыдно?
– Это вам должно быть стыдно! – Алексей Елизарович продолжал топтаться на пороге, не иначе как опасался, что в ординаторской, да еще за закрытой дверью, коварные злодеи – Данилов и Таня – могут сотворить с ним что-нибудь непоправимое. – Я понимаю, вы уверены в своей безнаказанности! Вы знаете, что улик нет и доказать я ничего не смогу, ведь номера купюр у меня не переписаны! Извините, не имел такой привычки – номера переписывать! Но если я не могу обратиться в милицию, где меня поднимут на смех, это еще не означает, что вам все сойдет с рук!
Данилов молча слушал. К угрозам он привык еще в скорой помощи. Опять же недаром говорится, что лающая собака никогда не кусает. Пусть орет, зачем мешать? Выплеснет все эмоции, глядишь, и спокойно поговорить будет можно.
– Все в порядке? – За спиной Алексея Елизаровича появился охранник. Выглядел он слегка смущенным, наверное, оттого, что курил на улице и сразу не услышал шума.
– Все в порядке, – подтвердил Данилов. – У нас тут очень интересный разговор, можете поприсутствовать.
– Еще один сообщник! – констатировал
