Отмечает он и то, что в бороде могут присутствовать остатки пищи (не говоря уже о нежелательных обитателях):
««Гимн бороде», — пишет Евгений Лебедев, — этот выдающийся образец стихотворной сатиры XVIII века, сразу приобрел огромную популярность у современников, о чем свидетельствует множество списков с него, обнаруженных впоследствии в Петербурге, Москве, Костроме, Ярославле, Казани, а также в Сибири — в Красноярске и Якутске».
От такой популярности более других пострадал сам автор. Последовал донос на него императрице от четырех крупных церковных иерархов. Это был серьезный выпад против Ломоносова, грозивший обернуться для него репрессиями.
Архиепископ Санкт-Петербургский, епископы Рязанский и Переславский и архимандрит Донской сообщали: «В недавнем времени появились в народе пашквильные стихи, написанные: гимн бороде, в которых не довольно того, что пашквилянт под видом якобы на раскольников крайне скверные и совести и чести христианской противные ругательства генерально на всех персон, как прежде имевших, так и ныне имеющих бороды, написал; но и тайну святого крещения, к заразительным частям тела человеческого наводя, богопротивно обругал, и через название бороду ложных мнений завесою всех святых отец учения и предания еретически похулил».
Обвинения тяжкие, хотя и основанные на лжи. То, что не только раскольников высмеивал автор, — бесспорно. Но разве он оскорблял всех вообще «персон», имевших когда-либо бороды? Нет, конечно. Почему бы ему, скажем, осквернять память Феофана Прокоповича? До Петра Великого все русские мыслители, князья, цари были бородаты; то же можно сказать и о многих прославленных философах и ученых прошлого. Вспомним хотя бы Галилея или Леонардо да Винчи…
Именно авторы этого доноса сочинили «пашквиль». Будь это их личная инициатива — ничего особенного. Однако они выступали не только как частные лица. Их поддержал Синод, предложив сурово расправиться с Ломоносовым: «Из каковых нехристианских, да еще от профессора академического пашквилев не иное что, как только противникам православной веры и к ругательству духовного чина явный повод происходит и впредь, ежели не пресечется, происходить может». Они напомнили, что в подобных случаях сочинителей положено наказывать, а их пасквили должен сжечь палач.
Тут речи нет о христианском милосердии, воздании добром за зло или хотя бы презрительной насмешке над сатириком. И если этот памфлет вызвал злобную реакцию тех, кто почувствовал себя уязвленными, значит, сатира попала в цель!
Обращение Синода осталось без последствий. За Ломоносова заступился граф Иван Шувалов, фаворит Елизаветы Петровны. Решение было правильным, даже если судить с позиций Церкви. Надо ли было привлекать всеобщее внимание к этой сатире? А то получится, что ее признали как обличающую не только бородатых староверов и отдельных непорядочных и глупых попов, а все сословие священнослужителей.
В ответ на тот донос бесстрашный «Ломонос» второй удар нанес:
Язвительные нападки на бородатость имели целью, конечно же, не всех ее носителей (подавляющее большинство — крестьяне) и не всех попов. Поэта и мыслителя возмущали лицемеры и мракобесы, «дураки, врали, проказы», для которых принадлежность к христианству только способ благополучного существования.
Ломоносов прекрасно знал: есть честные бедные священники, христианские подвижники. Но тем возмутительнее образ жизни тех, кто спекулирует на христианских ценностях!
Отсутствие административных наказаний не избавило Михаила Васильевича от нападок анонимных и злобных. Одна из них была сочинена, возможно, дворянином, постаравшимся оскорбить Михаила Васильевича за его «мужицкое» происхождение:
До сих пор точно не выяснено, кто написал на него еще один злобный пасквиль, подписанный «Христофор Зубницкий»:
Как видим, аноним не придумал ничего более остроумного, чем грозить адресату адом, язвить по поводу его внешности и пристрастия (якобы) к спиртным напиткам. Характерная деталь: аноним отмечает, что у Ломоносова есть влиятельные покровители. Мол, не будь их, расправились бы мы с тобой!
В ответ Ломоносов обрушился на анонима, имея в виду, что это или сам Тредиаковский, или некто, кому он помогал сочинять пасквиль: