Правда, назвать кабинетом тот маленький закуточек, что был у него в старом театре на площади Маяковского, было бы большим преувеличением. Это уже потом, когда мы переехали в новое (теперешнее) здание, у Кацафы появился кабинет при входе в театр, на 6-м, служебном подъезде (тогда мы входили в театр со стороны Копьевского переулка).
Я называла его в шутку сторожем — создавалось впечатление, что Иосиф Исаакович вообще не уходил из театра: придешь утром на репетицию — он уже здесь, уходишь поздно вечером — он еще здесь. Он бывал на всех наших спектаклях: вставал на свое любимое место в зале и смотрел их в десятый, в двадцатый раз — так он любил актеров. Любил настолько же, насколько сейчас нас не любят руководители театра.
Ко мне И. И. Кацафа относился как-то по-особому тепло, опекал меня с самого первого моего появления в театре. Своих детей у них с Шурочкой, Александрой Филипповной Степановой, нашей актрисой, в прошлом замечательной субреткой с приятным голосом, игравшей и характерные роли, не было. Правда, он воспитывал племянников, детей умершего брата, но то были мальчишки, а я для Кацафы стала почти дочкой. Он и вел себя со мной по-отечески. Сказать, что я благодарна ему за все, — не сказать ничего: я считаю его родным мне человеком.
И такое могли бы повторить за мною многие из тех, кто имел счастье работать с ним, чувствовать на себе его доброту. Стоило произнести среди старых актеров «Кацафа», как все сразу начинали расплываться в улыбке, у всех светлели, теплели глаза… Такой это был человек… Таких теперь, увы, уже не встретишь. Это была особая порода…
Шурочка Степанова была на нашей с Анатолием Львовичем Кремером свадьбе посаженой матерью и очень тепло относилась ко мне до самых последних дней… Умерла она недавно, несколько лет назад, намного пережив своего мужа, моего театрального «папу»… Легендарные люди… Вечная им благодарность и светлая память…
Был в моей жизни еще один замечательный человек, ставший мне родным, — наш концертмейстер Анна Ароновна Левина. Как-то так складывалось в жизни, что у некоторых моих наставников не было своих детей и они «принимали в дочки» меня. Так было с Верой Семеновной Олдуковой в училище, так вышло и с Анной Ароновной. Мы не просто много работали вместе, не просто дружили семьями — у меня с ней и ее милым, тихим, деликатным мужем Сашей были почти родственные отношения.
Мне повезло, что когда я пришла в театр, то попала именно в опытные руки главного концертмейстера А. А. Левиной. Великолепная пианистка, она дала мне очень много, была не просто аккомпаниатором, а настоящим педагогом. Прекрасно зная мир оперетты, ее специфику, она была буквально пропитана духом нашего театра, знала обо всех все. Анна Ароновна много помогала актерам, особенно молодым, участвовала, несмотря на разницу в возрасте, в наших «вылазках», ездила с нами на пикники. И не просто ездила, а была среди главных заводил. Характер у нее был хоть и непростой, но очень живой…
Работать с ней было интересно — это была личность, незаурядный, эрудированный, мудрый человек, наша «Тортилла»… Все свои партии я сдавала нашему главному дирижеру Г. А. Столярову с Анной Ароновной. Она же вводила меня и в московскую театральную среду, знакомила с актерами других театров. Я уже упоминала, что раньше не было ни одного более-менее значительного концерта, в котором бы не участвовали артисты Театра оперетты, — так вот, аккомпанировала им почти всегда Анна Левина. Это имя было известно многим исполнителям, так что знала ее чуть ли не вся театральная Москва, и везде Анна Ароновна была своя.
Хотя в театре я готовила новые партии и с другими концертмейстерами, но на концертах А. А. Левина была моим постоянным аккомпаниатором. Была она со мной и во всех моих гастрольных поездках. И вот после стольких лет совместной работы, после стольких лет дружбы мы с Анной Ароновной расстались. Вспоминаю всю эту историю и по сей день терзаюсь раскаянием, казню себя, потому что расстались мы, наверное, все же по моей вине.
Почему такое произошло, до сих пор не могу понять до конца… Ведь серьезных причин для этого не было… Но боль от случившегося мучает меня по-прежнему… Не должна я была тогда поступать так необдуманно… В одном я чиста, одно утешает меня — что сделала я что-то не то не специально…
Сложилось так, что в театре пошли спектакли, вести которые была назначена Наталья Столярова, один из наших концертмейстеров. Готовя роли в новых постановках, я занималась с ней, а на концертах мне, как всегда, аккомпанировала Анна Ароновна. В этом нет ничего особенного, и не имеет значения, с каким пианистом ты занимаешься, репетируешь в театре, а с каким выступаешь. Но в какой-то момент то ли А. А. Левина не смогла поехать со мной на гастроли, то ли мне стало неудобно, что я занимаюсь с Наташей, а выступаю с другой пианисткой, только я без всякой задней мысли предложила ей поехать со мной в поездку. Съездили мы с Натальей раз, другой…
Такого Анна Ароновна пережить не смогла и перестала со мной работать… Если бы я могла предвидеть ее реакцию… Как говорится, знал бы, где упадешь, подстелил бы соломку… Сколько раз я подходила к Анне Ароновне, извинялась, говорила: «Давайте опять работать вместе». Ответ был один: «Нет! Второй я никогда не буду!» Такой у нее был принципиальный характер: если один раз обошлась без меня — то все…
И до сих пор корю себя за случившееся. Не должна была я просто так перестать сотрудничать со своим многолетним концертмейстером… Не те были у нас отношения… Я должна была что-то предпринять, несмотря на обиду Анны Ароновны, постараться еще и еще раз уговорить ее.
А она стала выступать в концертах с нашим актером Николаем Коршиловым, но при этом до последнего дня хранила у себя мои фотографии: у нее дома была застекленная «горка» и вся она была уставлена моими снимками… Совсем как у бывшей моей свекрови, «киевской мамы»…
Вскоре после того как из театра ушел В. А. Канделаки, как не стало Г. А. Столярова, Анна Ароновна перешла работать в Институт имени Гнесиных. Она не могла приспособиться к новому руководству, к новым веяниям в театре, к новой среде, к атмосфере, менявшейся не в лучшую сторону…
А с Натальей Захаровной Столяровой мы сотрудничаем до сих пор, хотя она теперь и не работает у нас в театре. Нашему творческому союзу вот уже тридцать лет, и я не представляю себе, как могла бы выступать с кем-то другим. Н. З. Столярова — и человек надежный, и музыкант великолепный. Она украшение наших концертов, где у нее есть и свое соло — вариации на тему оперетт. Про нее справедливо говорят, что она человек-оркестр — так под ее руками звучит рояль…
Вообще должна особо сказать о концертмейстерах. В театре они едва ли не самые большие труженики. От них зависит немало — ведь для актеров очень важно, в какие руки попасть. Считаю, что нашему театру с концертмейстерами повезло — у нас работают Николай Ермаков, Людмила Семешко… Людмила так заботится о нашей молодежи, так их опекает, что устроила у себя в классе для них настоящий дом. Про нее в шутку говорят «мать-наседка», хотя Люда — еще молодая женщина. Работает у нас и прекрасный музыкант Шурочка Куксо. Правда, ей больше нравится, когда ее называют Алекс, и она всегда довольно улыбается, когда я называю ее именно так…
Вспоминаю сейчас Г. А. Столярова, Г. А. Шаховскую, А. А. Левину, И. И. Кацафу… Удивительное поколение удивительных людей, для которых театр являлся смыслом жизни. Их увлеченность, преданность делу были поразительны. Поразительны, если смотреть на них со стороны, но для них самих это было естественным. Я уже говорила, вспоминая о И. И. Кацафе, что он почти жил в театре, как и многие другие тогда. Театр заменял им дом.
К этой плеяде принадлежала и Риза Осиповна Вейсенберг, замечательный художник по костюмам. Мы не уставали поражаться тому, как малыми средствами ей удавалось достигать необходимого эффекта. Это сейчас есть большой выбор всевозможных тканей, а в те времена с этим было весьма непросто. В распоряжении Ризы Осиповны в основном были марля, дешевенький шелк, который мялся, иногда крепдешин, а из мехов — кролик… Тут особенно не разгуляешься… Но из этого Риза Осиповна умудрялась создавать невероятно красивые костюмы. И главное — они всегда были в характере спектакля, стилистику которого она чувствовала удивительным образом.
До сих нор у меня перед глазами костюмы, сшитые для «Чаниты», для «Цирка»… Когда в роли Глории я выходила в белом в черную полоску наряде с красной юбочкой, в маленькой красной шапочке, в
